О том, что революции в искусстве финансируются политиками, писали и пишут многие социологи и искусствоведы.
Никто никого не вербует. Просто "раздувают" популярность,создают скандальную славу, устраивают конкурсы, выставки, заключают контракты,дают премии, организуют шумиху, тусовки, аукционы продаж картин. Причём первые разоблачения этой связи появились в самой Америке.
Несколько строк из книги «ЦРУ и мир искусств: Культурный фронт холодной войны», переведённой на русский язык:
«ЦРУ пестовало и продвигало американский абстрактный экспрессионизм по всему миру в течение более двух десятилетий. …подавляющее большинство американцев относилось к модернистскому искусству с неприязнью и даже презрением». Здесь речь идёт о пятидесятых годах 20 века. Но идея абстракционизма появилась значительно раньше.
Первыми гонителями и преследователями абстракционизма стали нацисты Германии. От них художники перебежали в Америку. В 1937 году в Нью-Йорке создается музей беспредметной живописи, основанный семьей миллионера Гугенхейма
Не углубляясь в технологию разложения культуры и сознания средствами абстракционизма, заметим только тот факт, что явление вытеснения классического искусства в его первозданном виде тем, что называем пошлым, пустым и безнравственным, заметно во всех сферах культуры.
Второе пришествие в Россию К.Малевича и прочих «революционеров» искусства началось в 70–х годах.
А как это начиналось?
Сам по себе Малевич, может быть, и не стоит внимания ни с какой точки зрения.
Среди мастеров эпатажа и мистификаций он затерялся бы сегодня в конце списка скандальной популярности.
Но как иллюстрацию к революционной эпохе начала деградации в сфере культуры его можно и вспомнить.
«Чёрный квадрат» в зале Эрмитажа показался наглой провокацией и оскорблением чувства прекрасного и памяти всех художников, которые веками считались достоянием человеческой культуры.
Ни одной секунды не сомневался в том, что слава К. Малевича – это продукт грязной и вероломной технологии разрушения здравого смысла.
В основе её – имитация восторга избранных ценителей, провоцирование страха показаться невежественным в глазах «князей» мира сего. Технология эта применяется и в музыке, и в литературе. Это даже не подмена этических критериев, а полное уничтожение смысла и целесообразности.
Результатом её нашествия становится то, что картины таких классиков, как Серов, Васнецов и Перов становятся пережитком прошлого. Их ещё хранят в музеях, но подражать им в их социальном служении современникам уже не захочется.
Длинный список членов Академии художеств РФ вызывает удручающее чувство: в большинстве своём даже заслуженные художники неизвестны стране, а желание исследовать их творчество пропадает после первого знакомства с их картинами. – Мазня.
Нечто подобное происходит и в литературе: там сейчас столько членов союза писателей и самих союзов, что за всю жизнь не перечитаешь их произведения, даже если бы они и стоили того. Впрочем, чему удивляться с художниками, если личность президента Академии З. Церетели славу приобрела не столько народную сколько скандальную.
Он просто изнасиловал обе столицы своим дорогостоящим монументальным искусством.
Творческий путь К.Малевича – это наглядная картина уничтожения того искусства живописи, которое способно служить народу и пробуждать в нём «чувства добрые».
Трудовой путь он начал чертёжником в Управлении Московской железной дороги.
В 1905 году пытался поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, но в приёме ему «было отказано».
На следующий год он повторяет попытку, но ему отказали и во второй раз.
Но настойчивости и предприимчивости его надо отдать должное.
Карьерой он обязан исключительно революции: в ноябре 1917 Малевича назначают комиссаром по охране памятников старины и членом Комиссии по охране художественных ценностей.
Явление авангардизма было замечено во всей его вероломности.
В 1919 г. в «Правде» публикуется резолюция членов секции Союза работников науки, искусства и литературы: «Принимая во внимание, что футуризм и кубизм являются главным образом представителями буржуазного разлагающегося искусства, собрание предлагает Комиссариату Народного просвещения обратить внимание на неограниченное преобладание футуризма, кубизма, имажинизма и т. п. в Советской Социалистической республике…»
В 1922 году Малевич закончил работу над своим главным теоретико-философским трудом — «Супрематизм. Мир как беспредметность или вечный покой». В Витебске была издана его брошюра «Бог не скинут. Искусство, церковь, фабрика».
Вот несколько цитат из его философии: (орфография подлинника)
«Всё то что через мысль…- абсурд есть…
«Разум ничего не может разуметь, разсудок ничего не может разсудить.
Всё же то, что видим …- ложь есть…
Ничего нельзя доказать, определить, изучить, постигнуть…
Всякое доказательство – простая видимость недоказуемого…
предмет не существует в доказуемом и в недоказуемом…»
С 1924 по 1926 год Малевич был директором Ленинградского государственного института художественной культуры. Деятельность института была замечена: В «Ленинградской правде» была опубликована статья «Монастырь на госснабжении».
