Мутное время, ни свет, ни темь - началомочало весны. Молочное время тощей коровы. Небо затянуто плёнкой белого молока. Не до жира. Искусственность какая-то в этом целлофане. И воздух сопрел. Небо в клети из веток дерева.
Встаю под берёзушку. На ближайшей мне веточке жёлтый лишайник жизнь создаёт. Верно и сейчас трудится, невидимый глазу. Капает лиша не подряд. Местечко выбирает умеючи. Внимательно если рассматривать видишь: создал лиходей новую жизнь. Дома, купола, дев в кокошниках и цветастых юбках до низу. Вон, пред такой, на коленях, парень стоит, дар тайный в руках держит.
А хитрец лишаистый на этом не успокоился, выше пошёл, кошкиными следами, стволоствольно. Огого! Ветки-то в танце. Друг над другом, друг перед другом. Вальс-фокстрот. Вроде и вместе, а каждый отросточек загадку создаёт. Немыслимо красива эта корячность, изогнутость, величавость, чувственность. Пластика в изломах, настояшество, глубокое "всё отдам".
А вот и пианист, в центре почти. Правша взмыла к небу, знака ждёт, кисть изогнута вострО, копьём, ррррраз и разбудит древо. Хороша левша хрупкими тонкими нервными десятками пальчиков. Такие так переберут струнки души, стряхнут нежненько так, а я дам, отдамся. Возьми мою душеньку, берёза. Встряхни её там, в небесном тазу выстирай, высОко. Напитай вкусом желтых сливок солнца, расчеши немутным светом свободушки.
Чуточку ниже музыканта приблудный ещё, мужичонка худосочный, ветошный. Готов к прыжку. Ноги не спортивны, слабы в коленях, дрожат, растопыркой держатся. Левая верхняя оконечность одиноким пером, а правая ко лбу тянется, перек... . Не возьмусь разгадывать, не к чему это.
Наша берёза такая. Теплоствольная зимой. Простодушная, мирная, покорная, корзинчатая, народная, бесплодная, крестом не придавленная.