Чтобы стать поэтом, мало обладать воображением, пылкостью, умением живописать; надо еще родиться с обостренной восприимчивостью к гармонии, с тончайшим чутьем к родному языку и склонностью к искусству стихосложения.
Л. Вовенарг
ПЕРЕКЛИЧКА ЧЕРЕЗ ВЕК
Известного курского поэта Юрия Асмолова многие читатели и литераторы, знакомые с его творчеством, нередко сравнивают с Сергеем Есениным. И не только сравнивают, но и называют за глаза «курским Есениным». От такого определения не удержался даже известный российский знаток поэзии, поэт и литературный критик Сергей Викулов.
К когорте этих читателей и почитателей принадлежу и я. Особенно после того, как прочел книгу «Иней», изданную в конце 2011 года. Читая стихотворения Асмолова, постоянно ловишь себя на мысли: честное слово, по-есенински написано, по-есенински лирично, по-есенински музыкально звучит. По крайней мере, очень похоже…
Конечно, Юрий Николаевич – большой русский поэт. Он не подражает Есенину, – ему в том нет нужды, – творит в собственной манере, пишет в собственном ключе – высоко лирическом и моногамном по тематической палитре произведений. И прекрасно! Значит, не оскудела Русская земля на таланты, несмотря на революции и контрреволюции, «перестройки» и «либерально-демократические» настройки по образцу «западной цивилизации»!..
Что объединяет этих двух поэтов, разделенных столетием, так это, на мой взгляд, необыкновенно тонкая чувственность и духовность их произведений, родниковая свежесть строк и строф, воздушная легкость строф, прекрасная фоника рифм, по-девичьи целомудренная вязь и певучая нежность слов. Даже если в стихах проглядывают хулиганские нотки. А еще их роднит любовь к малой и большой Родине. И… бесконечная боль за обеих.
А еще их роднит то, что вышли они «от земли», что их родословные корни подпитывались русской землей-матушкой, а не чахли с детских лет на городском асфальте столиц. Да и в облике их есть схожесть – оба не богатырского роста, оба подвижны, как шарики ртути, оба в карман за словом не полезут да за себя постоят. И у обоих волнистые волосы. Только у Есенина – светло-русые, как зрелый пшеничный колос, а у Асмолова – темно-русые, с бурой патиной по меди волос. К тому же оба – любители народной музыки: гармонь у Сергея Александровича и баян у Юрия Николаевича – частые спутники и попутчики в жизни.
Кроме того, как мне видится, их еще объединяет и такой фактор: пришлось жить и творить в период грандиозных социальных изломов в истории страны. А вот о том, какова их личная гражданская реакция, отраженная в стихотворных строках, на политико-социальные изменения, и пойдет речь.
На мой взгляд, повторяю, именно, на мой взгляд, после революционных событий 1917 года, Гражданской войны и интервенции, принесших страшное разрушение как в народном хозяйстве, так и в умах россиян, Сергей Есенин впереди все же видел просвет. Это и в знаковых, веховых, его произведениях, таких как «Песнь о великом походе», «Русь советская», «Возвращение на родину», «Анна Снегина», «Письмо матери», «Капитан земли». Это и во многих других. Даже в «Исповеди хулигана», написанной в 1920 году, Есенин верит в лучшее будущее, потому и хочет быть «желтым парусом в ту страну, куда мы плывем». А наш современник Юрий Асмолов, чем все мы дальше удаляемся от «лихих девяностых» ХХ века, сломавших прежний социальный строй и прежние моральные устои, тем все «грустнее» в своих произведениях. Но до наступления чудовищной изморози девяностых, он искренне верил в перестройку, в лучшую жизнь своего народа. Но надежды рухнули с крушением Советского Союза. И осталась боль.
Чем больше он сравнивает недавнее советское прошлое с современным «демократическим» и «либеральным» настоящим, тем все меньше и меньше надежд на просвет в конце черного туннеля лжи, несправедливости, социального неравенства, коррупции и власти «золотого тельца».
Возьмем для примера и для сравнения стихотворение С.А. Есенина «Возвращение на родину» и стихотворение Ю.Н. Асмолова «Подавляющее меньшинство». Оба о родном крае и об изменениях, произошедших в нем. Но в первом, у Есенина:
Ах, милый край!
Не тот ты стал, не тот.
Да уж и я, конечно, стал не прежний.
Чем мать и дед грустней и безнадежней,
Тем веселей сестры смеется рот.
А во втором, у Асмолова, после
За Отчизну –
С гранатой на танк!
И – в штыки!
Чтобы рвать вражью шкуру,
И свой «Як» заставляли идти на таран,
И бросали себя на амбразуру
следует:
А теперь?.. Где ты, наша земля?
Там – вся продана.
Там – перепродана.
И окрестные чьи-то леса и поля
Я зову с болью в сердце – Родина.
