Прости меня, мамочка, за все!

Людмила Ойкина
 Твой отеческий дом,
 Он достоин прощального взгляда,
 Даже если за взгляд
 Обращаешься в столп соляной.
                (Наталья Кристина Вербицкая)

Приехав в Москву, Катя нашла в почтовом ящике письмо от своей сводной сестры Нади. Сестра настойчиво звала домой, мол, мать ждет не дождется встречи с тобой и просит приехать, как можно скорей.
Катя 5 лет не была дома. Полгода в Африке, полгода в Москве, все дела и дела. Разработка новых лекарственных средств, клиническое испытание лекарств в лабораторных условиях, отнимали все ее свободное время.  Да, еще в последнее время, дело, похоже, пошло на лад. Испытуемые (мыши) после введенных препаратов, привезенных из Африки, выздоровели и вели себя, как никогда и не болевшие. К тому же она давно мечтала защититься на кандидатскую степень. «Фитотерапия или траволечение, как наука о здоровье» - была основная тема ее кандидатской.
Дочь Кати была уже замужем, жила тоже в Москве, своей семьей и не требовала теперь такого внимания, как раньше. В последнее время только наука занимала ум Кати.
 
Катя, прочитав письмо, набрала номер мобильного телефона Нади.
- Что с мамой?
- Приезжай, увидишь сама.
- Мама больна?
Сестра была кратка, сказав лишь,
- Увидишь сама. Приезжай, как можно быстрей,- и отключила телефон.
Почувствовав неладное, Катя сразу же поехала в институт и взяла месячный отпуск, сказав, что уезжает к матери в деревню.
До Пензы езды было часов двенадцать, поэтому она решила ехать на своей машине в четыре утра, чтобы быть на месте, вечером следующего дня.

Деревня встретила ее цветущими яблонями. Легкий пьянящий их аромат проник в машину Кати, и безоблачное счастье охватило сорокалетнюю женщину, по-детски шмыгающую носом, вздыхая запах родных мест.
Она еще издали увидела родимый дом,  мать с сестрой, поджидающих ее на старенькой скамейке.
 
Катя остановила машину. Сейчас, сейчас она расцелует свою старенькую маму и сестру!
Она подбежала к матери, обняла ее хрупкие плечи, поцеловала в дряблые щеки. Но, что это? Мать безучастно посмотрела на нее и спросила хриплым, словно простуженным голосом:
- Ты, кто?
- Мама, мама, дочка я твоя, Катя!
- Катя, какая Катя? Нет у меня такой дочери, Надя есть.
- Надя, что это с мамой? Почему она не узнает меня?
- Старческое слабоумие. Маразм, деменция. Называй, как хочешь. Ты же врач!
- Николай смотрел ее? (Николай бывший муж Кати, врач-психотерапевт).
Смотрел. Сказал, что это болезнь Альцгеймера, неизлечимая и не поддающаяся никакому лечению. Забирал ее в свою клинику, провел обследование головного мозга и отправил домой, сказав, что ей  требуется только домашний уход, покой и ласка.
- И, что же, просветления не бывает?
- Бывает. Сама увидишь. Мама, пойдемте ужинать,-сказала сестра, взглянув на мать и Катю.

Катя протянула матери руку, она резко оттолкнула ее, словно обжегшись крапивой.
- Сама дойду.
Катя со слезами на глазах, достала из багажника машины гостинцы и подарки Наде и матери, и понесла их в дом.
 
Сестра хлопотала с ужином, мать прилегла на диван, поглядывая, как Катя достает гостинцы и подарки из большой дорожной сумки.
- Ась, Катя, ты? Приехала, дочка, Уж, как мы тебя с Надей ждали вчерась.
Катя подошла к матери.
- Я, мама, твоя Катя.
- Давно приехала из своей Африки-то?
Катя, подражая матери, ответила так, как давно, когда-то говорила в своей деревне, на деревенском наречии:
- Вчерась, - взглянув на сестру. Та утвердительно, молча, мотнула головой, мол, вот и просветление!
- Пойдемте ужинать, - сказала сестра.
Мать встала с дивана, перекрестилась, тихо прочитав молитву, как всегда делала и раньше: «Отче наш»
- Отче наш, Иже еси на небесех!
Да святится имя Твое,
да приидет Царствие Твое,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь;
и остави нам долги наша,
якоже и мы оставляем должником нашим;
и не введи нас во искушение,
но избави нас от лукаваго.
Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.
Аминь.

