Здесь будет построена землянка для
хирургического отделения №4 - для
приёма раненых с черепно-мозговыми увечьями.
На фото слева: Александр Архипович ШЛЫКОВ,
нейрохирург, начальник отделения №4 СЭГа 290.
Март-апрель 1943 года. Пыжовский лес.
АЛЕКСАНДР ШЛЫКОВ. НЕЙРОХИРУРГ - НОВАТОР
Когда началась Великая Отечественная война, АЛЕКСАНДРУ АРХИПОВИЧУ ШЛЫКОВУ (1898 – 1980) было 43 года. Возможно, он мог бы остаться работать в каком-то тыловом госпитале, где также нужны были хирурги. Но он выбрал другой путь.
Александр Архипович не оставил развернутую биографию и не написал воспоминаний о службе в сортировочном эвакуационном госпитале (СЭГ) № 290 Западного, а позже - 3-го Белорусского фронтов.
В архиве Совета ветеранов этого фронтового госпиталя есть лишь несколько листков, которые он написал - здесь короткий перечень событий в его биографии. Написано это чётким почерком; перо не дрожало. Значит, его руки - руки хирурга - всегда твёрдо и уверенно держали скальпель.
Сохранились также справка о нём, написанная кем-то после войны для Совета ветеранов СЭГа №290, и анкета, заполненная им 5 апреля 1966 года. Из этих документов узнаем подробности его жизни.
Родился Александр Шлыков 15 июня 1898 года в деревне Платоны Витебской губернии. Начинал учиться в Юрьевском университете, но помешала первая мировая война. Отправлен на фронт солдатом.
1920 - 1924 годы – время учёбы на медицинском факультете Воронежского университета. Специализировался по хирургии. Работал хирургом, а затем – заведующим хирургического отделения в шахтинской больнице Прокопьевского рудника.
В 1929 году поступил учиться в ординатуру в Москве. В 1933 - 1936 годы Александр Архипович - аспирант, а затем - научный сотрудник Нейрохирургического института.
Этот институт был создан хирургом Николаем Ниловичем Бурденко. Александр Шлыков был одним из учеников этого прославленного хирурга.
В 1937 году защитил кандидатскую диссертацию. В анкете он написал: до войны – нейрохирург, доцент. Во время советско-финляндской войны (1939-1940; «Зимняя война») работал начальником нейрохирургического отделения эвакогоспиталя № 1.
Член КПСС с июня 1941 года.
А. А. Шлыков - талантливый нейрохирург, доктор медицинских наук, профессор (1956 г.), майор медицинской службы, патриот Отечества.
Александр Архипович был награждён Орденом Отечественной войны 2-й степени, Орденом Богдана Хмельницкого, Орденом Ленина (в послевоенные годы). Имел много медалей.
Об Александре Архиповиче много рассказал в своей документальной повести "Во имя жизни" (Военное издательство Министерства обороны Союза ССР, Москва, 1956) Вильям Ефимович Гиллер, полковник медицинской службы, бессменный начальник 290-го СЭГа все годы Великой Отечественной войны.
ИЗ ХИРУРГИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ
Прежде, чем я выпишу часть текста об одной встрече из книги "Во имя жизни", сначала небольшое предисловие.
... 23 августа 1941 года. Железнодорожная станция Новоторжская близ города Вязьмы. Фашисты рвутся к Москве. Самолёты врага бомбят Вязьму и её окрестности. Тысячи раненых. Фронтовые госпитали только формируются.
СЭГ № 290 уже принимает раненых, оказывает им помощь и отправляет на санитарных поездах в госпитали, расположенные вне фронтовых действий. Не хватает персонала, медикаментозных средств, перевязочных материалов и главного - вагонов. Есть потери среди персонала.
Начальник госпиталя В.Гиллер получает сообщение, что к ним направляется главный хирург Красной Армии Николай Нилович Бурденко (1876-1946; полное звание - генерал-полковник медицинской службы, академик).
В.Гиллер знает, что "Бурденко проявляет особый интерес к черепно-мозговым ранениям, ранениям позвоночника, нарушениям периферической нервной системы и, в связи с этим, часто бывает в войсках фронта".
В кругу врачей Н.Н.Бурденко называют "Нилычем".
А теперь из названной книги:
"В операционной Бурденко радостно шагнул к нейрохирургу Шлыкову, одному из своих учеников, мобилизованному в армию в первый день войны, и порывисто обнял его.
- Вот где я, наконец, вас встретил, - сказал он, увлекая Шлыкова в сторону и не отпуская его от себя. - А мне говорили, что вы ранены и отправлены в тыл. Очень рад, очень рад, Саша, что мы встретились.
- Я действительно был ранен, - отвечал ему Шлыков, - но в тыл не поехал, а остался в этом госпитале подлечиться. Как видите, уже начал действовать. Рука, правда, ещё дрожит, нет былой твёрдости, но понемногу начал оперировать.
- Правильно, правильно, - отвечал Нилыч, - болеть теперь нашему брату некогда. Вон их сколько нас ждут! - и он показал на столы.
Шлыков не успевал отвечать на вопросы Бурденко, а тот, казалось, тут же хотел выжать из него все мысли о медицине на войне, о кадрах врачей, о жизни и быте раненых...
- Ба, чуть не забыл, - и как-то по-стариковски сникнув плечами, он подался всем туловищем вперёд. - Чуть было не забыл спросить: а где ваша милейшая супруга, не с вами ли?
- К сожалению, нет, - отвечал Шлыков. - Сколько я ни просил, ни писал, чтобы её направили со мной, ничего не помогло.
- Что отвечают?
- Пишут, что она нужна в госпитале.
- Напишите, в какой она армии, я постараюсь вам помочь. Куда же девалась моя походная канцелярия? - спросил он, поискав глазами своего помощника. И крупным размашистым почерком через всю страницу блокнота записал: " Шлыкову перевести к мужу".
Доктор-умелец Шлыков был подлинным новатором хирургии. Он умел решительно отстаивать свою точку зрения, как это было недавно, когда у него возникли разногласия с ведущим хирургом госпиталя Шуром ( Михаил Яковлевич Шур - Л.П.-Б.) о лечении раненых с повреждениями черепа.
- Я не могу согласиться со Шлыковым, - говорил мне накануне Шур. - Он нарушает установленные положения и наглухо зашивает раны черепа.
- А чем он объясняет это?
- Якобы этим ускоряется их заживление.
- Отложим этот разговор до прихода Александра Архиповича и разберём его совместно. Он не станет опрометчиво решать незнакомые ему вопросы, скорее, насколько я его знаю, он семь раз отмерит, а потом уже отрежет.
