Начнем с показа жизни в пропорции один к одному: слесарь металлургического завода Лычканов возвращался домой, в общагу. Был поздний вечер, а работал он нынче в ночь.
В преддверии смены, как ни странно это и порочно, слесарь не обдумывал конструкцию облегченного гайковерта, чтобы страна ловчее догнала и перегнала Америку, а как раз витал мыслями в непроизводственной сфере. Спиши он потом все случившееся на задумчивость по поводу гайковерта - возможно, участь его была бы полегче.
Выйдя к дороге и переходу "зебра", слесарь увидел за поворотом всплески света автомобильных фар, увидел автобус, пропустил его и шагнул на мостовую. Потом Лычканова нашла в кювете проходившая мимо женщина. Ослепленный светом автобусных фар - слесарь не успел увидеть мчавшуюся сбоку машину.
Да, чревата травматизмами жизнь россиянина. И что уж там улица, когда, при аварийности и изношенности жилфонда, и дома могут не спасти человека знаки "зебра", нанесенные белилами на половицы для безопасного перехода из кухни в прихожую и из комнаты в ватерклозет. А уж на улице…
Машину, сбившую слесаря, потом, как водится, не нашли. Лычканова доставили в больницу строителей на "Скорой помощи". От болевого шока слесарь не приходил в сознание и на ногах не стоял. И кто-то из медсестер, изнуренных дежурствами на полторы ставки и криками:"Утку!, - сказал:
-Еще привезли. Пьянь поганая!
Но он не был пьян, и пресловутое "пьяниц Бог бережет" не коснулось его: у слесаря были разорваны связки правой стопы, сломаны клиновидная и пяточная кости плюс открытый перелом бедра. Потому он и не стоял на ногах.
Его выписали через три недели, в гипсе, на костылях - пусть проходит курс лечения в здравпункте родного завода. Выписали с привычным нашим человеколюбием: костыли ему одолжили другие травматики, и "Скорая" отказалась отвезти его в общежитие, и в регистратуре ему не разрешили воспользоваться телефоном, чтобы вызвать такси. Лычканова, скачущего на одной ноге, повел домой парень-послеаппендицитник. Стоит поразмыслить, сколько и как добирались до общежития эти двое ребят.
А затем слесарь проходил курс лечения в больнице родного завода. Одновременно он стал выправлять бюллетень, ибо возникала нужда как-то кормиться, ибо помогать ему было некому, ибо с детства он был сиротой.
И тут оказалось, что без экспертизы, без всяких там приборов и актов он в ту ночь признан пьяным. Понюхала одна медсестра - и ей показалось. Курносым, античным, картошкой, гулей и прочим носам медсестер в больнице строителей было колоссальное доверие-абсолют. Скорописью, фиолетовым чернильцем ему вписали в голубой листок бюллетеня:"Травма в состоянии опьянения". То есть все на том самом уровне достоверности, когда немой говорил, как глухой слышал, что слепой видел, как хромой бежал.
И всего этого хватило заводу, чтобы наотрез отказаться оплачивать бюллетень. А надо было покупать еду и надо было лечиться. Несколько месяцев в дни получек рабочие собирали Лычканову доброхотные средства. Они же собрали ему деньги на проезд в Ленинград - оперироваться. Ни завод-гигант, ни горздрав никаких денег не дали.
Его оперировали отлично, выдали костыли и привезли на машине к поезду:
-Через месяц приедешь снова. Кости придут в норму - возьмемся за связки.
И он снова прибыл в свой город. Тут его навестил представитель администрации цеха, борющегося за звание цеха коммунистического труда, вожак молодежи, комсорг.
-Дай-ка твой членский билет, - сказал вожак. - Погляжу на него.- И с билетом ушел. Через неделю вожак объявился снова. Так, проходил мимо и вспомнил. Обхватил турниковую спинку кровати руками, опробовал, потряс и сказал голосом ученого скворушки:
-Лычканов? Помню, помню. Вычистили мы тебя, старик.
