Первый
Этот парень может быть обычной мясорубкой, строгающей чужие жизни легко и страшно, рассекая ножом ещё живые тела и с проклятиями ломая руками неподатливые рёбра. Он в состоянии плевать на чужие крики и в напрасно кричащие лица, равнодушно бросив позади себя ещё недавно живую судьбу, прекратившую своё существование по его прихоти. Именно поэтому его считают тем, кем он и является - способным убить. Легко, ковыряясь в зубах окровавленным пальцем и многократно закуривая заляпанную бурыми пятнами сигарету.
Однако он может быть другим. Когда вокруг непроходимый лес, скрипящий в горле песок, или закрывающие небо горы. Здесь он будет выживать, отыскивая пресную воду, ловя рыбу на нитку из распущенного носка и сворачивая руками шею попавшему в ловушку волку. Он будет умён и осторожен, поджидая с рогатиной возле медвежьей берлоги или поднимаясь по сыпучим каменным стенам, ломая ногти и матерясь на слишком скорый закат. Он построит себе жильё, маленькую хижину из веток, покрытых лопухами, или просторный шатер из бамбуковых ветвей, в котором всегда будет гореть настоящий камин, сложенный из скатившихся со склона камней и украшенный множеством подобранных на берегу разноцветных ракушек или странных по форме черепов. И он не станет убивать чаще, чем приходит чувство голода, и валить больше деревьев, чем необходимо на постройку хижины или для костра. Потому что это требует сил, а их надо беречь. А ещё он не выходит по ночам на каменистые склоны или в тёплый песок, чтобы найти какую-то заблудшую звериную душу, из которой он почему-то захотел выдавить тёплую жизнь. Потому что поздним вечером он кормит с руки любопытных белок или семью бурундуков, живущих неподалёку уже не первый месяц. Это действительно занимательно - наблюдать, как они берут крошечными лапками маленький кусочек миндаля, положенный на сломанный ноготь, и грызут этот орех, не мигая смотря в склонившееся к ним спокойное лицо.
О нём можно было бы написать книгу. Или снять кино. Чтобы его способность быть сильным дарила силы тем, у кого их слишком мало.
Но если он каким-то образом снова попадёт в мир людей, он привычно станет хищником, убивая по лишь ему понятной прихоти, потому что ценность человеческой жизни для него меньше, чем дрова для костра, а ещё в домах этого мира есть горячая вода, где в любое время можно отмыть от чужих криков свои руки.
Второй
Он спокоен, не ввязывается в драки, умеет приготовить еду, построить дом, починить игрушку и сделать счастливой женщину. В его лексиконе часто присутствует матерщина, она необходима ему для того, чтобы проветрить собственную голову в секунды стресса или опасности, поскольку он не чувствует себя уютно среди людей, но никого из ещё живых он своей бранью корябать не будет. Ему не слишком нужна религия, он не сжигает ведьм и не бьёт человека по лицу за то, что этот человек его не понял. Так всегда было.
И он тоже может убить. Как и тот, первый. В случае, если перекрыть доступ воздуха к той жизни, которой он живёт. Когда кто-то бросает в его колодец горсть своего дерьма, посмеиваясь над отсутствием у него выбора. Выбор есть. Отправиться вслед за своей грязью в этот самый колодец и вычистить его, либо остаться там. И если речь идёт об этом втором - так всегда будет. Потому что его сила и желание жить не терпят унижения, заставляя сволочей любой формы считаться с немедленным наказанием за совершённое зло. А значит истории о нём также найдут отклик среди тех, кто не находит в себе мужества на противостояние.
Третий
Этот человек многими обожаем и почитаем. Он дышал благовониями и был полон благоговений. Он не смог бы убить вообще никого и однажды даже упал в обморок от хруста случайного таракана под его домашними тапками из плюшевого дракона. Одна бабочка, сев ему на веко во время отдыха на солнечной веранде, вызвала у него приступ рвоты и едва сама не сгорела от обиды, услышав его крик отвращения. А когда он случайно попал в дремучий лес, он в слезах отчаяния подполз к оплетённому мхом дереву, сел под него, закрыл голову руками и умер.
Все вместе
Мир людей делает одних скрытными, других слабыми, третьих жестокими, остальных заставляет потерять голову ради того, что называется умением жить, а не возможностью выживать. Хищники, травоядные, насекомые и даже обычные черви, едущие вместе в одном автобусе или вагоне метро, не в состоянии держаться своей среды обитания, перемешиваясь в постоянно текущей глине, из которой через триста лет получится странное существо, ничем не напоминающее сегодняшнего человека. А лишь нечто, что от него осталось. Нет, он не будет хуже или лучше. Просто совершенно другим. Вряд ли отдающим себе отчёт в том, что привычная жизнь среди подобных превращала его в растение, насекомое или зверя. Но способным однажды понять, что слишком часто именно отсутствие рядом других людей делало его человеком.
GC