Если Есенин лишь иронизирует над переживаниями деда и матери по понятной для них, привычной, но ушедшей навсегда патриархальной крестьянской Руси, ибо видит, как весело, с радостью встречает новую жизнь сестра – образ молодого поколения и будущего России, то Асмолов, рассказав о героическом прошлом, когда русские люди, не жалея крови и самой жизни, бились за родную землю, с горечью и сердечной болью констатирует, что земля вдруг стала чужой. И, следовательно, чужой становится Родина. Не матерью, как раньше, а холодной и бездушной мачехой.
Сравним еще два стихотворения. «Русь советскую» Есенина и «Продается земля…» Асмолова.
Если у Есенина «после прошедшего урагана» герой видит, что отстает от новой жизни и даже переживает из-за этого:
«Вот так страна! Какого ж я рожна
орал в стихах, что я с народом дружен?..» –
а далее, разобравшись и сориентировавшись в происходящем, заявляет с категорической твердостью человека, поверившего в прекрасное будущее:
«Приемлю все. Как есть, все принимаю.
Готов идти по выбитым следам».
И чтобы не осталось никаких сомнений в принятом выборе, Сергей Александрович в уста своего лирического героя вкладывает воистину сакраментальную фразу, объясняющую со всей эмоциональностью и искренностью принятое решение:
«Воспевать всем существом в поэте
шестую часть земли с названьем кратким «Русь».
Асмолов же, сердечно любя и воспевая Русь, Россию, не спешит идти по «выбитым следам» новых устроителей жизни. Ему их колея, проложенная по пульсирующим нервам памяти, совести и справедливости, проложенная по костям предков, отдавшим жизни за свободу и независимость своего государства, пусть и приукрашенная хрусткой зеленью долларов, претит. Это не его «колея», не его выбор.
Кто же мы?
– спрашивает его герой, столкнувшись с циничностью и бездуховностью. –
Полоумные? Трусы?
Или нет у нас вовсе души?..
Были – русы! Великие русы!
А теперь – торгаши, торгаши.
Ах ты, Родина! Бедная Родина!
Под смешки, под искусный шумок
На столичном базаре ты продана,
Будто курской картошки мешок…
В стылое, безжалостное лихолетье девяностых, когда происходила коренная смена социальных эпох и бездушная ломка миллионов человеческих судеб, не только Асмолов переживал это до боли в сердце, до инфаркта, но многие курские писатели, в том числе его собратья по перу, поэты Алексей Шитиков, Вадим Корнеев, Юрий Першин. Да и другие не остались равнодушными к происходящим изменениям. Их боль и гнев не раз выливались в строчки произведений, обличая «новых хозяев жизни» в скудоумии, попугайстве, обезьянничании, в преклонении перед Западом и в конъюнктурности. Но, несмотря на всю остроту их произведений, переклички с Есениным, как у Юрия Николаевича, на мой взгляд, не случилось. Просто, повинуясь совести и таланту, шли своим путем и писали собственной болью. А вот у Асмолова это произошло. Как и почему произошло – ответить не берусь. Версий назвать можно дюжины… Но в самом факте «переклички» поэтов уверен на сто процентов.
В стихотворении «В заброшенной деревне» Ю.Н. Асмолов как бы возвращает нас в ту дореволюционную русскую деревню, из которой, казалось бы, навсегда ушел Есенин в начале ХХ века.
Без дверей, без окон все избушки,
Саваном их укрывает снег.
Словно это – позапрошлый век,
Словно тут хозяйничает Плюшкин.
…И страна еще сильней похожа
На избу – без окон, без дверей:
Посреди эпохи непогожей
Холодно, тревожно стало в ней.
Можно еще долго сравнивать эпохальной значимости произведения этих авторов, их «перекличку» через столетье, но больше того и ярче того, что сказал Ю.Н. Асмолов в стихотворении «Большак», все равно не сказать.
…А теперь: за чертову затею
Жизнь свою кладет святая Русь.
Я все чаще Родину жалею
И все реже Родиной горжусь…
Вот такова, на мой взгляд, незримая, непредумышленная, никем не спланированная ранее «перекличка» через вековое пространство во времени двух больших русских поэтов, бесконечно любящих Русь-Россию и болеющих душой за нее.
…А, впрочем, уважаемый читатель, книга Асмолова не только о вышесказанном: «Иней» – это еще и прекрасный сборник лирических произведений. Это музыка слов и звуков, берущая за сердце. Не зря же многие стихотворения Асмолова им переложены на музыку и часто исполняются под баян. В качестве примера приведем всего лишь одно стихотворение «Иней», давшее название всему сборнику.
Под вечер иней – синий-синий,
А засияют небеса –
Глаза обколются об иней,
И тихо скатится слеза.
О светлость – зимнее цветенье!
Ты в стороне лесостепной
Спокойно споришь и с осенней,
И даже с майской красотой.
И чем покладистей морозы,
Тем дольше мир похож на сад.
Стоят ракиты – что берёзы!
В убранстве свадебном стоят.
Но кружевной убор так лёгок,
Так склонен шёлком соскользнуть,
Что на заснеженных дорогах
Я лишний раз боюсь дыхнуть.
