Багратион. Поле укоризны

Вахтанг Буачидзе
        Суровая армейская субординация требует от солдата  беспрекословного подчинения командиру. Любви она не требует. Не требует этого сердечного чувства и командир, разумно полагая, что пусть солдаты лучше его боятся, чем любят. Правда, во все времена в армиях разных стран находились командиры, бояться которых не получалось, а любить хотелось.
       Ну как было не любить генерала Багратиона гусарско-гренадёрскому служивому люду российской армии начала девятнадцатого столетия?! За плечами багратионовских солдат насчитывался не один десяток горячих баталий. В каждой из них атаки на позиции неприятеля Пётр Багратион возглавлял самолично; от пуль не прятался; саблей рубил, штыком колол на жгучую  зависть бывалым рукопашникам. На биваках солдатской кашей из общего котла не брезговал, спал на грубой рогоже под звёздными прусскими, шведскими, турецкими небесами, вслед за наземными победами русского оружия постепенно входившими и в пределы российского надземного пространства…
       Да, грузин по крови, Багратион, конечно же, был всецело предан своему новому, российскому отечеству. За этот чистый, далёкий от карьеризма беспримесный патриотизм солдаты тоже любили командира. Русскому крестьянину, на двадцать пять лет отлучённому от дома, наверняка грело душу и то обстоятельство, что грузинский князь с грустной полноправностью мог подхватить старинную рекрутскую песню «Наши жёны - ружья заряжёны, вот кто наши жёны». Петру Ивановичу не повезло в семейной жизни. Пока генерал от инфантерии завоёвывал для России новые земли, молодая супруга его, графиня Екатерина Скавронская без устали завоёвывала сердца всё новых и новых поклонников.
       Последний год своей жизни Багратион встретил женатым бобылём – без второй половинки, энергично искавшей себе первую в европейских столицах; без собственного очага, у которого видавшему виды воину впору было писать военные мемуары. Приняться за воспоминания помешало наполеоновское нашествие. Весть о назначении главнокомандующим Второй Западной армией застала Багратиона в селе Сима. Здесь, на Владимирщине располагалась усадьба близкого друга полководца, князя Бориса Голицына, женатого на его четвероюродной сестре Анне Багратион. Сюда раненого Багратиона привезли после Бородинского сражения, ставшего для него роковым. Засевший в бедре левой ноги осколок пушечного ядра причинял сильнейшую боль. Двадцать вёрст до огромного голицынского дома с мезонином владимирские мужики бережно несли генерала на руках.
       Приставленные к Багратиону армейские лекари, к сожалению, повели себя не столь ревностно. Гангрена свершила своё чёрное дело раньше, чем они наконец-то обработали рану по всем правилам военно-полевого хирургического искусства. Промучившись две с половиной недели, Пётр Багратион скончался в двенадцатый день сентября 1812 года и был похоронен по православному обычаю в Богоявленской церкви села Сима Юрьев-Польского уезда Владимирской губернии.
       Стараниями Дениса Давыдова, боевого товарища и верного адъютанта, в 1839 году состоялась церемония перезахоронения  праха Багратиона на Бородинском поле. Перед свежевырытой могилой склонил голову сам государь Николай Первый и парадным строем прошли императорские войска. Россия худо-бедно чтила память Багратиона почти сотню лет. Отношение к герою резко переменилось в 1932 году: видно, массивная чугунная плита на его могиле крепко мозолила глаза советским металлозаготовителям. До царских ли было генералов, когда пролетарская власть пеклась об увеличении выплавки чугуна и стали на душу населения в стране?..  И могилу Петра Багратиона взорвали…  Мало кто знает, что в 1959 году взорвали и Богоявленскую церковь во владимирском селе Сима. На русской земле не осталось следов последнего упокоения одного из величайших её полководцев. Похоже, сбывалась вложенная Львом Толстым в уста одного мимолётного персонажа «Войны и мира» пророческая шутка: « Если бы не было Багратиона, его надо было бы выдумать».
       Но Багратион был, и в измышлении не нуждался! Следовало просто по-человечески обозначить место его вечного пребывания не только в народной памяти, но и на земле народа, у которого эту память почему-то отшибло. Амнезия, к счастью, сошла на нет к очередной юбилейной годовщине исторической битвы. Усовестившиеся археологи основательно перелопатили участок Бородинского поля вблизи более полувека назад взорванного склепа Багратиона. Нашли четыре медных пуговицы и фрагменты раздробленных мелких костей, уместившихся в одну пригоршню. Фактическую принадлежность находки осквернённым останкам князя Петра должна была подтвердить сложная ДНК-экспертиза. На проведение таковой у московских энтузиастов-археологов средств не нашлось, а безвозмездный труд эксперты сочли чрезмерно обременительным…
       В августе 1987 года предполагаемый прах человека, стократно приумножившего военную славу России, в очередной раз предали земле. Всё на том же Бородинском поле. Ритуалом погребения руководил полковник, начальник политотдела подмосковной пехотной дивизии. Более высокие чины, очевидно, оттягивались в летних отпусках. Ни генсек компартии, ни министр обороны на церемонии тоже не присутствовали. Оба были заняты перестройкой – страны и армии. Почётный караул сопроводил скорбную процедуру прощальным салютом. Троекратный залп подвёл последнюю черту под точно таким же числом погребений грузинского князя, отдавшего жизнь российскому императорскому престолу.
      Конный памятник генералу Багратиону, - первый в городской скульптурной монументалистике, - появился не где-нибудь, а в Тбилиси. В далёком ныне 1984 году. Наш замечательный ваятель Мераб Мерабишвили воссоздал в бронзе образ героя, преисполненный его лучших прижизненных качеств, в первую очередь - боевых. Достойнейшую природу этих качеств прекрасно охарактеризовал в своих записках близко знавший Багратиона офицер-литератор Фёдор Глинка: «На него находили минуты вдохновения. Огонь сражения зажигал что-то в душе его. Глаза его сияли, он командовал, и в бурке, с нагайкой в руке, на донском жеребце нёсся, опережая колонны, чтобы из начальствующего генерала стать простым передовым воином…».
       Блистательно перевоплощённая копия этого словесного портрета – бронзовый Багратион на старотбилисской набережной. Разве что вместо нагайки скульптор вложил ему в руку кавалерийскую саблю да скинул тяжёлую бурку. А солдатские колонны, идущие в атаку за простым воином в генеральских эполетах и за его славным бессмертием, мы можем домыслить сами.