- У Шлыкова, возможно, больше опыта, но есть прямые указания по этому вопросу; мы обязаны их придерживаться. Я поставлю в известность об этом главного хирурга фронта.
- Указаний придерживаться надо, но в пределах разумного. Никакая инструкция не может предусмотреть все случаи ранений. Вопрос важный. Я позвоню Шлыкову, чтобы он после ужина зашёл, и ты приходи. Тогда и решим".
В.Е.Гиллер говорил "ты" М.Я.Шуру, так как они были друзьями. Начальник СЭГа № 290 всему персоналу госпиталя говорил "вы", требовал от врачей и медицинских сестёр обращаться к раненым по имени и отчеству, и только на "вы".
НЕ ОСТАВЛЯТЬ ОСКОЛКИ В ЧЕРЕПЕ
Александру Архиповичу пришлось немало повоевать. Нет, он не стрелял. Он воевал с чудовищными ранами солдат и офицеров. Ещё до Великой Отечественной войны (1937 г.) защитил кандидатскую диссертацию.
Специализировался, как хирург, на операциях при военных травмах головы. Участвовал в советско-финляндской войне; тогда же получил Орден Красной Звезды. Стал известен в медицинском мире как нейрохирург. Вернулся работать в Институт нейрохирургии.
Он был мобилизован за несколько дней до нападения Германии на СССР. С самого начала войны руководил нейрохирургической группой в ОРМУ (Отдельная рота медицинского усиления) - это были, можно сказать, летучие медицинские отряды хирургического профиля.
Передвигался отряд на автомобилях; с собой имел всё, что требовалось для срочных операций. ОРМУ, как дополнительное медицинское звено госпиталей, появлялись на разных участках фронтов - там, где был большой наплыв раненых.
Как Александр Шлыков оказался в СЭГе № 290? Он написал, что в 1941 году в числе медицинских работников вместе с армией уходил от наступающих фашистов; с ним был его сын Юра, в то время ещё несовершеннолетний.
Александр Архипович был ранен. И как рассказал он Николаю Ниловичу Бурденко, не уехал в тыловой госпиталь, а остался в СЭГе № 290. И как только раненная рука начала его слушаться, он стал к операционному столу.
Получается, что к началу Великой Отечественной войны у него уже был большой опыт операций при ранениях в голову. Тончайшие операции!
Именно его большой опыт и наблюдения за ранеными в послеоперационный период позволили ему использовать новые методики, не предусмотренные "установленными положениями", о которых говорил ведущий хирург СЭГа № 290 Михаил Шур.
И вот продолжение дискуссии, описанной в книге "Во имя жизни". Вильям Гиллер вспоминал:
" - Опыт работы Бурденко, практика финской войны, - говорил вечером Шлыков, поглядывая то на меня, то на Шура, - подсказывают, что зашивать раны черепа можно, но лишь в том случае, если удалены все металлические осколки. Так я и поступаю, в противном случае и не думаю зашивать раны черепа.
И, кроме того, одновременно ввожу прямо в артерию, да, да, не в вену, а в артерию, препараты сульфидина (напомню, что антибиотик пенициллин в ту пору только был открыт и ещё не вошёл в широкую практику применения - Л.П.-Б.).
Точку зрения Шура я уже знал и не мог согласиться с ней.
- Сделаем так, - сказал я, - начинайте обрабатывать черепные раны так, как вы предлагаете, но с одним обязательным условием. Никуда этих раненых не отправлять, пока вы не убедитесь, что миновала малейшая опасность осложнения...
- Но позвольте вам заметить, - сказал Шур, - это может продлиться и месяц и два. В условиях Новоторжской это просто неразумно. Зачем рисковать жизнью раненых?
- Сколько таких раненых может быть у нас?
- Человек сорок- пятьдесят, - быстро ответил Шлыков.
Я задумался.
- Хорошо, мы передадим вам вновь выстроенную землянку в горе, которая предназначалась для подземной операционной отделения Письменного (хирург Николай Николаевич Письменный - Л.П.-Б.), а ему выстроим рядом.
Начинайте, Александр Архипович, накапливайте факты, изучайте их.
- Мы с тобой, - говорил я Шуру, после того как Шлыков вышел, - должны всячески поддерживать поиски новых, более совершенных методов лечения. И твоё упорство в этом вопросе совершенно непонятно.
Как ты не понимаешь, что речь идёт не только о судьбах раненых, которых он будет наблюдать, а о многих тысячах раненых на всех фронтах? Умывать руки в таком деле непозволительно.
Ты не Понтий Пилат, а ведущий хирург госпиталя. Вникни в это слово - ведущий! Так веди их вперёд!"
Надо сказать, что Михаил Яковлевич Шур был опытным хирургом и пользовался заслуженным уважением у персонала госпиталя.
Каким-то путём весть о новой методике операций на черепе, предложенной хирургом Шлыковым, долетела до главного хирурга Западного фронта Станислава Иосифовича Банайтиса.
И вскоре после того разговора трёх хирургов, как вспоминал Вильям Гиллер, он "примчался к нам, как по ветру".
И сказал С.И.Банайтис хирургам госпиталя следующее:
- Я верю только фактам. Никто никому не позволит рисковать жизнью раненых. При малейшем намёке на возможные осложнения, воспаления необходимо немедленно распустить все швы.
Самое главное - неусыпное наблюдение за оперированными. Отдельная землянка - это хорошо, но не всё. Выделите для них специального врача, кроме Шлыкова; разумеется, бригаду сестёр - из лучших.
Создайте для них наилучшие условия. И ведите тщательное наблюдение за ранеными: почаще делайте анализы, переливайте кровь, поите, кормите, словом, ничего для них не жалейте.
И ни в коем случае их не отправляйте из своего госпиталя раньше трёх-четырёх недель. Я вам завтра сообщу, в какой госпиталь надо будет их перевезти, чтобы и там продолжать за ними наблюдения.
Связь с этими ранеными сохраните при любых условиях; только таким путём мы сдвинем с мёртвой точки лечение раненных в голову.
Одним словом, план Шлыкова я одобряю. Мы проверим это и в других госпиталях.
ОНИ ВЫБРАЛИ МОЗГ
Разбирая скупые записи Александра Архиповича о его медицинской карьере, я не могла понять, как он - студент Юрьевского университета вдруг оказался в Воронежском университете.
Разъяснение нашла в книге М.Б.Мирского "Главный хирург Н.Н.Бурденко" (Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР, Москва - 1973).
