*
Бесконечно длинный сумрачный коридор заброшенного общежития заканчивался звездой окна. Айна провела пальцем по облупившейся краске, настойчиво нажала на ручку форточки. Ржавый механизм с трудом поддался, и через узкий прямоугольник со вздохом и стоном ворвался сырой осенний ветер.
Стены коридора неизвестный художник исчертил граффити. Здесь, на шестом этаже, была изображена футуристическая пещера метро – с геометрически безупречными сталактитами колонн, хищным живым поездом и примитивными очертаниями людей. Палка, палка, огуречик… Вот и вышел человечек из утробы фантастического вагона, остановился в недоумении и безглазым пятном лица уставился на трёхмерную живую Айну.
Девушка вздохнула, подняла с пола видавшую виды сумку, достала из кармана ключ и открыла дверь одной из комнат. Там стояли две железные кровати с просевшими пружинами, дверца шкафа висела на одной петле, а заклеенное рваными газетами окно скупо цедило пасмурный свет.
Здесь Айне предстояло жить. Неделю, месяц, год – кто знает. Айна оторвала клок газеты. За окном мокрой ржавчиной шелестел и вздыхал старый клён.
Темнело.
Айна разложила вещи, раскатала по кровати толстое одеяло, легла, сунув под голову скрученный колбаской свитер, и укрылась плащом.
Сквозь стук ветвей и вздохи ветра, засыпая, Айна слышала еле различимый неразборчивый шёпот. Прохладная невидимая убаюкивающая ладонь легла на утомлённый лоб.
*
Айне повезло. Её взяли на работу: разносить городскую газету. Тяжёлая сумка, спальный район, ключи от всех подъездов. На газете было написано «К вечернему чаю». Наверное, её читают в уютной кухне, в рассеянном свечении абажура, вслух, по очереди. Дымятся кружки ароматом чабреца, капает на стол малиновое варенье, ребятишки стирают пальцами сладкие капли и, зажмурившись, облизывают.
Айна несла газету тем, кому предстоит ужин и горячий чай. Её ждал путь мимо дрейфующей в лужах листвы, под простынёй неба, застиранной, затёртой, неуютной, в свой сумрачный приют без прошлого и будущего.
Если в подъезде не было почтовых ящиков, она звонила в двери. Ей улыбались, благодарили, предлагали конфеты, приглашали погреться, подмигивали и шутили.
Айна с грустью отдавала последнюю газету и медленно шла, нежно глядя на мокрые детские качели, на безмолвные гордые деревья, осознающие собственное предназначение, в отличие от неё, Айны.
В выходные Айна растворялась в прошлом: навещала родных, старых приятелей, бывших соседей.
Уплывали, мелькали одинаковые дни, дождливые, хмурые, реже – несправедливо солнечные. Осень притворялась весной, сулила исполнение надежд, льстила, льнула обманным теплом. Лучше уж капли дождя на покинутой паутине, тяжело вздыхающее небо, – неприкрытая правда о грядущей зиме.
В общежитии Айну ждала Тень. Смотрела в её усталое лицо, вытирала капли дождя с бледных щек, расчесывала волосы. Неловкие прозрачные пальцы Тени уронили в краску сумерек Айнин оранжевый шарф, её жёлтый плащ, яркие перчатки. Тень обнимала Айну, укладывала спать, навевала сны без видений.
Утром Айна надевала серый плащ, укутывала шею седым шарфом, натягивала пепельные печатки и уходила в редакцию за очередной порцией газет.
Всё реже подписчики ей улыбались. Хмурились, вырывая из тонких озябших рук свернутый в трубочку номер, равнодушно блестели бронёй очков, подозрительно глядели на серый мокрый плащ, а вскоре – вовсе перестали её замечать.
– Не ходи никуда, – умоляла Тень. – Останься здесь, со мной. Свернись калачиком, я буду гладить тебе волосы, я поведаю все истории на свете, ни словечка не утаю. Я покажу тебе другой мир…
Айна смотрела сквозь Тень, медленно одевалась и уходила.
Тянулась вереница дней.
Порой сквозь навеянное ночное небытие ей снились капли малинового варенья на белоснежной скатерти, головы, склонившиеся над газетой, чисто вымытые окна, через край которых льётся небесная синь.
*
– Поймите, тираж упал… Мы не имеем возможности… Мы больше не нуждаемся… – мямлил, сутулясь, менеджер отдела доставки. – Не расстраивайтесь. Да не расстраивайтесь так, девушка!
Он снял очки, чтобы с сочувствием посмотреть на Айну. Но она уже растворилась в тумане предзимья.
Тень обнимала её колени.
– Не уходи больше, – она умоляла Айну. – Мы останемся вдвоём. Они… Они отнимают тебя у меня! Они не любят и не ценят тебя. Останься…
Но Айна по-прежнему уходила, стремясь в мир, к людям – живая в поисках живых.
Она блуждала, оставляя следы на снегу. К утру их заметала пурга, и Айна протаптывала новые тропы.
Память утекала из неё постепенно. Сначала она забыла адреса квартир, где обитало её прошлое, потом лица друзей и соседей, а вскоре не смогла вспомнить ни одного имени.
*
Целыми днями Айна лежала на скрипучей кровати, завернувшись в плащ, бывший некогда жёлтым. Тень кончиками пальцев гладила её веки, виски, лоб. Айна спала с открытыми глазами и видела во сне, как трещины на потолке превращаются в весенние ручьи, как сливаются ручьи в щедрые реки.
Она просыпалась и чувствовала, как что-то забытое, томительное ещё теплится в её крови.
Тогда она вставала и уходила. Тень провожала её отчаянным молчанием.
Айна бродила в поисках собственных следов. Но их прятали сугробы, стирали лопаты, посыпали песком дворники.
Пальцы Тени пахли нежностью и полынью.
– Останься, – еле слышно шепнула Тень.
«Я останусь» – молча ответила Айна.
Стены коридора расступились. К станции по воздуху подплыл живой хищный поезд. Перед Айной разверзлась тёмная пасть вагона.
Тень коснулась её руки.
– Пойдём, – сказала она.
*
Две тени вошли в вагон.