Меня три раза будили ночью - первый раз Андрей и Марат, вернувшиеся с празднования дня города Москвы (в честь него и был салют). Оба весёлые, возбуждённые, кажется, немного не трезвые, звали меня на кухню - варить уху. Сказал им про новых соседей- стали потише, успокоились, но ещё долго гремели кастрюлями.
В четвёртом часу загрохотал ящиками мусоровоз, и тут же взлаяла, и никак не могла успокоиться дворовая собачонка, где-то на деревьях перед фасадом гостиницы принялся орать разбуженный всем этим содомом грач...
Проснулся от назойливого, выдёргивающего из сна звонка телефонного будильника, сел на постели, чувствуя себя совершенно разбитым после полубессонной ночи, как всегда по утрам понимая, что всё намеченное вчера вечером невополнимо, ведь я даже до метро не доволокусь.
Андоей о чём-то разговаривал на кухне с нашей новой соседкой, голоса доносились приглушённо - видно закрыли дверь, в ванной шумел душ, по подоконнику снова стучали капли дождя.
Нашарил под кроватью тапочки, встал и сразу это чувство, будто падаешь куда-то в черноту и запах дезинфецирующего мыла, которым пользуются в реанимации, а вслед за этим странное ощущение, будто кто-то перемешивает мысли в голове, а сам в это время мучительно пытаешься вспомнить что-то ускользающее, то чего никогда и не было. Переждал, пока оно схлынет, опершись руками на коричневую крышку тумбочки, чтобы не упасть, распрямился, постоял так, всё ещё задыхаясь, вытер пот со лба. Ничего страшного, бывало хуже, а в ту зиму, когда опухоль добралась до подкорки к этому прибавилась ещё и рвота, которую ничем нельзя было остановить.
После завтрака. я отвёз их в клинику. К нашему выходу в просвет между облаков выглянуло солнце, наложив на мокрый, чёрный асфальт сетку теней от веток деревьев над нашими головами, стало жарко и душно, как перед грозой.
В метро нам пришлось туго - на нашей станции не было пандусов. Марии Петровне пришлось катить по ступеням коляску, я взял на руки её внучку - неправдоподобно худую девочку лет пяти,отворачивавшую от меня бледное личико с серо-голубыми кругами под глазами. На Маяковской пандусы были, но на эскалаторе всё равно было трудно, особенно с широкой коляской.
В поликлинике я объяснил Марии Петровне, где найти одиннадцатый кабинет - самому показывать было некогда, итак опаздывал на процедуру, договорились встретиться в холле после обеда, если их сегодня не смогут принять в стационар.
После обеда я забрал их из поликлиники. Как и думал - не положили, в обоих детских отделениях не было свободного места, и всю обратную дорогу Мария Петровна отвечала мне резко, раздражённо, будто я был виноват в том, что их не смогли принять. Из гостиницы поехал в зоопарк, и просидел там на лавочке у пруда весь остаток дня под гоготание гусей, вопли огарей и стоны чомги. Потом, уже перед выходом, заглянул к моим старым знакомым- овцебыкам. Всё стадо паслось вдалеке, у забора - скопление чёрных тел на фоне зелёной травы, оттуда в крытый, полутёмный павильон хищников, пантера так же, как и прошлом году гонялась за зонтикам в руках посетителей и гулко ударялась чёрным лбом в разделявшее нас толстое стекло, тигр спал в своё отсеке, растянув на полу своё длинное, белое тело с узкими чёрными полосками, медово-жёлтый, с крупными пятнами на шкуре,ягуар, так же неожиданно выходил из-за зелени насаженных у него в вольере кустов. На последок заглянул к суркам - они гонялись друг за другом по своему вольеру, потешно дрались на жёлтом, глиняном пригорке, встав на задние лапки.
Из зоопарка в гостиницу, но сначала зашёл в магазин, и пока затоваривался там, потом продливал бронь и платил за номер на пять дней вперёд, незаметно наступил вечер.
Все, кроме девочки, были на кухне, ужинали. Быстро переоделся, сварил себе сосиски, ел их с хлебом, пристроившись на уголке стола. О чём-то говорили, уже не помню. В первом часу ночи, поняв, что сам так и не засну, спустился на первый этаж, взял томик рассказов и стихов Бунина из тумбочки позади столика портье - уезжая, некоторые постояльцы оставляли в номерах забытые книги, журналы. газеты, так что в гостинице набралась довольно странная библиотека, тут был и справочник по фармакологии, романы Донцовой и Акунина, несколько дешёвых, глянцевых журналов, "Два капитана" Каверина. Поднялся в номер и читал на кухне должно быть часов до трёх про умирающего деревенского мужика Аверкия, счастливую встречу тех двух уже немолодых людей в Париже, пока не почувствовал, что начинают слипаться глаза.
Через два дня они уехали домой, в Рязань, ждать и готовиться к операции. Хотел проводить их до поезда и не смог - именно в тот день сломалась установка, на которой я облучался, четыре часа ждал, пока починят, в светлом коридоре с искусственными цветами в горшках в по углам и в выемках стен. Никак не мог уйти - очередь была как раз моя, уйдёшь - жди до завтра. Надеялся, что они догадаются на вокзале обратиться в мед. пункт, я знал, там их примут, разрешат подождать электричку в комнате с жёсткими топчанами, покрытыми белыми, накрахмаленными простынями, потом дадут провожатого, который поможет сесть в поезд, а уж до вокзала как нибудь доберутся, может обратятся к работникам метро, или к дежурящим на станции полицейским.
Неделю спустя уехал домой и я. Два с лишним года прошло, а я всё вспоминаю ту дождливую осень, людей, с которыми меня ненадолго свела судьба в дешёвой московской гостиницы, всё думаю, как они сейчас?