-Как вычистили? - не понял слесарь.
-А из комсомола вычистили. За тобою, гляди, неуплаты взносов.
Так из-за одной сволочной записи ("у нас медсестры сплошь пьяного чуют, у них на это дело нос собакой натерт, а на приборах - это одно разорение!") - человеку стали калечить жизнь.
Завод, на котором девять лет проработал слесарь, не заплатил ему ни добром, ни деньгами, завод с первой неявкой на смену забыл о нем. Администрация цеха отшила рабочих, пришедших хлопотать за Лычканова, а комсомольский секретарь заочно выбросил человека из отряда подручных партии.
Оставался профсоюз, в котором слесарь состоял девять лет и исправно платил.
-Лычканов… - задумался предзавкома. - О Лычканове известно нам что-нибудь?
-Еще как! - закричали профсоюзники из прокатного цеха. - Он спецовку проносил раньше срока! Вот мы завтра еще копнем документы, что он за птица!
-Вот видите, товарищ, - сказал мне с укоризной профбосс. И из этого следовало, что о каком посещении больного профосоюзными активистами может идти речь, когда слесарь вон что - небрежительно профукал спецовку. Так что после данного чрезвычайного довода было просто бессовестно обвинять профсоюз в неприкрытом скотстве. И опять же стальной профбосс раскрыл мне бездны статьи 54 "Положения о порядке назначения и выплаты пособий":
-Говорите, он сирота? Сирота - это значит что одинокий. Про одиноких тут сказано так: если пострадал по нетрезвости, бюллетень таким не платить. А семейным платить по истеченьи декады. Конечно, есть тут в статье недодумка. Лишить помощи - так с чего одинокому человеку жить? Но она все же статья, надлежит руководствоваться.
Тем не менее на многие явления не было статей, а явления были. Вообще вокруг синего листка бюллетеня шла большая возня.
-Тогда скажите, - спросил я профбосса. - На заводе у вас тридцать тысяч рабочих Известно вам, что многие мастера заставляют рабочих утаивать травмы, полученные на производстве? Не велят брать бюллетени. Или требуют от рабочего оформить производственную травму как бытовую, чтобы не иметь неприятностей?
-Нет, - открестился профсоюзник, - о таком мы слыхом не слыхивали.
-А вот у меня реестрик, как из-за ожога, ушиба, пореза, отравления у людей на вашем заводе развивались нешуточные недуги, иногда инвалидности.
-Это я без понятия, - ответил профбосс.
После этого оставалось посетить только главного инженера завода. Который( может быть, ввиду громадной занятости, замученности делегациями, международными контактами и действительно громадным объемом работ) вдруг сказал правду:
-Травмы скрывают массово. На днях собрал тысячу мастеров, больше зал не вмещает. Сказал: семь шкур буду за это снимать. Пятерых мастеров тут же прилюдно уволил, троих разжаловал в слесаря.
Здесь хочется просить права на отступление. Дать пищу теоретикам фельетонного жанра и ввести светлый образ. Первым и единственным человеком из заводской администрации, возмутившимся отношением к слесарю, записавшим его фамилию в гербовом календаре - был главный инженер Банников. И было яснее ясного, что он ужмет время международных контактов, урвет еще где-то минуты и разберется, поможет.
В остальном, чтобы не загружать главного инженера, начнем разбираться мы сами. Да, со страшным скрипом и писком оплачиваются на предприятиях у нас бюллетени. Да, есть варварская статья 54: если без оправдания травмировался одинокий - лишать его всяких пособий. А если не наскреблось подходящей статьи - работницу склада мартеновского цеха Кульбакину, мать троих детей, можно лишить оплаты по бюллетеню просто так. Как это там - рачительные хозяева! А что же произошло в рачительном хозяйстве добродушно толстого начсклада Журбы? При распаковке ящика с оборудованием отлетел стальной уголок, ударил в голову Елену Кульбакину. Но после долгих фокусов с актами о несчастном случае возникла версия: нет, не уголок ее ударил, так что возьмите ластик, подчистите графу производственных травм. Это сожитель дома вмазал ей между глаз, травма у нее бытовая! И вообще не так уж ее ударило.
