Сельские районные и прочие небольшие больницы отличаются от городских своими непредсказуемыми и немыслимо нелепыми правилами и даже не правилами, а какими-то беспредельными понятиями времён девяностых. Весь этот беспредел главврачи объясняют всегда тремя причинами - крошечная зарплата (хотя её давно увеличили в три раза), отсутствие специалистов (хотя все кабинеты ими забиты) и отсутствие жилья (хотя ни один спец в сельскую местность не переехал не получив квартиру.
У нас ввели примерно следующий порядок. Вот слали они мне почтовые извещения, слали, что я обязан прийти к моему участковому врачу. Что три года я не проходил флюорографию и другие ужасы нашего медицинского сервиса. Ну, и жена моя, приняв сторону районной больницы, допилила меня до полной сдачи напористой медицине. Пошёл я всё-таки в больницу. Встал в очередь в регистратуру и, простояв до обеда, записался на приём к своему участковому, аж через тринадцать дней. Хоть я и не болен, но спросил о том, что будет, если я за это время помру ненароком. Ведь мне уже шестьдесят шесть лет. На это получил ответ, что врачи все перегружены, что мы старики - люди закалённые, привычные жить в любых условиях, и что я спасибо должен сказать ей, доброй и справедливой, что не поставила меня в очередь через месяц, а то и далее. Раскланявшись, я высказал ей слова благодарности, тщательно подобрав слова из не признанной наукой лексики, и убрался восвояси.
Исходя из беспредельно развивающегося любопытства, переходящего в навязчивую фобию, через тринадцать дней уже в семь сорок пять я первым сел у искомого кабинета, хотя талончик у меня был на девять сорок пять. Приём начался не в восемь ноль - ноль, а в девять ноль – ноль. Врач пришла весёлой и беззаботной. Но в девять ноль-ноль в кабинет вошла шустрая, медсестра, а за ней важного вида ухоженная женщина, которая пробыла там около часа. Следом за ней прошла другая важная женщина, сопровождаемая другой медсестрой, затем важный мужчина, затем ещё более важная врачиха из соседнего кабинета. Короче – обладатель первого талона так до обеда и не прошёл. После обеда к пятнадцати ноль-ноль было принято пятеро очередников (я был седьмым - на девять сорок пять). И тут толпами повалили молодые, здоровые, смеющиеся люди, которым нужно было на медосмотр. Они моментально оттёрли всех больных и понеслось! За час кабинет прошло человек тридцать. И это медосмотр? В шестнадцать ноль-ноль вышла медсестра и объявила, что приём закончен и что мы можем расходиться. Вот тут-то она не угадала! Я вошёл в кабинет следом за ней и, встав в дверях, стал молча смотреть врачу в глаза. Её надменное лицо стало резко менять выражение. Оно стало испуганным и некрасивым.
-Что вам нужно? Мой день закончился! Я приняла тридцать семь человек! Я что железная? – она перешла на визг.
-Нет! Вы приняли только семерых больных из положенных двадцати четырёх и «сделали» тридцать медосмотров со скоростью один осмотр в одну минуту. Вся работа ваша - это тридцать липовых подписей. Тридцать преступлений! И плюс пятнадцать не принятых больных и это ещё пятнадцать преступлений! А десяток блатных приняли – это что? Итого пятьдесят пять маленьких, подлых преступлений! Так вот, как человек доводящий любое дело до конца, я прошу вас принять меня и исполнить свой профессиональный долг. Оч-ч-чень прошу!
Я разделся. Она внимательно послушала меня, измерила пульс и давление, дала направления на анализы и на кардиограмму.
-А теперь я вам очень советую принять всех, кто сейчас за дверью. Понятно?
-Понятно…
Я вышел, но за дверью уже никого не было. Плюнув с досады, ушёл домой.
На завтра я сдал анализы и прошёл ЭКГ, а на следующий день пошёл на приём. В регистратуре мне сказали, что талон к моему участковому они дать не могут, так как моя карточка находится в её кабинете и договариваться о приёме надо там. И опять я около кабинета. Между приёмами больных я вошёл в кабинет и узнал, что я должен прийти через четырнадцать дней для получения назначения на лечение.
-Извините, а почему?
-У нас очередь!
-Извините, а куда? На тот свет? Ведь больной, если он больной, без медицинской помощи в течение двух недель просто умрёт. Да две недели для того, чтобы попасть к вам на первый приём. А анализы? А если какие-либо обследования? Ты вообще кто? Врач или изверг рода человеческого? Ты чего творишь?
Она заплакала.
-В общем, прихожу завтра. Называй время.
-В пятнадцать.
На следующий день я был принят в назначенное время и через пять минут вышел из кабинета с назначениями и рецептами.
Мне на смену вошла женщина средних лет и внушительных размеров - рост под метр девяноста и с параметрами тела метр девяноста – метр двадцать - метр девяноста.