И тишина вокруг такая!
И удивительней вдвойне;
Как мог он, блёстками играя,
Спорхнуть в подобной тишине?
И обмираю в изумленье –
Природы махонькая часть:
Уж не моё ль сердцебиенье
Его заставило опасть?!
ПЕРВЫЕ ПОЭТИЧЕСКИЕ ШАГИ
Выше уже было сказано, что корни Юрия Николаевича идут от земли. Это верно. Но требуется уточнение…
Родился он 3 февраля 1961 года в городе Курске, но раннее детство его прошло в селе Молотычи Фатежского района Курской области. Это село, как сообщает сам Асмолов, стало «столицей» его памяти.
Потом была учеба в курской городской средней школе и работа на заводе. За ними последовали служба в армии и Курский сельскохозяйственный институт. После окончания института «свою первую пятилетку» Юрий Николаевич отработал в колхозе имени К. Маркса, а последующие – в Курском «Агроснабе». Отработал честно и добросовестно, как честно и добросовестно работает над своими произведениями, не давая себе даже малой поблажки.
В Курске происходит его знакомство с писателями Николаем Юрьевичем Корнеевым, Егором Ивановичем Полянским, Алексеем Федосеевичем Шитиковым, Владимиром Павловичем Детковым, Евгением Ивановичем Носовым, Петром Георгиевичем Сальниковым, Юрием Петровичем Першиным, Валентиной Михайловной Коркиной, Михаилом Николаевичем Еськовым, проявившими к его поэтическому творчеству участие. Как смог заметить проницательный читатель, перечень имен курских писателей той поры говорит о высоких позициях, занимаемых организацией в Союзе писателей. Чего стоят только имена Корнеева, Носова, Сальникова!.. А еще ведь были Василий Семенович Алехин, Егор Иванович Полянский, Исаак Зельманович Баскевич, творчество которых известно далеко за пределами края… Рядом с ними творил исторические произведения Александр Александрович Харитановский (старший),
В Курске Юрий Асмолов знакомится с таким же начинающим и талантливым поэтом-сверстником Сергеем Бабкиным, к сожалению, рано ушедшим из жизни. Если Николай Корнеев, Евгений Носов и другие вышеупомянутые курские прозаики и поэты были «мэтрами» и учителями, то Сергей Павлович Бабкин стал другом по жизни и собратом по поэтическому перу.
Впрочем, вот как сам Асмолов сообщает о своем знакомстве с Бабкиным и их дружбе в книге «Писатели Курского края»:
«Встретились мы в декабре 1984 года на семинаре. (Литературные семинары «начинающих или молодых прозаиков и поэтов» в Курской области в 70-е и 80-е годы проходили ежегодно – Н.П.). Нас тогда основательно потрепали, и мы, раскаленные, не веря убедительной критике столичных и местных руководителей семинара, пошли в общежитие сельхозинститута, где я тогда проживал нелегально, запить вином обиды. Через несколько минут нас окружили одногруппники. Потом – однокурсники, потом… В общем – поминки превратились в праздник. Мы попеременно читали стихи, большей частью, конечно, о любви. Публика была благодарной и благосклонной. Мы были молоды и влюблены… Лишь поздней ночью разбрелись наши слушатели. Но мы с моим новым товарищем все говорили и говорили о жизни, о любимых поэтах, об их волшебных творениях. А ближе к утру – по дороге к его дому – признали друг друга поэтами… Мы решили, что пора «покорять» Москву. Пересортировав рукописи стихов, укатили в столицу. Москва встретила морозом и ветром, словно пытаясь остудить наше рвение…»
В редакциях столичных журналов «сумрачным взглядом дали понять», что залетевшим в непогодь курянам пора отчаливать восвояси. И они отчалили в родной Курск, к «своим» наставникам и критикам.
Природный талант, а также упорство и кропотливая работа над произведениями сделали дело. Как отмечает самый информированный о литературной жизни края человек – краевед, ученый и писатель Юрий Александрович Бугров, – начиная с 1989 года, стихи Юрия Асмолова систематически публикуются в российской периодике. В том числе в газетах «Сельская новь», «Молодая гвардия» и «Курская правда», в курских литературных альманахах «Порубежье» и «Толока», а также в «толстых» московских журналах «Бег», «Воин России» и «Москва».
ПРИЗНАНИЕ
Середина девяностых – самый пик социального лихолетья в России, отказавшейся от социалистического пути развития и переползавшей под понукания Ельцина и его команды (Чубайс, Егор Гайдар, Бурбулис, Березовский и др.) на рельсы рыночно-капиталистических отношений. Колхозы и совхозы уже не существовали, фермерство находилось в зародыше. Предприятия останавливались, а если и работали, то по бартеру – натуральному обмену из эпохи феодализма; зарплаты не выплачивались по полгода даже сотрудникам правоохранительных органов. Народ бедствовал и вымирал в год по миллиону. Но именно в это льдисто-колючее время Курская писательская организация, руководимая прозаиком Детковым Владимиром Павловичем, обрела собственное книжное издательство «Крону» и стала выпускать книги курских писателей и литераторов. А еще в Курске шел массовый прием в Союз писателей России. Только в 1995 году в СПР были приняты поэты Сергей Павлович Бабкин, Вадим Николаевич Корнеев и Анатолий Константинович Трофимов, издавшие в «Кроне» первые авторские сборники поэзии в 1994 году.
