http://proza.ru/2013/03/19/1326
Венецианов об искусстве
…Мое мнение о художнике вообще, разумея скульптора и живописца: что художник не что иное есть, как писатель, который обязан свои мысли изъяcнять хорошо, красно, разумно и правдиво, с благонамеренной целью непременно… Художник и писатель, чем более сведущ в науках и светом образован, тем более их произведения достойны и уважения и изящнее…
Я не воспитанник академии, не готовил себя быть художником, а, любя художество и посвящая ему свободное время от службы, сделался художником и составил собственное понятие о живописи. Для утверждения себя в частях моего понятия практикой и избрал род, свои правила живописи.
(Из письма А. Г. Веницианова к Н.И.)
В 1820 году явилась в Императорском Эрмитаже картина: внутренность костёла, писанная Гранетом; сия картина произвела сильное движение в понятии нашем о живописи. Мы в ней увидели совершенно новую часть её, до того времени в целом не являвшуюся; увидели изображение предметов не подобными, а точными, живыми; не писанными с натуры, а изображающими саму натуру… Некоторые Артисты уверяли, что в картине Гранета фокусное освещение причиною сего очарования и что полным светом, прямо освещающим, никак невозможно произвести сего разительного оживотворения предметов, ни одушевлённых, ни вещественных. Я решился победить невозможность, уехал в деревню и принялся работать. Для успеха в этом мне надобно было совершенно оставить все правила и манеры, двенадцатилетним копированием в Эрмитаже приобретённые, а приняться за средства, употреблённые Гранетом, - и они мне открылися в самом простом виде, состоящем в том, чтобы ничего не изображать иначе, чем в натуре является, и повиноваться ей одной без примеси манеры какого-нибудь художника, то есть не писать картину a La Rembrandt, a La Rubens и проч., но просто, как бы сказать, a La Натура.
Избрав такую дорогу, принялся я писать Гумно, и должен сознаться, что двенадцатилетняя привычка к манерам много мне мешала в моём предприятии. Но картина Гумно написана, она находится в Русской галерее Императорского Эрмитажа. После сего писал я ещё несколько картиночек: Хозяйка, раздающая лён, Крестьянка, чешущая шерсть, Деревенская госпожа за завтраком, Одевающийся мужичок, Спящий мужичок и проч. Все сии картины не что иное, как этюды мои в безусловном подражании натуре. Переменяя совершенно мои правила, предпринял я передать их другим, и к полному моему удовольствию, увидел успехи чрезвычайные. Тыранов, по двухлетнем знакомстве с живописью, написал картину Внутренность Французской библиотеки Эрмитажа, которая и находится в оном; Денисов также, Алексеев Плахов, Златов, Васильев и другие; а Крылов сделался известен по своим портретам; и всё это произвелось моею методою, извлечённою из картины Гранета, перед которою более месяца каждый день я просиживал.
(Из письма А.Г. Веницианова к А.Ф. Воейкову)
Перспектива есть… правило, посредством которого художник переносит данный ему предмет на бумагу и на холст в сокращении, но в таком сокращении, которое не изменяет предметов, видимых им в натуре. Предметы оные суть: воздух, горы, леса, реки, животные, строения, человек – словом, всё виденное глазами нашими имеет свою перспективу.
Художники, живописцы и скульпторы, непременно должны знать перспективу; без нея лучшие их произведения будут не что иное, как смесь знания с невежеством. Как бы ни была превосходно написана картина, но без знания перспективы она не будет иметь никакого достоинства. Перспектива научает художника правильно поставить или посадить человека, или какой бы то ни было предмет на известном месте, чтобы он не удалялся или не приближался, но был там в картине на том месте, как и мы его видим в натуре. Взглянем на произведения древних, как-то: Рафаэля, Рубенса и прочих, и мы увидим, что они превосходно знали перспективу линейную и воздушную; в картинах их мы видим постепенное удаление предметов, которое так превосходно показывает нам как бы живую натуру; но незнание перспективы показало бы нам другое: задние части выходили бы вперёд, а передние удалялись, рука фигуры, показывающей прямо, была бы направлена вбок, нога вместо того, чтобы стоять на полу, была бы повешена на воздухе и так далее…
Произведения греков и великих нашего времени художников, Рафаэля, М. Анджело, Пуссена и проч., доказывают, что путь их к достижению совершенств была одна натура в ея изящном виде, почему слепое подражание произведениям сих великих людей не только нас не приближает к усовершенствованию изящных искусств, но лишить может художника навсегда сего намерения. Мы должны брать те средства, или, как сказано, пути, которыми достигал своего бессмертия Рафаэль, мы в его произведениях видим то, что нам ежедневно являет натура, к творениям благоговеем потому, что они дышат изящной природой, естественностью движений, не только частей одной фигуры, но всех вообще лиц, отношений одного к другому… Не что так не опасно, как поправка натуры; тот, кто рано начал исправлять натуру, никогда не достигнет высшей степени художеств.
(Из записок А.Г. Венецианова о перспективе