И это только приблизительно! Про вес боюсь не угадать потому, что женщины такого сложения и возраста весить могут очень много. О таких мой покойный папа говорил: «Кровь с молоком! Компот с яйцами!». Или, перефразируя, о такой женщине можно сказать: « Слона на бегу остановит! Горящую избу снесёт!» … до речки. Она сняла сапоги, которым позавидовал бы и Пётр Первый и бочком протиснулась в кабинет. Тут меня окликнул мой друг детства. Ему тоже нужно было в этот же кабинет. Мы уселись на лавочку напротив кабинета и начали, было, свой неспешный разговор. Но вдруг в кабинете раздался мощный голос больной.
- Вы что тут, охренели все? Какие три недели? Я работаю! Ясно! Я что, каждый раз за сорок километров к вам ездить буду? Посмотреть на ваши рожи? Вы что, вашу мать, страх потеряли? Я сегодня уже опоздала на автобус и мне эти сорок км пешком чапать?
Затем последовал какой-то грохот и треск. Я ворвался в кабинет. Женщина стояла, гневно посматривая то на врача, то на медсестру. Стол врача был разломлен пополам. Всё, что было на нём, лежало на полу, а врач с медсестрой бледные и плачущие в страхе прижались к стенам каждая в своём углу.
Я потихоньку взял женщину за руку и, уговаривая, начал её выводить. Выходить она очень-то и не хотела. Рыча и меча молнии в сторону бедных медиков, она упиралась, но всё-таки из кабинета вышла. Тут она продолжила свою непередаваемую и не переводимую на другие языки речь. Прошло минут пять, когда она решила всё-таки надеть сапоги. Наклонившись головой к двери кабинета женщина начала обуваться. Когда она обувалась, то замолчала. Видно трудно было говорить в позе обувания сапог. Но когда она уже заканчивала процесс, дверь кабинета резко открылась и оттуда пулей вылетела стокилограммовая (приблизительно) медсестра. Такой удар по темечку хорошей деревянной (не фанерной) дверью не выдержал бы и слон. Но наша героиня буквой «Г» пролетела с метр и затем, не падая на спину, несколько раз подпрыгнула на «пятой точке» и «устаканившись» стала ощупывать свою несчастную голову. Затем она стала подниматься. Мы с другом бросились помогать ей. Когда она твёрдо встала на ноги, мы с другом ощутили большое облегчение. Если вы не поняли – лёгкими мы стали, когда она легко встряхнулась и мы с другом, не касаясь ногами пола, оказались сидящими на нашей лавке.
Затем она взялась за дверь, легко выдрала её из косяков и бросила в кабинет. Потом поправив причёску, надела пальто и норковую шапку, взяла свою сумку и гордо пошагала на выход. Я пошёл за ней. Когда мы вышли из больницы я спросил её:
-А вы, правда, опоздали на автобус?
-Ага!
-И ехать не на чем?
-Ага!
-И ночевать негде?
- С тобой что ли, предлагаешь?
Она остановилась и повернулась ко мне. Я никогда не крестился и не умею этого делать, но тут я непроизвольно несколько раз перекрестился и не помню какой рукой.
-Ты что мужичок?
-Н-н-ничего… М-может вас подвезти?
- За сорок – то км?
- Можно и дальше.
-Ну, поехали, коль не шутишь!
Усевшись в мой РАФ-4, она с удовольствием отметила, что никогда ни ездила на таких просторных иномарках. Всю дорогу она рассказывала разные деревенские истории. Мы смеялись с ней до слёз. Когда подъехали к её дому, она подала мне руку и сказала:
-Ну, вот и приехали. Хорошее всегда кончается быстро. А мы так и не познакомились! Меня все Доктрина зовут.
- Это что, имя такое?
-Да, нет! Прозвище деревенское.
-Ну, а звать –то как?
-Смеяться будете…
-Не буду! Ей Богу не буду!
-Ладно! Не лопните со смеху! Зовут меня Евлампия Апполинарьевна. Девичья фамилия Дурокаева, а по мужу Дуремарова.
-Да, редкое сочетание! А других фамилий в вашей деревне не было?
-Были, конечно, а вот подошёл ко мне, только мой суженный. Сказал, мол умные к умным, а дурак к дуре. Можно было и фамилию не менять. Да и крупный он был мне под стать. Так и сошлись. Сын у нас родился. Сейчас живёт с семьёй на Камчатке. Сменил отчество и фамилию. Теперь он Юрий Юрьевич Иванов. Живёт хорошо, без обид и насмешек. Муж сбежал от меня семнадцать лет назад и исчез. Сама-то я ветфельдшер. Сейчас лечу собак, кошек и прочую радость для людей. Ну, и сельскохозяйственных животных в близлежащих сёлах и деревнях не забываю.
- А меня все Григоричем кличут.
-Очень приятно!
-А можно я вас Евой буду звать.
- Конечно! Меня никто и никогда так не звал.
-А как же вы стали Доктриной?
-Это просто. Ветеринарный доктор, у нас был маленький. Он – Доктор. А я, его помощница, большая - Доктрина.
Ещё раз отсмеявшись, мы попрощались и я уехал. Всю дорогу назад я вспоминал её весёлые и добрые рассказы, которые я и намерен описать под названием «Рассказы и байки Доктрины!"