Юрий Николаевич в один «призыв» с ними не попал, но искренне радовался за своих собратьев по перу и товарищей по жизни. И, естественно, работал в поте лица над своей книгой стихов.
Труды не пропали даром. В том же 1995 году в Курске (издательство «Крона») вышла его первая книга стихов «Просинец», редактировал которую известный поэт Алексей Шитиков. Он же написал вступительную статью «С колеса судьбы…», в которой весьма одобрительно отозвался о поэтическом даровании автора и его произведениях. И тут следует заметить, что поэт Шитиков на положительные отзывы скуп. Даже если речь идет о довольно известных поэтах края. А уж петь дифирамбы «молодым»тем более – Боже упаси!..
В следующем 1996 году вновь в Курске, увидел свет второй сборник поэтических произведений Юрия Асмолова – «На крутояре». Требовалось закрепить позиции перед решением вопроса о членстве в Союзе писателей России.
Выход книг поэзии Асмолова не остался без внимания со стороны общественности и писательского сообщества. О них заговорили журналисты. Писатели дали одобрительные отзывы. Среди доброжелателей асмоловского поэтического дарования оказался и маститый поэт и прозаик Курского края (член СП СССР с 1978 года) Юрий Петрович Першин. В первом за 1996 год выпуске литературного альманаха «Порубежье», издаваемого «Славянкой», учрежденной журналистом и общественным деятелем Николаем Гребневым, он опубликовал статью «О книге Ю. Асмолова «На крутояре». В статье Першин не только дал подробный профессиональный анализ поэтическим произведениям автора, но и весьма положительно высказался о самом самобытном поэте.
В 1998 году, после выхода в свет этих книг и необходимой в таких случаях организационно-бюрократической процедуры, затянувшейся на полгода, Асмолов был принят в Союз писателей России. Кстати, в этот же год членом СПР стал и поэт из Горшечного Леонид Наливайко, с которым Асмолов был знаком еще со своей студенческой поры (с 1983 г.). Правда, как вспоминает сам Асмолов, встречались весьма редко, но искренне радовались книгам друг друга, читая их «от корки и до корки».
Обрадовало ли членство в Союзе писателей поэта? Думаю, что да. Однако никаких поблажек в творческом плане Асмолов себе давать не собирался. Поэтому вскоре за первыми книгами последовали «Строкой любви и сострадания» в 2000 году,«Озимая пшеница» и «Письма из деревни» – в 2004 году. В 2006 году появляется книга «До востребования», а в 2011 году – «Недосказанность русского лета». Крайней же в этом замечательном ряду стала уже упоминаемая нами книга «Иней».
Поэтическое творчество Юрия Николаевича нашло живой отклик как среди писательской братии, так и среди читателей. Выше мы упоминали благожелательные отзывы курских поэтов Шитикова и Першина. В 2004 году на страницах «Курской правды» с положительным отзывом на поэтическое творчество Асмолова и выход его книг откликнулся старейший и опытнейший журналист края Федор Емельянович Панов. С присущей ему деликатностью и тонким знанием литературной жизни в стране и области, Панов не только познакомил читателя с отдельными стихотворениями Юрия Николаевича, отметив лиричность его произведений, но и дал высокую оценку всей творческой деятельности поэта.
В этом же году с развернутой статьей «Рецензии. Заметки» о самобытном поэтическом даровании Асмолова выступил в «Толоке» Юрий Петрович Першин. Как и в предыдущем очерке (1996 г.), он весьма положительно отзывается о Юрии Николаевиче как поэте. Чтобы не быть голословными, процитируем хотя бы один небольшой абзац.
«Есть поэты, которые доносят до читателя только крик, – весьма образно, профессионально и цепко пишет Першин в рецензионной статье. – Юрий Асмолов доносит саму боль. Его новая стихотворная «Озимая пшеница» – прекрасная, но грустная книга. Она потому и грустная, что пронизана болью, болью за страну, за землю, за деревню, за своих близких. И собственная, в прямом смысле, сердечная боль у него смыкается с этой вселенской болью».
К этому остается лишь добавить, что в заметке еще сказано много добрых слов в адрес поэта Асмолова, приводятся цитаты из стихотворений, дается к ним комментарий профессионала. Кроме этого, упоминается книга Николая Гребнева «Деревянное ожерелье свободы», в которой имелся рассказ «Христово Воскресенье на Глинище» об Асмолове и его творчестве.
