13 июля 1979 г.
Всё. Расторжение произошло. Ничего нет, сгинуло всё, рассеялось. Боже мой, до чего же это всё грустно! Как-то перед сном раскрыла наугад Пушкина, вышло:
Прошли года соединенья,
Разорван он, наш верный круг.
Он разорван. И вряд ли стоит поддерживать в себе и в других иллюзию, что это не так.
Всё это время я не живу, а просто существую. Здесь моё тело, а душа то ли осталась в Даугавпилсе, то ли затерялась где-то в пути. Одиноко. Страшно. Грустно. Немного развеял мою тоску приезд Оли Г. С ней хорошо: чувствуешь вдруг собственную значительность, ощущаешь себя человеком. И сила появляется, способная целить и спасать от смерти.
С Олей мы ездили в Юрмалу, были у Гунтиса. Он изменился, стал как-то мягче, сдержаннее. Видно было, что волновался - губы дрожали, переминался с ноги на ногу. Он ещё раз пытался умереть. Глупый! Забыл, что есть ещё люди, которые любят его, которым он нужен. Вообще, если ты нужен хотя бы одному человеку, ты не имееешь права умирать. Посоветовала ему не унижаться перед Олькой, не канючить, проявить, наконец, силу, мужественность, решительность. По-моему, он благодарен мне. За что?
За то, что я принимаю его таким, каков он есть.
Страшным сном кажется всё, что осталось позади. Экзамен по педагогике... Чёрный ужас, сковавший меня, когда я увидела свой вопрос:"Содержание программ по латышскому языку для 4-7 классов". Как я мучилась! Но Бог, видимо, есть, раз Веселова вышла из аудитории как раз во время моего ответа. Потом было расстройство из-за Зойки, она провалила экзамен, будет пересдавать в следующей году. Потом кутерьма, связанная с выпускным. Устала страшно!
Торжественный акт: светлые платья, красивые лица, официальные речи... Розы - те, что дарила мне мама ("Надеюсь, ты проводишь меня на автобус", - прошипела она, вручая цветы), те, что дарила я: белые - Дубашинскому (встал, сияя, пожал мне руку, пожелал всего самого хорошего), розовые - Ванаге, Муране, Аусме. Море цветов, людей, улыбок! Видела Володю Ли. Он был грустен, смотрел на меня издалека, но не подошёл.
Ссора с мамой из-за роз (почему я ей их не подарила), песни под гитару, Зойка, прикрывшая засос на шее белым цветком. Вечер в ресторане. Разговор с М.Зондель о Дубашинском, о Фёдорове. Фёдоров - её нежная любовь. Такие учителя встречаются раз в сто лет. Величайшее счастье учиться у него! А Дуб... Сложен, непрост, про него она не может сказать "люблю". Говорили о том, можно ли уводить мужа из семьи. "Если один ребёнок, отбила бы. Если двое - оставила бы в покое".
Прощание со всеми. С сожалением, без сожаления, но - прощание. Три братских поцелуя Любарского и один мой сестринский в ответ. Заинтриговавший меня Волкович:"Знаю, кому на тебя жаловаться!". Удивительная Муране, суетящийся Толик Корницкий (ведущий). Потом - самое страшное: исповедь Зойки Шиковец на пустынном, тёмном берегу Даугавы, её крики :"Нет, не хочу! Сашка, Сашка, не оставляй меня!". Она была ужасна. Пьяная, мокрая, растрёпанная. Кричала на меня за то, что я вылила водку в песок. Как я тащила её к нам в общагу! Это был кошмар. Историки шумели в парке, хотела было попросить о помощи Любарского, да стыдно стало, справилась сама.
На другой день - хмурое утро, дождь. Но была и радость: прощальные песни в 404-й аудитории, вообще, прощание с институтом. Это очень интимно и в то же время огромно, прекрасно. Готова была двери целовать! О людях думала мало. Город, город, город мой любимый, прощай! Нет, до свидания!
Образ Бизева как-то потускнел в свете этого всеобъемлющего прощания. Сейчас я, правда, опять много думаю о нём, стараюсь разобраться в себе, понять, что же это всё-таки было с нами. И будет ли ещё что-нибудь. Читаю стихотворение"Любовь", там есть строки:
Как я ненавижу себя за то, что тебя полюбила,
Как я ненавижу тебя за то, что люблю.
Не знаю... Люблю? Кажется, да. Но, может быть, это только кажется.
Здесь ужасно: болото, омут. И всё же я спокойно воспринимаю и Олькину наглость, и вечное мамино недовольство. Прочла "Чёрного принца" Айрис Мердок. Чудо!
А на днях, разбирая шкафы, нашла промокашку, исписанную почерком Гали К. Стихотворение Алексея Апухтина. Оно как отзвук моих мыслей. Вот великая сила искусства!
Ни отзыва, ни слова, ни привета,
Пустынею меж нами мир лежит,
И мысль моя с вопросом без ответа
Испуганно над сердцем тяготит:
Ужель среди часов тоски и гнева
Прошедшее исчезнет без следа,
Как легкий звук забытого напева,
Как в мрак ночной упавшая звезда?
И ещё. По радио пели песню на стихи Булата Окуджавы "Белый парус". Я немного запомнила:
Срывался голос мой высокий,
Когда я в раннем детстве пел:
«Белеет парус одинокий»,-
И он белел, белел, белел...
Белый парус - тонкое крыло,
Только б это было, только б не прошло...
Белый парус детства моего,
Ты белей, мой парус, больше ничего.
Возможно, я переросток, инфантильная и, может быть, я не способна вызвать у кого-либо любовь. Я уже отчаялась! Но ведь есть у меня белый парус, он не пропал, он где-то вдали, у горизонта.
Ужасно ощущать на себе давление, насилие - будь то насилие физическое или душевное. Я жалею, что буду жить здесь, в Елгаве.