- Мать чинно села за стол и принялась трапезничать.
- Ой, какие диковинные фрукты - то сказала она, взглянув на гостинцы дочери. На столе лежали: манго, персики, марокканские апельсины, бананы, кокосы, анноны.
И вдруг, словно спохватившись, оглянулась на дверь и позвала:
- Саня, идем ужинать, дочка наша приехала из своей Москвы-то.
Садись, садись с ней рядышком.
- Вот так всегда,- сказала на ухо Кати сестра,- сядем с ней есть, непременно зовет к столу, то моего отца Василия, то твоего Александра.
- Устала я, Надя, пойду спать. Спокойной вам ночи, прошептала, словно обессилев, мать, и ушла в спальную комнату.
Уснула она быстро, и Надя, заботливо укрыв ее теплым одеялом, вернулась в комнату.
- Вот теперь всегда так, - сказала она.
- А лекарства Коля, какие ей прописал, она принимает?
- Принимает. Сестра подала Кате коробочку с лекарствами.
- Успокаивающие. Понятно. Коля интересуется ее здоровьем?
- Бывает раз в месяц. Ты же знаешь, как мама любит его.
- Пойдем, посидим на лавочке, я так соскучилась по запаху родной деревни!

Катя с Надей вышли на улицу. Но не было у нее на этот раз чувства радости, как бывало раньше, когда она приезжала домой. Болезнь матери тревожила ее, даже теплый вечер, казалось, то и дело менял свой цвет: то сиреневый, то иссиня-темный, то почти черный. Неожиданно начал накрапывать, словно плакать, откуда ни возьмись, дождь, и сестрам пришлось уйти в дом.

Катя гостила у матери почти месяц, и мать, то была в полном разуме, то впадала в забытье. В последнюю субботу Катиного отпуска приехал Николай. Ни с чем несравнимая радость охватила мать при встрече с бывшим зятем!
Она суетилась вместе с Надей, готовя праздничный, как она сама сказала, ужин. А после трапезы, как-то сразу состарившись еще больше, поблекла, лицо ее стало мучнисто- серым, и на глазах выступили слезы.
Она легла на диван и попросила подойти к ней Катю и Николая.Взяв их руки, и, соединив их ладони, попросила: «Богом прошу, помиритесь ради своей дочери. Вы же любите друг друга!».
И вдруг ее руки стали бессильными, вялыми, безвольно упав вниз. Лицо матери стало равнодушным, она глубоко вздохнула и затихла навсегда.
-Все…, - сказал Николай. Матушки с нами больше нет.
Катя впервые за все годы показалась сама себе слабым, неразумным врачом. Она ничего не могла сделать для облегчения страдания самого родного, близкого человека – матери!
Молча, уткнувшись в плечо плачущей Нади, зарыдала не своим голосом.

Из этого дома теперь навсегда ушли ее корни: отца, ушедшего в мир иной еще совсем молодым, и вот теперь матери.

… Схоронили мать рядом с отцом Кати. Надя сказала, что так она завещала, мол, если дочь и внучка будут иногда приезжать на родительские могилки.
 
Из деревни Катя с Николаем уезжали ранним утром.
На пригорке она остановила машину и вышла на проселочную дорогу. Сквозь утренний туман ей, словно увиделась мать. Она стояла под уже отцветшей яблоней, как всегда в белом ситцевом  платке, надвинутым по самые брови. Рядом с ней стоял отец Кати (первый муж матери). Мать махала им с Николаем рукой, прощаясь навсегда, а отец, почему-то укоризненно качал головой.
- Прости меня, мамочка, за все, - крикнула Катя.
Слезы ручьем потекли из ее глаз.
- Все! Все! Все!- ответило ей тихо эхо.