Завершая заметку, Першин акцентирует внимание на поэте: «Прочитав книгу Н. Гребнева, еще раз порадовался светлому творчеству Юрия Асмолова…»
Издававшаяся с 1997 года «Толока», главным редактором которой являлся (и является) известный российский писатель Борис Агеев, стала к этому времени официальным печатным рупором курской писательской организации. И в ней многие прозаики и поэты считали за честь быть опубликованными или же прочесть публикации коллег о себе. Какая-никакая, но популяризация творчества, тем более что тираж «Толоки» в эти годы был значительным – 1000 экземпляров. К тому же она поступала во все библиотеки области.
Как упоминалось выше, не оказался безучастным к творчеству Асмолова столичный поэт и критик Сергей Викулов. В 2006 году в издании «Патриот» он отметился статьей «Он не один…», перепечатанной после в книгу «Писатели Курского края» (Курск, 2007).
Именно Викулов не побоялся назвать Асмолова поэтом-Гражданином. Причем Гражданином с большой буквы. Он же ратует и за социальную направленность лирики поэта. «Вздрогни от критики и исключи «политику», тогда что останется? – вопрошает сам себя Викулов. И как бы давая ответ, откровенно, без каких-либо экивоков заявляет: – Я радуюсь появлению в русской поэзии еще одного талантливого поэта, главным содержанием поэзии которого является народная жизнь, а главным чувством – любовь к народу, сочувствие ему и сострадание. Радуюсь и тому, что он в провинциальной России не один…»
Ознакомившись с поэзией Асмолова и проникнув к ней профессиональной симпатией, известный в Курской области журналист и литератор Владимир Васильевич Кулагин поместил очерк о поэте «Со словами осторожен, как с огнем» в своей книге «В пространстве памяти», увидевшей свет в 2011 году. Кстати, в книге Кулагина имеются статьи и о других курских писателях. Особенно много добрых слов сказано о Шитикове Алексее.
Кроме того, этот очерк стал предисловием к книге «Иней», но уже под названием «Со словом осторожен, как с огнем». Изменено написание одного слова, но смысл-то каков!.. Сразу все стало на свое место, ибо не слова, а слово, художественное слово – всему основа и всегда первично. Слова подобны морскому песку – никакой индивидуальности, протекут между пальцев – и не заметишь. А вот злато слово, о котором знали-ведали еще наши далекие предки с античных времен, может все…
О творчестве Юрия Николаевича писала и Тамара Юрьевна Кравец в газете «Городские известия» – журналист и член Союза писателей России, ныне проживающая в Московской области. Тамара Юрьевна к творчеству коллег всегда подходит бережно, а уж к творчеству Асмолова – с любовью и нежностью. Ибо искренне любит и ценит его поэзию.
На творчество Асмолова обратил свое внимание и уже упоминаемый нами Юрий Александрович Бугров – известный в Курском крае краевед, ученый, писатель и деятель культуры. Статьи с биографическими данными поэта помещены им в Большую Курскую энциклопедию и в книгу «Литературные хроники Курского края» (Курск, 2011). Именно Ю.А. Бугров одним из первых отметил не только более полный перечень изданных Асмоловым книг, но и то, что Юрий Николаевич стал лауреатом престижной в писательской среде премии «Золотое перо России».
О КОЛЛЕГАХ
Если в девяностые годы шло существенное расширение курской писательской организации, то «нулевые» ознаменовались невосполнимыми потерями. В 2001 году не стало талантливейшего поэта-фронтовика Николая Юрьевича Корнеева, в июне 2002 года один за другим ушли флагманы курской и российской литературы прозаики-фронтовики Евгений Иванович Носов и Петр Георгиевич Сальников. К 2006 году совсем молодыми этот мир покинули Татьяна Горбулина, Сергей Бабкин, Николай Леверов. и Анатолий Трофимов. В 2006 году не стало еще одного фронтовика, поэта и прозаика Василия Семеновича Алехина.
Со многими из них Юрий Асмолов был хорошо знаком, а с Сергеем Бабкиным, как уже говорилось выше, дружил. Поэтому к печалям писателя о неурядицах в стране добавились печали жизненных трагедий близких ему людей. И это, конечно, нашло отзвук в его поэтическом творчестве.
Стихотворения оказались так «пропитаны» горечью по факту утраты друзей, что по одному из них, написанному на безвременную кончину Анатолия Трофимова, автор получи дружеский «выговор» от руководителя писательской организации Владимира Павловича Деткова. И в очерке о Деткове приводит те строки, за которые был сначала «отчитан», а затем ободрен заверением опытного и мудрого собрата по перу, что и услышат, и напишут:
… Вот и я – на миру, на пиру –
Всё пою, а никто и не слышит.
Может быть, и когда я помру,
И полстрочки никто не напишет…
Но проникновеннее всего, по-видимому, стал очерк о Сергее Бабкине «А я надеялся на чудо…», уже упоминаемый в начале данного повествования. В нем Юрий Николаевич постарался сконцентрировать и выразить всю свою любовь к этому поэту и к его творчеству.