Н.Н.Бурденко в 1897 году поступил учиться на медицинский факультет Томского университета. Здесь он решил, что станет хирургом. Его кумиром был талантливый русский хирург, основоположник военно-полевой хирургии Николай Иванович Пирогов (1810-1881).
Николай Бурденко знал, что в своё время Н.И.Пирогов преподавал в Юрьевском университете (другие названия - Дерптский, Тартуский); это учебное заведение имело широкую известность.
Обстоятельства жизни в Томске сложились так, что Николаю Бурденко надо было оттуда уехать. И он выбрал Юрьев.
Воспользуюсь случаем, чтобы рассказать немного о новаторстве в медицине Н.И.Пирогова. Николай Иванович Пирогов для русской медицины - тоже самое, что древнегреческий врач Гиппократ ( около 460 - около 360 лет до нашей эры) - для всемирной медицинской науки и практики.
Николай Иванович, как хирург, участвовал в разных войнах: Севастопольская оборона (1854-1855), русско-турецкая (1877-1878) и другие. Вот откуда у него громадный хирургический опыт и блестящее знание анатомии человека.
Из книги М.Б.Мирского:
" Пирогов впервые применил на поле боя эфирный наркоз (1847 г. - Л.П.-Б.) и тем облегчил страдания раненых, а хирургам предоставил возможность делать в полевых условиях сложные операции. Он раньше других предложил крахмальную и гипсовую повязки и использовал их на войне - целебные свойства таких повязок быстро оценили и врачи, и раненные воины.
Ему принадлежит много новых идей - отказ от ранних ампутаций, "сберегательная хирургия", сортировка раненых и пр. Пирогов был участником нескольких войн и, руководствуясь своим опытом, разработал принципы организации военно-медицинской помощи. Его перу принадлежат многочисленные труды и среди них - непревзойдённое руководство по военно-полевой хирургии".
Труды Н.И.Пирогова затем штудировали последующие поколения русских (можно предположить - не только русских, ведь все идеи, включая медицинские, не знают государственных границ) хирургов. Наверное, штудируют и сейчас будущие и действующие хирурги. Войны-то не прекращаются.
Изучал их и Николай Бурденко и, конечно, его ученики-последователи. В этой же книге написано, что Николай Нилович "за время первой мировой войны сделал более двух тысяч операций; скальпель в его руках творит чудеса".
Итак, Александр Шлыков учится в Юрьевском университете; среди преподавателей профессор, заведующий кафедрой факультативной хирургии (избран советом университета в декабре 1917 года) Н.Н.Бурденко.
В феврале 1918 года в древний Юрьев входят войска немецкого кайзера Вильгельма. Все русские профессора и преподаватели уволены из вуза. Но вскоре Николая Ниловича просят вернуться на кафедру. Он не соглашается и уезжает.
Конечный пункт поезда, в котором ехал он и другие профессора, преподаватели и студенты, - Воронеж. Среди студентов был и Александр Шлыков. Вот и разгадка: как он оказался в Воронеже. Медицинский факультет Воронежского университета он окончил в 1924 году.
В Воронеже их ждала большая работа. Здесь скопились тысячи раненых, было много красноармейских госпиталей. Откуда раненые? Шла гражданская война - между "белыми" и "красными". В эту тему я углубляться не буду. Н.Н.Бурденко тогда называли "красным профессором". Александр Архипович написал, что "в гражданскую войну был красноармейцем".
Была ещё так называемая "Польская кампания", в которой принимал участие Н.Н. Бурденко. Как я поняла: во всех военных кампаниях ученики шли за учителем. И на поле боя, и в госпиталях они перенимали опыт уже маститых хирургов.
И самое главное: учились смотреть дальше наставников; за горизонт медицины. В записях Александра Шлыкова есть упоминание о "Польской кампании". Н.Н.Бурденко был приглашён в Москву народным комиссаром здравоохранения России Н.А.Семашко; переехал Николай Нилович в столицу в 1923 году.
Александр Шлыков, как уже говорилось, с 1928 по 1933 годы работал заведующим хирургического отделения шахтинской больницы при Прокопьевском руднике. В энциклопедическом словаре написано, что Прокопьевск находится в Кемеровской области, там добывается уголь. Вот почему хирург Шлыков написал, что работал в "шахтинской больнице".
В этом городе находится краеведческий музей. Возможно, там есть что-то и о нестандартном хирурге, фронтовике Александре Архиповиче Шлыкове.
За несколько лет до начала Великой Отечественной войны Н.Н.Бурденко становится инициатором открытия в Москве Нейрохирургического института (затем - Институт нейрохирургии имени Н.Н.Бурденко Российской академии медицинских наук). В период разных военных кампаний Николая Ниловича интересовали ранения мозга. Но делать операции (не только при ранениях, но и при разных заболеваниях) на мозге не решались даже очень опытные хирурги.
Русский физиолог, лауреат Нобелевской премии в области медицины И.П.Павлов говорил, что "человеческий мозг - это самое величайшее создание на Земном шаре".
Мозг был мало изучен, а потому больные не получали существенной помощи.
Но кто-то должен был проявить смелость. Во время войн при ранениях черепа люди погибали быстрее, чем при других травмах. Тем смельчаком и был Николай Бурденко. Конечно, не он один.
Александр Шлыков в 1933-1936 годы - аспирант, научный сотрудник Нейрохирургического института. И его также интересует нейрохирургия.
Из книги "Главный хирург Н.Н.Бурденко":
" А Бурденко закладывал основы для широкого расцвета советской нейрохирургии: он знал, что она будет нужна и в мирную, и в военную пору. Он радовался появлению новых нейрохирургических институтов и клиник - в Ленинграде и Ростове-на-Дону, Харькове и Горьком, Киеве и Иванове, Свердловске и Перми, Тбилиси и Одессе.
Он гордился успехами своих учеников и сотрудников, ставших затем академиками и профессорами, - Б.Г.Егорова и А.А.Арендта, М.Ю. Раппопорта и Л.А. Корейши, А.И. Арутюнова и А.А.Шлыкова, Г.П. Корнянского и И.М. Григоровского..."
Как мы уже знаем, пути-дороги учителя Бурденко и ученика Шлыкова будут пересекаться и во время самой кровавой из войн - второй мировой войны. В 2015 году исполнилось 70 лет Победы советского народа над фашистской Германией.
По телеканалу "Россия 1" был показан документальный фильм "Рецепт Победы. Медицина в годы Великой Отечественной войны". В нём было сказано, что советских медиков к войне готовил академик Бурденко.