Поле славы. Поле укоризны.
Совестно признаться, что не сам
Прах Багратиона после тризны
Взвился к бородинским небесам.
Над богопротивным безрассудством
Дух Багратиона воспарил.
Смолкла чернь. Заговорило чувство.
Генерал с Творцом заговорил:
"Хорошо ли, плохо ль, Боже правый,
На соединение с душой
Из моей неправедной державы
Поспешает плотский образ мой.
Он неузнаваемо разрознен
И несобираемо разъят,
Пережив прижизненные козни,
Пережил он и посмертный ад.
Пусть я грешен, но не обезбожен,
Коль перед тобой теперь стою
И хочу не саблю рвать из ножен,
А местечко приискать в раю
Плоти с духом воссоединенью,
Окончанью пушечной пальбы,
Женщине, молниеносной тенью
Затенившей свет моей судьбы.
Мраком не темни его, Создатель!
Жизнь свою как мог, так и прожил, -
Воин и слуга, но не каратель,
Я твоё прощенье заслужил".

Сжалился всемилостивый Отче:
Князя окропил живой водой, -
Только никогда он не захочет
Вновь вести полки в неравный бой
С неизбежным предопределеньем -
Гибелью от вражьего ядра
И кремлёвской черни повеленьем
По ветру развеять прах Петра.
На запоре райские угодья,
Конь гнедой пасётся у ворот.
Опустил Багратион поводья.
Ждать придётся долго. Он и ждёт.