«Сергей Бабкин... Перечитывая его стихи, я слышал знакомый голос, я видел перед собой моего товарища – чуть растерянного, как бы заблудившегося в прошлом столетии. Но никакой тропинки, которая могла бы привести его в этот век, где «стали люди на песни скупей, стали рощи и долы печальней» он, по-моему, и не искал...
Сергей любил побыть «вдали от шума городского», сбежать из плена железобетона – в луга, в рощи, в далёкие, почти безлюдные, сёла – порыбачить. И вот ушёл. – Насовсем. И – как настоящий большой поэт – время своего ухода он угадал.
Сирень…
Когда мне умирать
Наступит час – вы принесите
Сирени ветку, на кровать
У изголовья положите…
Так мы и сделали. А похоронить его нам удалось на самом видном месте – рядом с церковью, что на Северном кладбище.
«А я надеялся на чудо, хотя чудес на свете нет», – однажды выпалил Сергей Бабкин. Но, оказалось, – они существуют. Одно из чудес – это чудесные стихи, которые спокойно могут преодолеть забвение. Да, «Великих список невелик». Но разве можно не согласиться и с тем, что таланту не тесно в русской литературе – «каждому находится своё единственное место. И – навсегда».
Когда осенью 2010 года по инициативе председателя Правления КРО СПР Николая Гребнева образовался Союз курских литераторов, то Юрий Николаевич, как и его ближайшие друзья Вадим Корнеев и Алексей Шитиков, отнесся к этому явлению достаточно прохладно. С определенным скепсисом он встретил и появление первых выпусков литературного альманаха «Курские перекрестки». Такая позиция ведущего поэта, лауреата литературной премии «Золотое перо России», надо прямо сказать, составителям альманаха, энтузиазма не прибавляла.
Но уже с шестого выпуска, посвященного 825-летию «Слова о полку Игореве», Асмолов активно публикует стихи и очерки о творчестве своих коллег. И этот факт не может не радовать общественную редколлегию и меня как составителя. Доверие такого поэта к альманаху курских литераторов дорогого стоит. К тому же за время нашего знакомства я узнал Юрия Николаевича куда полнее, чем в дни первых встреч. И как понимаю, он, хоть порой и ершист, и резок в критике собратьев по перу, однако человек прямой и открытый. К тому же, давая конструктивную критическую оценку произведениям некоторых коллег, о других сотоварищах, творчество которых хорошо знает и принимает, пишет с профессиональной признательностью и сердечной добротой.
Выше уже упоминался очерк о Сергее Бабкине, опубликованный в книге «Писатели курского края» (Курск, 2007). Но кроме него, Асмоловым написаны очерки о поэте и художнике Леониде Наливайко «Не для красного присловья…» и «Не только на словах…», очерк о поэте Николае Юрьевиче Корнееве «От корней», очерк о собрате по перу Тимонове «Полевая дорога Алексея Тимонова». Его перу принадлежат и аналитические очерки (эссе) о поэтах Евгении Шанине – «Судьба счастливой не казалась…», Вячеславе Нарыкове – «Полет», Валентине Коркиной – «Живу, каждый миг обнимая…» и «Ветке заказана почка», Василии Золотареве – «Лирическим дыханием судьбы», Алексее Шитикове – «Уровень сердца», Вадиме Корнееве – «Корнеев» и других.
При этом значительная доля этих очерков или, как называет их Асмолов, эссе, опубликованы в альманахе «Курские перекрестки». Они не только украшают альманах, но являются проводниками нашей памяти в последующие поколения курян. А еще – это ориентир всем литераторам-поэтам в поэтическом пространстве края: как писать и о чем писать. Это и своеобразные проблески поэтического маяка для совсем юных литературных лицеистов, пробующих перо на страницах альманаха, чтобы не затерялись они в пучине стихотворчества и не разбились о камни критики и жесткого быта современной жизни.
Особенностью поэтико-публицистической деятельности Юрия Асмолова в данном случае является то, что для каждого из своих героев – собратьев по перу – он нашел самые добрые, самые искренние, самые теплые слова и эпитеты. А «зацепившие» его строки из произведений этих авторов, он с нескрываемым восторгом цитирует, радуясь им, как собственным поэтическим находкам. Это говорит не только о его поэтическом чутье, но и о широте его сердца, о больших душевных качествах, часто скрытых за внешней, возможно, даже напускной бесшабашностью.
В качестве примера обратимся к его очерку о Леониде Наливайко.
«У Наливайко стихи разные, – пишет изящный, до есенинского склада, лирик Юрий Асмолов, процитировав в статье понравившиеся ему строки наливайкинской лирики. – Но есть одно общее, что их объединяет – талант автора». И в качестве примера приводит слова героя стихотворения – кузнеца Ивана Ольхи, в которых и глубинная философия, и причудливая игра слов, и тонкий юмор:
Не для красного присловья,
а для правды напиши:
баня – кузня для здоровья,
кузня – баня для души.