А 65-летний нейрохирург к началу войны был очень болен (тяжёлые контузии, инсульты, потеря слуха). Но он потребовал, чтобы Военно-санитарное управление Красной Армии отправило его на фронт. Просьба его была удовлетворена. Но уже в сентябре 1941 года на одном из участков фронта у него случился "мозговой инсульт".
На лечение Николая Ниловича отправили в Омск. Будучи прикованным к постели, нейрохирург Бурденко работал - изучал опыт тыловых эвакогоспиталей, писал письма с рекомендациями для фронтовых хирургов... Пока к нему не вернулась речь (сам разработал методику), он общался с окружающими записками.
Конечно, ему советовали поберечь себя. И вот его вызов болезни:
" Если сдают физические силы, должна выручать сила нравственная. Если у тебя на руке останется только один палец - не сдавайся и работай, действуй с той же энергией, как если бы у тебя были целы все пальцы".
Он вернётся на фронт. Такими же самоотверженными были и его ученики.
В упомянутым фильме рассказано о таком эпизоде. Как-то рано-рано Николай Нилович пришёл в свой институт. Сторож сказал ему: "Идите отсюда. Все порядочные люди сейчас спят".
Это было утром 22 июня 1941 года.
Выше среди учеников Николая Ниловича назван А.А.Арендт. Он стал известным советским нейрохирургом. Это правнук Н.Ф.Арендта, военного хирурга-виртуоза, затем - лейб=медика русского царя Николая Первого.
Н.Ф.Арендт был в числе врачей, которые помогали в 1837 году раненному на дуэли поэту А.С.Пушкину. Плохо помогали! Но это другая тема.
ПРЕКРАСНАЯ ПОХВАЛА УЧИТЕЛЯ: "ВИРТУОЗ!"
Вильям Гиллер вспоминал:
" Школа Бурденко чувствовалась не только в отношении Шлыкова к работе, но и во взаимоотношениях с персоналом и ранеными. Его привлекало каждое явление в жизни госпиталя, которое могло стать предметом научного исследования и влекло за собой важные обобщения.
Старый коммунист Шлыков не представлял себе жизни во время войны вне фронта. Перенеся инфаркт сердца, имея и формальное, и моральное право вернуться в свой институт, он до конца войны остался с нами".
Когда в августе 1941 году Н.Н.Бурденко и А.А.Шлыков встретились в СЭГе № 290, расположенном на железнодорожной станции Новоторжская, они обрадовались друг другу; им было о чём поговорить.
- Ну, а теперь покажите, что вы тут хотите оперировать, - сказал Бурденко. - Ведь вы, батенька мой, и раньше были виртуозом.
Шлыков подвёл его к столу и показал раненого со сквозным осколочным ранением лобной части. Ранение свежее, результат недавней бомбёжки.
- Так, так, правильно, - сказал Нилыч, выслушав объяснения, - я очень охотно с вами пооперирую, мне особенно приятно смотреть здесь, на фронте, на работу своих "мальчиков".
Когда военврачу 2-го ранга Вильяму Гиллеру Военно-санитарное управление Красной Армии поручило организовать новый тип фронтового госпиталя - сортировочного, важным делом было подобрать персонал.
Познакомившись с врачами, он узнал следующее:
"Были среди них и участники боевых действий на озере Хасан, реке Халхин-Гол; кое-кому довелось штурмовать железобетон "линии Маннергейма". И нейрохирург - русский патриот Александр Архипович Шлыков, и украинец, насмешливый Леонид Леонидович Туменюк, и способный белорус Дима Солонович, и зауряд-врач грузин Ираклий Гоберидзе, и кадровый военный хирург еврей Иосиф Семёнович Земчук - все они горели желанием возможно лучше выполнить свой долг".
Александр Шлыков был среди тех, кто "штурмовал железобетон "линии Маннергейма", так как оказывал помощь раненым, когда шла советско-финляндская война.
...Первые месяцы войны. Идут тяжёлые бои. СЭГ № 290 в Новоторжской строит и благоустраивает землянки, в которых размещались операционные и перевязочные отделения , палаты для раненых, и разные службы, без которых не мог функционировать госпиталь. Но мест для раненых катастрофически не хватало. Нашли огромный склад, принадлежавший маслозаводу. Начали его обживать.
Свои коррективы стала вносить погода - наступала осень. Холодными ночами раненые, да и персонал, мёрзли. О том, как обогревать землянки, говорили даже на партийных и комсомольских собраниях.
Александр Шлыков предложил использовать бензиновые бочки - такими своеобразными печами обогревались во время советско-финляндской войны. Но когда снабженцы бросились разыскивать их в Вязьме и в её окрестностях, выяснилось, что бочек нет.
Выход подсказал комиссар СЭГа № 290 Георгий Трофимович Савинов ( рассказ о нём можно прочитать на этом же сайте Прозы.ру - Л.П.-Б.). Было решено направить коммунистов госпиталя к коммунистам - инженерам и рабочим различных, ещё работающих предприятий Вязьмы, Гжатска, Можайска и других городов.
Продумали конструкцию печей. Их изготовили быстро. Прибывшие с ними двое пожилых рабочих помогли их наладить.
В начале октября 1941 года СЭГ № 290 свернул своё имущество и двинулся к Москве. Дольше оставаться в районе Новоторжской было опасно - он мог оказаться в окружении. В воспоминаниях персонала этого госпиталя, опубликованных здесь же, есть подробности того, с какими трудностями, под бомбёжками большая колонна машин с имуществом добралась до столицы. Москву беспрерывно бомбили фашистские самолёты.
Первый адрес госпиталя в Москве - опустевшие корпуса какого-то института в районе Сокола. Здесь госпиталь был недолго. Во время одной из страшных бомбёжек корпуса были сильно разрушены; погибло несколько человек из персонала, в том числе и врач Зинаида Павловна Орловская. После этого СЭГ № 290 передислоцировался в Лефортово, в корпуса военного госпиталя, который на ту пору был эвакуирован в тыл.
В Москве госпиталь находился до марта 1943 года. Здесь была очень напряжённая работа, особенно в 1941-1942 годы, когда фашисты рвались к Москве. В госпиталь в сутки поступало до 10 тысяч раненых - не только с Западного фронта, но и с других фронтов.
Основная нагрузка была на хирургов и другого персонала операционных блоков. Непрерывно оперировал и Александр Шлыков.
ДИРИЖЁР В ... ОПЕРАЦИОННОЙ
Как уже было написано, Александр Архипович не оставил воспоминаний о работе в СЭГе № 290 во время Великой Отечественной войны. Наверное, не было времени. После окончания войны он вернулся в Нейрохирургический институт, оперировал, продолжал научные исследования , писал научные статьи, в 1956 году защитил докторскую диссертацию.