«Под вывеской государственного учреждения приютился монастырь с несколькими юродивыми обитателями, которые, может быть и бессознательно, занимаются откровенной контрреволюционной проповедью, одурачивая наши советские ученые органы…
Что касается художественной значимости в «работе» этих монахов, то творческое бессилие бьет
в глаза с первого же взгляда. Пора сказать: величайший позор для Главнауки, до сих
пор не положившей конец распустившемуся под ее крылом безобразию.
…когда сотни действительно даровитых художников голодают, преступно содержать великолепнейший огромный особняк для того чтобы три юродивых монаха могли на
государственный счет вести никому не нужное художественное рукоблудие или контрреволюционную пропаганду».
Институт Малевича был ликвидирован.
Но сам он был в 1929 году назначен народным комиссаром ИЗО НАРКОМПРОСа».
Это назначение кажется необъяснимым на фоне высказываний Луначарского об авангардистах.
"…Не подлежит никакому сомнению, что пролетариат и крестьянство получат гораздо больше от полных человеческого содержания произведений глубоко идейного, глубоко содержательного искусства лучших эпох прошлого, чем от искусства, которое заранее заявляет, что оно бессодержательно, что оно чисто формально, и которое доходит, наконец, до пропаганды абсолютной бессюжетности".
"Левые" художники, заявляющие о своей близости к революции, на самом деле "оказались в плену у той внутренне декадентской… тенденции к чистому формализму, которая опустошительно повлияла на искусство последнего десятилетия на Западе и до последнего времени имела неуклонную тенденцию к полной пустоте содержания и так называемой беспредметности… Безыдейники и беспредметники, конечно, никакого идеологического искусства дать не могли".
Говорил, но авангардисты охотно занимали в новой власти высокие должности.
Личность Луначарского, безусловно, яркая, но надо принять во внимание хотя бы то, что именно он подготовил несостоявшийся не по его воле переход России на латиницу, именно он считал, что
«Идея патриотизма — идея насквозь лживая... Преподавание истории в направлении создания народной гордости, национального чувства и т.д. должно быть отброшено!»,
Он объявил идеологически вредными М.Булгакова и Ф.Достоевского.
ИЗО Наркомпроса подвергался критике в прессе неоднократно за пропаганду футуристического искусства и нападки на художественное наследие.
В том же 1929 году Луначарский был смещён с поста наркома просвещения.
Возможно, поводом стала неявка на важное правительственное совещание по причине опоздания на поезд.
Персональная выставка Малевича в 1930 г была жестко раскритикована — осенью того же года художник был арестован и заключен на несколько недель в ленинградскую тюрьму ОГПУ.
После смерти его о нём не просто старались не вспоминать - о нём старались забыть.
Второе пришествие его началось в годы начала перестройки. И это само по себе символично: новой культуре понадобились легендарные герои абстракционизма. Их в массовом порядке доставали из забытья, украшали нимбами.
Для разрушения остатков классического искусства сгодилось всё деструктивное.
«Я считаю, что искусство относится к сфере безопасности страны. При помощи антиискусства можно уничтожить страны» - говорит художник А.Шилов –
«Народ же, по моему глубокому убеждению, как тянулся, так и тянется к классическому искусству. В нём нет уродства. Оно построено на величайшем мастерстве, на высоких чувствах и мыслях».
Наверное, неправильно будет требовать фактического изгнания из памяти и выставочных залов всех представителей «антиискусства». Они уже вошли в историю. Пусть остаются её печальной и поучительной страницей, как многие памятники монументальной пропаганды.
Они уже ничуть не опаснее, чем орудия пыток древних времён, которые гастролируют по музеям страны. О них нужно знать также, как мы знаем о печальных страницах истории. И даже если цена на их картины останется такой же высокой, это не оскорбит нравственного чувства, потому что это будет цена антиквариата, а не произведения искусства.
Но сегодня мы далеки от того, чтобы обсуждать целесообразность изучения их, как части истории.
Модернизм под видом современного прочтения, раскрепощения от идеологических пут и нового видения уже входит в храм искусства не через крышу, а через царские врата.
Он дома, а не в гостях.
На примере Малевича можно утверждать, что на путь модерниста встают бездарности, те, кто не мог рассчитывать на успех в традиционном искусстве.
Доказательств осознанной и организованной диверсии против культуры в эпоху революции нет. Абстракционизм можно воспринимать как ересь в искусстве, как восстание против традиций средствами искусства, в крайнем случае – как лукавые ухищрения бездарностей перевернуть шкалу ценностей в свою пользу.
Технологию свержения высоких идеалов предложил ещё Ницше. Луначарский был его поклонником с юных лет. Поэтому реверансы наркома просвещения Пушкину и всей классике искусства нельзя принимать за чистую монету. На деле был режим благоприятствования художникам-авангардистам, а на словах - критика формализма, безыдейности, беспредметности.
За годы полновластия КПСС искусство было так повязано ханжеством и псевдо нравственным догматизмом, что другая крайность – безнравственность и формализм – кажутся иногда обретением свободы.
Пёс бездуховности и авангардизма «возвращается на блевотину свою» в литературу, в театр, в музыку… И это не соревнование мировоззрений и творческих школ.
Это нравственный и политический выбор тех, от кого зависит, каким быть народу, какой быть стране.