С особой теплотой и душевным трепетом он пишет о Николае Юрьевиче Корнееве: «…Узнал и полюбил его задолго до встречи: я читал его книги. К тому же – я становился самым внимательным слушателем, когда друзья-писатели начинали беседы и, ударившись в воспоминания, говорили о наших предшественниках, которых я или вовсе не застал, или успел увидеть лишь краем глаза, мельком. О Корнееве всегда говорили не просто по-доброму, но и с большой любовью. Для многих он был не только Поэтом, но и наставником, учителем и даже – «отцом родным». Я завидовал им. Я слушал, и перед моими глазами вырастал образ Поэта, которого я и читал, и почитал, автора поэм: «Лекарь Даль», «Тридцатые – скоростные», «Мать»…
…Вот это стихи! Читаешь и видишь: судьба поэта и судьба страны связаны неразрывно; читаешь и понимаешь – это настоящее, это – исходит от корней русской поэзии, а не какой-то там, выращенный в парниках или лабораториях, привитый к её стволу, но плохо принявшийся, гибрид».
И в подтверждении своих слов в качестве примера приводит понравившиеся ему строки:
... Я слышу шелест листьев где-то
И просьбу перепела: «пить».
И ничего страшнее нету,
Как не желать и не любить.
Не менее трепетно ведет он речь о поэтическом творчестве Валентины Михайловны Коркиной – тонкого лирика и не менее тонкого философа: «…Поэзия Валентины Коркиной с её искренностью, горьковатым привкусом правды, утверждением доброты и сопротивлением злу, жизнелюбием и стойкостью, «приверженностью к земле» и «вечной тягой к полёту» обладает большой художественной силой воздействия: её целительность и животворность несомненны.
Полагаю, что здесь «виновата» ещё и природа её души: души, умеющей увидеть – и очароваться, услышать – и откликнуться».
И чтоб до конца ощутить,
Как мало для радости надо,
Достаточно вообразить
Себя веткой вишни из сада.
Впрочем, не только коллеги-поэты становились героями его очерков, но и прозаикам уделял он внимание. Наиболее ярким произведением о прозаиках, на мой взгляд, является очерк о Владимире Павловиче Деткове «Детков – Советский Союз».
«Владимир Павлович был заразительным оптимистом, – с любовью и восхищением пишет Асмолов о руководителе курской писательской организации и старшем товарище, – он ни¬когда не спешил с негативными выводами, был внимателен и чуток, а значит – по Пришвину – мудр. По первой профессии он был агрономом, как его любимый писатель, и, хотя утверждать не берусь, но мне кажется, тоже всю жизнь вёл дневник. Во вся¬ком случае, его миниатюры говорят в пользу этого: похоже, что эти вёдра чистых слов почёрпнуты из глубокого колодца. Он тоже: сначала сеял рожь и пшеницу, а затем – светлое и мудрое». И ниже приводит пример детковской мудрости из книги «Зёрна Истины»:
- Что рисуешь, доча?
- Дом.
- А почему он без окон, без дверей?!
- Потому что там злые люди живут…
- А давай-ка дорисуем им окно. В него заглянет Солнышко… осветит, согреет… Им станет тепло и светло – они пораду¬ются и перестанут злиться… Ведь радость злой не бывает…
Кроме очерка о Деткове, Юрий Николаевич написал работы по творчеству прозаиков К.Д. Воробьева, Е.И. Носова и П.Г. Сальникова.
О КОРНЯХ И ИСТОКАХ
…Как уже сказано выше, о творчестве Асмолова написано немало. Но все как-то официально: родился, учился, работал, творил. А мне хочется всегда заглянуть вглубь, посмотреть, откуда корни растут. Возможно, такие неуемные «интересанты» есть и среди его читателей. Потому, опираясь на его подсказки в личных беседах и на те небольшие автобиографические данные, доверенные им Интернету, беру на себя смелость сказать несколько слов о корнях Юрия Николаевича.
Его отец – Асмолов Николай Александрович (1933 – 1973) родился в селе Молотычи в многодетной семье крестьян-колхозников. Длительное время служил в Советской армии. После демобилизации женился, взяв из соседнего села с поэтичным названием Миленино в жены девушку по имени Надежда – Надежда Васильевна Асмолова (1934 – 2003), рано оставшаяся без родителей. Вскоре супруги Асмоловы переехали в Курск, где у них и родился будущий поэт.
По воспоминаниям Юрия Николаевича, его отец – Николай Александрович – сменил множество работ и профессий, пока по болезни не получил инвалидность. Но больше всего Николай Александрович работал транспортировщиком на погрузчике, то есть с техникой был на «ты». А мать – Надежда Васильевна – длительное время трудилась на производственном объединении «Химволокно». Простой рабочей, или, как тогда говорили, работницей (даже журнал «Работница» издавался). И была, по определению Юрия Николаевича, «горяча» до работы. Сказывалась крестьянская закваска – трудиться с малых лет. Трудиться честно, с полной отдачей.
Впрочем, как ни быть «горячими» на производстве матери и отцу, когда надо было зарабатывать квартиру – собственное жилье, чтобы не скитаться по общагам или съемным комнатушкам. Вот и работали, не покладая рук и не жалея сил.