Но, к счастью, о хирурге рассказывали другие. Московский журналист (позже - писатель) Евгений Воробьёв выезжал на фронт, был несколько раз ранен и попадал в СЭГ №290. Писал статьи о госпитале и очерки о тех, кто в нём служил.
Сохранился его очерк, названный "Операция" - о хирурге Шлыкове. Написан он с теплотой и, я бы сказала, с неким артистизмом.
С 1966 года в Москве (до этого тоже было несколько встреч) начались ежегодные встречи ветеранов СЭГа № 290. На эти встречи приходил и Евгений Воробьёв. Его очерк хранится в Музее боевой славы средней школы № 2 г. Вязьмы.
По описанной обстановке можно судить, что в очерке речь идёт о времени (1941-1943 годы), когда СЭГ № 290 находился в Москве, в Лефортово (сейчас там находится Главный клинический военный госпиталь имени академика Н.Н.Бурденко).
Вот что написал Е.Воробьёв:
"Человек невысокого роста, с седеющими висками, моет руки долго и сосредоточено. При этом он внимательно рассматривает пальцы, будто удивлён их видом. На самом деле, человек в глубоком раздумье. Как знать, может, он отвлёкся от окружающего, забыл, где он, не слышит острого запаха нашатыря, который подымается от таза с водой. А может, он ещё раз обдумывает план операции, хочет воссоздать в памяти рентгеновский снимок раненого?
Потом человек входит в операционную, навстречу ему спешит сестра. Она держит стерильный халат цвета топлёного молока. Белизна халата утрачена, так как он многократно прогрет злым паром. Человек простирает перед собой руки, совсем как дирижёр, замерший над оркестром перед тем, как родиться первым тактам симфонии. Операционная сестра надевает на человека халат. Это походит на священнодействие.
Матовые шары электроламп льют ровный свет, им помогают два рефлектора. В углу на столе поблескивает никель инструментов.
Александру Архиповичу Шлыкову приходилось за годы войны делать операции в самой различной обстановке. Не всегда отражались в кафельных плитках круглые абажуры, не всегда операционная была такой нарядной.
Но железные законы стерильной, почти сверхъестественной чистоты, неизменны. Где бы ни пришлось оборудовать операционную - в блиндаже или в подвале.
На столе под простынёй лежит раненый. Мы успели с ним познакомиться утром в палате. Пуля настигла Сергея Ивановича Букреева в тот момент, когда он тянул телефонный кабель из передовой траншеи на командный пункт батальона.
Шлыков в последний раз подносит к свету рентгеновский снимок. Хирург знает этот снимок, но на всякий случай, желая проверить память, всматривается ещё раз. Пуля легла на снимок острым белым отпечатком, прошившим позвоночник. Этот след может оказаться смертельным, потому что дело касается спинного мозга, важнейших жизненных центров человеческого тела.
Нейрохирургия или, иначе говоря, черепно-мозговая хирургия, и врачует как раз повреждения головного или спинного мозга. Если человек ранен в голову или в позвоночник, его жизнь находится в руках нейрохирурга.
Операции, которые делает Александр Архипович и его коллеги, имеют одну важную особенность: нейрохирурги, за редкими исключениями, не усыпляют больных, оперируют под местным наркозом.
Это безопаснее для больного, у которого поражён мозг, и удобней для хирурга, который во время операции может контролировать состояние раненого.
Между делом Шлыков задаёт раненому, лежащему на столе, несколько малозначащих вопросов: откуда он родом, давно ли воюет, вкусный ли был сегодня обед, и на какой улице в Москве он живёт.
Всё это можно узнать из истории болезни или у сестры и, возможно, тут маленькая хитрость. Хирург просто-напросто хочет, чтобы раненый несколько отвлёкся от мыслей о предстоящем и поверил, что ничего особенно опасного нет, раз хирург спрашивает его о посторонних вещах.
Шлыков нетороплив в словах, немногословен и его спокойствие невольно передаётся раненому.
Шлыков - опытный хирург; за его плечами свыше восьми тысяч операций. Он сам проводит обезболивание мозга и начинает операцию. Голова и лицо хирурга, склонившегося над раненым, белы; только узкая полоска лица и глаза видны из-под марли.
Кожный покров уже вскрыт, нежная розовая ткань слегка кровоточит. Разрез, ещё один разрез, и вот уже показывается белый позвонок, а немного погодя - и засевшая в нём пуля.
Шлыков, не оборачиваясь, безмолвно протягивает назад руку в мутно-жёлтой перчатке, и операционная сестра вкладывает в ладонь скальпель, пинцет или другой инструмент. Нужно работать у одного стола несколько лет подряд, чтобы достичь такой сработанности.
Мария Черникова внимательно смотрит на рану, она знает, что именно нужно сейчас из инструментария или из растворов. По взгляду, по движению пальцев она угадывает малейшее желание хирурга, быстро реагирует на каждое изменение хода операции.
Искусство хирурга, и особенно нейрохирурга, неотделимо от его технической подготовки. Высокая техника хирурга позволяет ему делать операции быстро, при минимальном кровоизлиянии, предупреждает осложнения.
Техника той или другой операции вырабатывалась в институте академика Н.Н.Бурденко многими годами, а Шлыков - ученик Николая Ниловича и долго работал под его руководством.
Подобно тому, как скрипач доносит до нас замысел композитора только в том случае, если обладает виртуозной техникой - и может работать творчески тогда, когда техника его совершенна. Сравнение вполне уместно - подвижные, умные пальцы хирурга по-своему виртуозны, как пальцы скрипача или ваятеля.
Александр Архипович относится к числу хирургов, обладающих блестящей техникой. Он работает у стола не спеша, но очень быстро - важно выиграть во времени, сжать сроки операции.
Но вот наступает самый ответственный момент операции - открытие спинного мозга и манипуляция на нём, особенно ответственная в условиях, когда ранение проникающее и вскрыта мозговая оболочка.
Мозговая оболочка серовато-стального цвета, за ней отчётливо виден спинной мозг - белый с красными прожилками-сосудиками. Мозговая оболочка у Букреева сдавлена костными отломками; она не пульсирует.
Вот почему у раненого паралич всех проводников, идущих от мозга к периферии, ниже раны. Ноги не действуют, функции тазовых органов нарушены, кожа не чувствительна к температуре, к уколам, к давлению...
Хирург удаляет костистые отростки и дужки разрушенного позвонка и вынимает пулю, засевшую в нём. Пуля из белого металла с длинным хищным остриём.