И лишь через два месяца издевательств, подтасовок и мытарств оплатили женщине бюллетень, перестав обвинять в симуляции.
Признаем: правда, в великой стране все еще есть симулянты. В самолете над далекой Чукоткой пилот Боря Сабуров показывал вниз рукой:
-Сегодня равнина, - кричал он, - а еще вчера тут были горы! Симулянты меняют рельеф страны. Горы - руками!
Вот абзац горькой правды. Зимою, в период пург, предприятия Магадана уже лихорадит. Инженер, видный рабочий, филармонический гений - можно ждать от кого угодно! - вдруг выходит на середину, склоняет голову и, вцепившись в волосья, тянет их книзу, к ушам.
-Лысина! - говорит он трагически, обводя всех слезящимся взором. -Чихты, съел меня Север!
-Да будет, Виктор, - утешают его. - Где ж у вас лысина?
-А вот есть, - тихим, хриплым голосом говорит пионер освоения окраин. - И ногти ломаются. Кальций из кости уходит. Семь лет отмантулил на Севере! Нет, в Ялту, в Ялту! Пусть с кровохарканьем, но уж там дожить свои дни!
-Виктор! - улещивают его. - Вы же знаете, как у нас трудно с кадрами. Доживите еще год своих дней здесь на должности. Мы за этот срок подберем человека. И тогда уж вы в Ялту…
Но у него уже справки. В них написано о стенокардии, попугайной болезни, агорафобии, лейшманиозе, отсутствии внутричерепного давления. Задерживать такого человека жестоко. С первым теплом он увольняется.
Однако, зря магаданские отпускники будут выспрашивать о нем в Симферополе, Мариуполе и Керчи. Он не в Керчи. Он в здешней старательской бригаде. Где золото роют в горах. Там почечник, предынфарктник и внутричерепник с жуткой скоростью лопатит породу и в пыль истирает базальт. Летний сезон-то здесь короток, а металл - крупитчат!
А к зиме симулянт вернется в родной Магадан. Там с кадрами петрушка. Там примут.
Да, в великой стране все еще есть симулянты.
Но отделим овнов от козлищ, пшеницу от плевел. Больным человеком быть очень невесело. Мы крайне хотим быть пространством веселых и здоровых людей. Для этого даже кое-что делается. В то же время у нас есть подвид лиц, мешающих людям лечиться и выздоравливать.
-Смотрите, - сказал главный инженер Банников. - Производственный травматизм - основной показатель при начислении премиальных. Это большие премии. Нет травматизма - подходи, отоваривайся. Оттого везде и скрывают травмы. Профсоюзы должны что-то придумать, изменить положение.
И я снова пошел в большой кабинет профбосса Стучевского. Там как раз выдвигали, придумывали. Был оттепельный, неяркий день, и дворники, обвязавшись веревками, роняли сосульки с крыш.
-Конференция облсовпрофа, - сказал Стучевский, обратив ко мне правое ухо, деформированное долгими телефонными разговорами. - Советуемся, с чем выступить, какие вопросы поставить ребром. Это в зубах, в зубах навязло! - закричал Стучевский очередному докладчику. - Рационализация, изобретательство, профилакторий, торфолечение…Об этом все будут талдычить! А надо с другим чем-то выступить, чтоб за сердце брало!
Х Х Х
Он уехал на облсовпроф - оснащенный тезисами в пользу рационализации, изобретательства и торфолечения. И слесарь Лычканов, все еще на костылях, едва успел уступить дорогу большому черному автомобилю.
1969г.