Как только обнажается спинной мозг, темп операции сразу замедляется, теперь торопиться нельзя. В благоговейной тишине, когда люди беззвучно дышат под белыми полумасками, когда каждый шаг осторожен, когда не слышишь ничего, кроме своего сердцебиения, когда вдруг начинает казаться, что в операционной натоплено жарко, как в бане, работает хирург и, наконец, извлекает пулю.
- Злая пуля, - говорит Шлыков, рассматривая её на ярком свету и передавая сестре. Сейчас на резиновой ладони пуля кажется совсем безобидной.
Букреев слышит, о чём идёт речь, и просит слабым голосом:
- Пулю не выбрасывайте. Хочу посмотреть, какая она есть. Пусть останется на память.
- Смотри, Лёня, не потеряй пулю, - говорит Шлыков санитару, и вновь сосредоточенный, почти угрюмый, склоняется над раненым.
Пуля, которая сдавливала спинной мозг, извлечена. Видно, как вновь начинает пульсировать мозговая оболочка и сам мозг. Это значит, что нижняя часть туловища раненого возвращается к жизни. Пуля извлечена, но она натворила много бед.
Нужно осмотреть мозг, там могли остаться сгустки крови, кусочки металла, костные отломки; всё это нужно удалить, чтобы не вызвать нагноения. И при этом нужно действовать так, чтобы не повредить ни одной лишней клеточки мозга, что чревато тяжёлыми последствиями.
Раненый уверен, что вся операция уже позади, что самое трудное было извлечь пулю. Но хирург знает, что именно сейчас решается судьба человека, что он, хирург, касается сейчас кончиками пальцев самой жизни.
Рефлекторы, придвинутые вплотную, льют на рану сильный свет. Шлыков работает со спокойной медлительностью, жесты его округлы и могут даже показаться ленивыми, движения пальцев осторожны.
В напряженной тишине работают ассистенты, всё также угадывает требования хирурга Черникова, подающая то инструмент, то кусок марли, пропитанной раствором.
Наконец, рана очищена, можно не бояться осложнений. Уже не видно мозга, не видно позвонков. Темп работы несколько убыстряется. Кульминационная точка операции позади и все, кто находится в белой комнате, вздыхают с облегчением, а Шлыков резким движением головы стряхивает на пол со лба и с переносицы капли пота.
Хирург зашивает раненому спину, о чём тот и не подозревает, и при этом шутливо спрашивает:
- Значит, вы где в Москве живёте, Сергей Иванович?
Почему-то кажется невероятным, что хирург всё это время помнил имя и отчество раненого.
- На Преображенской площади, - доносится слабый, но твёрдый голос.
- Вот это здорово! Значит, совсем соседи. Приходите ко мне в институт в гости.
Ещё не увезли из операционной Букреева, а Шлыков уже садится в углу на белый табурет у белого столика и записывает в историю болезни несколько фраз о произведённой операции. На бумаге всё это выглядит просто и обыденно.
Александр Архипович сам, теперь уже без всяких предосторожностей, снимает маску, халат и выходит в коридор. Воздух здесь тоже не ахти как свеж, но приятно подышать полной грудью, без повязки на лице, приятно размяться".
В ПОДЗЕМНОЙ ОПЕРАЦИОННОЙ
Когда советские войска отогнали фашистов от Москвы и начали наступление, СЭГ № 290 вновь свернул своё имущество и двинулся следом за Западным фронтом.
Весной 1943 года в Пыжовском лесу, близ Вязьмы, персоналом госпиталя был построен подземный медицинский городок. Здесь госпиталь работал до июня 1944 года.
Ещё одно упоминание о начальнике нейрохирургического отделения госпиталя А.А.Шлыкове. Оно есть в статье старшего лейтенанта С.Табакмана, написавшего статью "Госпиталь в лесу":
"Яркий свет рефлектора заполнил операционную. Люди в белых халатах низко склонились над столом. Перед врачом история болезни. Младший сержант Сушко ранен несколько дней назад. Пуля пробила лобно-теменную область черепа справа, раздробила кость и правую лобную долю.
Раненого накрывают с головой белоснежной простынёй, оставляя открытой только рану. Обезболено место, где будет работать хирург. Александр Архипович Шлыков приступает к операции. Лицо врача сосредоточенно и сурово. Он работает напряжённо, часто меняет инструмент. Один за другим он удаляет осколки кости.
Трудная и необычная по своей сложности операция продолжалась свыше часа. Младший сержант Сушко будет жить.
Это - тысяча пятисотая операция, сделанная за время Отечественной войны нейрохирургом Шлыковым, учеником Героя Социалистического Труда академика Бурденко. Раненого осторожно укладывают на коляску и отвозят в палату. Врач снимает халат, открывает дверь операционной и по широкой лестнице поднимается на поверхность земли.
Перед ним лес. Снег опушил зелёные ветви вековых сосен, белой гигантской простынёй прикрыл крыши землянок.
По узкоколейке, специально проложенной, по железной дороге и санитарными автобусами раненые доставляются в госпиталь. Они поступают в большие подземные залы. Это сортировочные отделения. Здесь раненый получает первую медицинскую помощь. В подземных душевых и парикмахерских его моют, стригут, бреют, меняют ему бельё и обмундирование.
Здесь выясняется, нужно ли раненому срочное оперативное вмешательство. Отсюда, по той же, разветвлённой в лесу, узкоколейке, раненые направляются в подземные хирургические отделения, специализированные по роду ранений - бедро, грудь, полость живота, голова, челюсть и лицо. Здесь точно устанавливаются диагноз, сроки и методы лечения, пути эвакуации раненых и больных воинов.
Из сортировочных отделений раненые, подлежащие немедленной эвакуации, поступают в подземные палаты - эвакоотделения. Но значительная часть, нуждающаяся в немедленном оперативном вмешательстве, в той или иной помощи, в дополнительных исследованиях, направляется в хирургические и терапевтические отделения.
Палаты хирургических отделений - огромные залы под землёй, облицованные деревом, с искусно отделанными колоннадами, с аккуратными рядами коек по краям. Здесь же небольшие палаты - на 4-6 коек для офицеров. Под землёй высокие и светлые, окрашенные в молочно-белые тона, операционные и перевязочные, рентген.
Чтобы судить о масштабах работы госпиталя, достаточно сказать, что в лесном городке работают девять отлично оборудованных рентгеновских кабинетов".
Вряд ли Александр Архипович точно подсчитал, сколько за все годы своей работы - до Великой Отечественной войны, во время этой войны и в послевоенное время - он сделал операций. Главное другое: хирург старался помочь тем, кто нуждался в его помощи.
Многие врачи, несмотря на тяжёлые нагрузки, в годы работы в СЭГе № 290 готовили диссертации, писали научные статьи. А.А.Шлыков, обобщая свои наблюдения, также подготовил не одну статью для печати; среди них был ценный труд "Опыт работы нейрохирургического отделения в сортировочной эвакогоспиталя"
НЕ НАДЕВАЮТ КАСКИ
Госпиталь в то время находился в Москве. Как-то Александр Шлыков поделился с В.Е.Гиллером и с М.Я.Шуром своими наблюдениями.
- Поразительно много, - сказал нейрохирург, - за последние дни поступает раненных в голову. На это следует обратить серьёзное внимание.
- Каков подавляющий характер ранений? - спросил начальник госпиталя.
- Я понимаю ваш вопрос. Вы, вероятно, думаете, что это результаты работы фашистских снайперов? Я и сам вначале так думал, но теперь можно с уверенностью сказать, что в большинстве своём это не пулевые, а осколочные ранения.
- А может быть, противник применил какие-нибудь новые средства поражения, которых мы до сих пор не знали? - спросил М.Шур. - А что говорят раненые?
- Вы видели сами во время выезда в медсанбаты, какие мощные укрепления выстроены под Москвой, - говорил Александр Архипович. - Значит, дело не в недостатке оборонительных сооружений, а в чём-то другом. У меня есть одно подозрение. Но это только предположение.
- И всё-таки? - попросил хирурга поделиться своим подозрением В.Гиллер.
- Каска...Не надевают каски перед атакой и во время обстрела.
- Это обязательно следует проверить, - сказал начальник госпиталя. - Вы понимаете, Александр Архипович, как могут быть важны для фронта ваши выводы?
Как вспоминал В.Е.Гиллер, половину дня хирурги Шлыков и Шур вместе со своими помощниками осмотрели более 200 раненных в голову; опрашивали с такими травмами не только в СЭГе № 290, но и в других госпиталях, расположенных в Москве.
В конце концов, пришли к выводу: фронтовики пренебрегали касками, как защитным средством.
О полученных результатах доложили командованию Западного фронта. Был издан специальный приказ: об обязательном ношении касок. И вскоре хирурги с радостью отметили, что в госпиталь стало меньше поступать воинов с ранениями черепа.
ПИЛ ГОРЯЧИЙ ЧАЙ И РАЗГАДЫВАЛ КРОССВОРДЫ
Вильям Гиллер неоднократно и очень тепло упоминает А.А.Шлыкова в своей книге "Во имя жизни". Приведу несколько примеров.
...СЭГ № 290 находится в Москве. Жуткий конвейер: одни раненые прибывают, других эвакуируют в тыловые госпитали. Многого не хватает. В частности, всем понятно, что мало оказать медицинскую помощь раненым, их надо выхаживать.
Кроме лекарств, в восстановлении здоровья важный фактор - питание. А с продуктами во фронтовом городе - проблема. Весьма скудно питается персонал. Не хватает качественного питания и раненым.
Московский комитет коммунистической партии ( тогда секретарём был Александр Сергеевич Щербаков) посоветовал руководству СЭГа № 290 завести... подсобное хозяйство. На пустующих землях выращивать овощи; приобрести коров, чтобы раненые получали молочные продукты.
Сначала персонал растерялся. Потом всё получилось по высшему классу.
"Новые заботы навалились неожиданно: семена, рассада, инструктаж людей, - вспоминал В.Е.Гиллер. - Шутка сказать, только под овёс и картофель предстояло вспахать более двадцати гектаров. Я даже развеселился, представив себе Александра Архиповича Шлыкова в профессорской шапочке и халате до пят на прикреплённом к его отделению участке".
Количество поступающих раненых в госпиталь зависело от боевых действий на фронте. Случались и перерывы. Тогда персонал мог отдохнуть.
Вильям Гиллер рассказал, что в его кабинете собирались на посиделки врачи. Хозяйственники раздобыли большой самовар и все могли вдоволь напиться чаю. Он упоминает многих своих коллег. Об Александре Архиповиче написал так: "... забегал Шлыков ( как всегда, на минуточку)".
И ещё одно воспоминание начальника СЭГа № 290 В.Гиллера:
"Скоро рассвет. На втором этаже через полузакрытые двери операционной слышно потрескивание электродвигателя, глухо стучат долота. По звукам это напоминает заводской цех.
Тут хозяйничает пятидесятилетний Александр Архипович Шлыков. В длинном до пят халате в виде мантии, в низко опущенной на лоб белой шапочке и очках он напоминает средневекового алхимика.
Закончив операцию, он, пользуясь несколькими минутами перерыва, пока операционная сестра готовит заново инструменты, обходит ряды операционных столов, за которыми напряженно работают его помощники.
Оперируют самое сложное, самое тонкое - головной и спинной мозг, механизм, который управляет всеми жизненными процессами.
Шлыков направляет свой рефлектор на рану того или иного оперируемого и с довольным видом указывает коротким пальцем в резиновой перчатке:
- Вы обратили внимание, как смело оперирует теперь Вера Михайловна Федяшина? И главное, мыслить стала комплексно: хирургически и неврологически. Без знания невропатологии хирург, имеющий дело с головным и спинным мозгом, превращается в строителя, не ведающего, что творит.
А помните, как пять месяцев назад Вера Михайловна нехотя начала изучать невропатологию и даже бунт подняла, заявляя, что сейчас некогда заниматься учёбой; надо работать? Пока вы прооперируете одного раненного в череп, говорила она, я за это время прооперирую трёх-четырёх раненных в грудь или двух раненных в живот...
В операционной то и дело раздавались голоса врачей:
- Добавьте эфир... дать ток... как зрачки... начинайте переливать кровь...
Работал Шлыков всегда с каким-то исступлением. Только глубокие складки на большом сократовском лбу говорили о напряжённой работе мысли. Неторопливые движения рук, я бы сказал даже, нежность движений отличали его от других хирургов. Он терпеть не мог появления мельчайших капель крови в операционной ране.
Видел ли кто-нибудь, чтобы Шлыков волновался во время операции? Никто не смог бы похвастаться этим. Случалось, иной хирург при неожиданном осложнении или вспыхнувшем кровотечении повышал голос, суетился, хватал с инструментального столика салфетку, чтобы остановить кровь.
Шлыков сохранял всегда спокойствие и уверенность. Со стороны всё в его руках казалось простым и лёгким. Так могут работать только мастера, овладевшие полностью своим искусством.
Недаром про Шлыкова у нас говорили , что у него руки всё видят. Так оно и было на самом деле. Они много видели, много полезного делали для русского солдата, умные руки хирурга!
Были у Шлыкова две слабости: разгадывание журнальных кроссвордов и способность выпивать по целому самовару крепкого, как дёготь, чаю. Иной раз страшно было смотреть, какое количество кипятку он поглощал.
- Долгое время я не мог привыкнуть к военному обмундированию, - говорил Шлыков, сидя как-то со мной рядом на концерте, посвящённом смотру художественной самодеятельности Западного фронта. - То из сапога торчит у меня "ухо", то пряжка ремня неожиданно очутится где-нибудь внизу живота.
Посмотрел я как-то на себя в зеркало и рассмеялся. Меня Минин ( Николай Иванович Минин, хирург - Л.П.-Б.) спрашивает, чего ты там заливаешься, а я от смеха не могу слова сказать. Не человек, а куль с картофелем. - Весёлая усмешка растянула неулыбчивые губы Шлыкова и уже не сходила с них.
Я слушал его торопливую, живую речь, посмеиваясь про себя. Не столь часто приходилось видеть обычно озабоченного, сурового Александра Архиповича в таком настроении. Спокойный и серьёзный, не сгибавший шеи при воздушных обстрелах, преданный душой и телом нашему общему делу, он походил сейчас на расшалившегося ребёнка. Лицо его помолодело, глаза разгорелись. Исчезла прежняя суровость.
- Чаще следовало бы врачей, особенно учёных мужей, - продолжал он, - посылать в лагери, заставлять участвовать в манёврах, чтобы привыкали к боевым стрельбам, взрывам, непогоде, жизни в полевых условиях. За двадцать лет я побывал в них всего два раза.
А ведь у меня ещё был кое-какой опыт финской войны; у большинства же и того не было. Многие судили о войне по кинокартинам.
Если придётся, не приведи Господи, ещё воевать, думаю, эти ошибки будут учтены. Оказывается, и внешний порядок, и форма одежды имеют большое значение в воинской дисциплине!
- Рад слышать! Уразумели, наконец! В своё время многие из врачей, призванных из запаса, вели совсем другие разговоры...
- Того, что мы теперь знаем, только словами не передашь, - говорил с грустью Александр Архипович. - Нужны десятки книг, фильмов, подробнейших указаний, и самое главное - любую научную дисциплину надо изучать с позиций прошлого опыта.
- Вы так уверенно говорите, будто знаете, что скоро войне придёт конец!
- К тому дело идёт. По всему видно: гитлеровцам сломан позвоночник, а без станового хребта долго не продержишься. Я, как нейрохирург, очень хорошо понимаю, что значит разбить спинной мозг. Процесс, как правило, необратимый".
В названной книге есть небольшая фотография А.А.Шлыкова. Так ладно на нём сидит военная форма, что не верится, как он уверял, что долго не мог привыкнуть к военному обмундированию и напоминал куль с картошкой.
СЛУЖИЛА ВСЯ СЕМЬЯ ШЛЫКОВЫХ
Спустя какое-то время после окончания войны в средней школе № 2 города Вязьмы начал формироваться Музей боевой славы , в котором есть и стенды о фронтовом СЭГе № 290.
Появились следопыты, которые разыскивали тех, кто служил в этом госпитале. Завязалась дружба между ветеранами - сэговцами и школьниками. В музей в разные годы было передано много разных документов о госпитале, его фронтовых дорогах, персонале, фотографии.
В Интернете есть сайт администрации Смоленской области, на котором публикуются эти материалы о госпитале.
Вот что рассказал один из юных (тогда - юный)вяземских следопытов - Саша Родин:
"Я познакомился с доктором медицинских наук нейрохирургом Александром Архиповичем Шлыковым. Руки профессора извлекали из ран пули, осколки снарядов и мин. Он сделал в лесу больше четырёх тысяч операций!
В госпитале работала вся семья Шлыковых. Майор медицинской службы Б.Д.Шлыкова, жена профессора - тоже хирург, а сын Юра в двенадцать лет был санитаром. Вот это семья!
- Бессонных ночей не считал никто, - рассказывал Александр Архипович. - Пусть в руках у нас был не автомат, а скальпель, мы понимали: каждое верное движение - это шаг к возвращению бойца в строй, а значит, к приближению нашей победы. Десятки хирургов готовили на боевом посту диссертации, писали научные труды.
Для того, чтобы всё успеть, требовалась воля. Самое горячее пожелание вам, пионеры: "Растите волевыми!"
В самом деле, в СЭГе № 290 служила вся семья Шлыковых. При содействии Н.Н.Бурденко, супругу Александра Архиповича – Бассу Давыдовну перевели работать в этот госпиталь. Она - майор медицинской службы, была начальником офтальмологического отделения.
Все, кто её знал, говорили, что Басса Давыдовна беспрерывно оперировала. Её операции на глазах были ещё более тонкими, чем операции мужа на мозге.
Во время войны была награждена Орденом Красного Знамени, медалями.
Познакомились Басса Давыдовна и Александр Архипович, вероятно, во время учёбы, так как и она окончила медицинский факультет Воронежского государственного университета.
В её анкете написано, что после войны она стала кандидатом медицинских наук. Где работала старшим научным сотрудником, пока не известно. Написала более 30 научных статей на темы офтальмологии, была членом Всесоюзного общества офтальмологов.
В одном из своих послевоенных выступлений на встрече ветеранов СЭГа № 290 их «Батя» (отец) - Вильям Ефимович Гиллер сказал:
«Как вы знаете, дорогие друзья, в нашем госпитале работали и семьи. В частности, блестящий нейрохирург Александр Архипович Шлыков воевал не один, а с супругой, врачом-окулистом. Вместе с ними был и их сын Юра, школьник 4-го или 5-го класса.
Это была очень славная семья, бесстрашная семья, которая полностью отдавала все свои силы тому, чтобы сохранить жизнь и здоровье раненным советским воинам. Юра, несмотря на юный возраст, тоже самоотверженно трудился.
Он писал письма под диктовку тех раненых, которые не могли сделать этого сами; читал им газеты, приносил книги и оказывал всем посильную помощь, кто в ней нуждался. Мог покормить раненого, подать воды, помочь повернуться, вызвать медицинскую сестру».
В семье Шлыковых был не только Юра. В анкетах (1966 г.) написано, что у них двое сыновей (уже женатые), две внучки и внук.
Эти страницы открыты для тех, кто знал Александра Архиповича и Бассу Давыдовну Шлыковых: родных, коллег, учеников, боевых друзей и их близких; их пациентов...
Будем считать, что рассказ о хирургах – фронтовиках ещё не закончен.