Если квартирный вопрос, по Булгакову, испортил москвичей, то курян он гнобил не меньше. Как показывает жизнь провинции, даже на много больше. По-видимому, это такая же извечная российская проблема, как уже не сходящие с языка российские «дороги» и «дураки»…
Пока родители трудились, зарабатывая квартиру, будущий поэт был отправлен «на деревню к бабушке». Потому детские годы Юрия Николаевича прошли в доме родителей отца – деда Александра Николаевича (1908-1983) и бабушки Натальи Егоровны (1908-1983) – в селе Молотычи.
Дед Александр Николаевич был участником Великой Отечественной войны, а в мирной жизни – мастеровитым плотником. Еще он сочинял незамысловатые деревенские частушки – надо думать, часто с «сольцой» и «клубничкой». А также, по-видимому, хорошо играл на гармошке. Не отсюда ли истоки поэтического дарования Юрия Николаевича?.. На мой взгляд, именно отсюда. Дедовские гены передались по наследству. И, конечно же, усилились и развились в самом поэте.
Бабушка Наталья Егоровна, имея на руках целую ораву детей (а позже и внуков), была больше домохозяйкой, чем колхозницей. Кто-то же должен был заниматься воспитанием и становлением на ноги молодой асмоловской поросли? Вот она и воспитывала, и становила, одевая, обувая, кормя и обихаживая. Частица бабушкино сердечного тепла досталась и Юрию Николаевичу, в то время просто Юре.
«Жил, как в сказке: окружённый заботой и любовью, – пишет Асмолов в небольшой автобиографической справке, размещенной в Интернете. – Со мной, как с игрушкой, возились тёти и дядя, которые не очень-то были старше меня. В избушке обитало множество кошек, а ближе к весне подселялись к нам и гусята, и цыплята, и ягнята, и телёнок… С ними – носастыми, ушастыми, писклявыми, смешными – игрался уже я…»
Маминых родителей Юрий Николаевич помнит только по имени: бабушка Полина и дед Вася. Умерли те, к сожалению, очень рано. Этих деда и бабушку Юрий Николаевич в разговорах «по душам» вспоминает редко, зато отцовых, молотычевских – часто. И всегда – с нежностью и сердечным теплом. Возможно, он сам этого за серостью российских будней не замечает, но со стороны – даже очень заметно. Впрочем, слово самому герою очерка.
«Молотычи! – забытая и Богом, и властями деревня, – повествуя о детстве, о своих корнях и истоках, пишет Юрий Николаевич. – Она-то и превратилась в столицу моих воспоминаний и стихотворений. Такой столицей могло бы стать село Миленино – родина моей матушки, но дедушка, Василий Емельянов, не вернулся с Мировой Войны, а бабушку Полю до моего рождения свела в могилу чахотка…»
А вот к Курску, который «мог бы стать такой столицей, но не стал», у поэта иное отношение.
«… Помню: в село приехали родители – забрать меня к себе, в город, где они, наконец-то, получили отдельную комнатушку, – вспоминает в автобиографической интернетовской справке Юрий Асмолов. – Когда же «осчастливили» меня этой новостью, я «бросился в бега». Искали меня долго, потом долго уговаривали, умоляли и умасливали. В конце концов, каким-то обманом уломали и увезли…»
Трудно судить – почему именно, но самым ярким воспоминанием курского детства для поэта стало пребывание цыган в окрестностях улицы, на которой жил он с родителями. Возможно, именно в этом «проклюнулись» первые лучики его поэтической души.
«В городе мы жили на самой окраине, недалеко от окружной дороги, – сообщает поэт, делясь своими впечатлениями с читателями. – За этой магистралью (Москва – Симферополь) каждую весну ставили свои шатры цыгане. Когда они устраивали стирку, то весь берег Сейма и весь прибрежный луг расцветали красными розами их платков, юбок, покрывал и ковров. Иногда под вечер цыгане с песнями и плясками проходили по нашей улице, останавливаясь во дворах и устраивая зажигательные концерты. Огромное серебряное блюдо, с которым, танцуя, подплывала к благодарным слушателям смазливая цыганочка, быстро покрывалось звонкими монетами…»
Вот такие родовые корни у поэта Юрия Асмолова. Они, эти корни, а также неброская, часто сдержанная, иногда суровая природа Центрального Черноземья, исторического центра России, и дали прекрасного поэта. И он, кстати, не остается в долгу перед ней. Во многих стихотворениях он объясняется ей в любви. То с нежностью и гордостью, то с болью и горечью. Или, по его же определению, – «с горьким привкусом правды».
ПОСРЕДИ ЭПОХИ НЕПОГОЖЕЙ
…После того, как были написаны предыдущие строки очерка, получившего название «Перекличка через век», прошло немногим более года. Но за это время Юрий Николаевич успел издать несколько новых книги стихов. В том числе – «Друзья мои, писатели…», «Кружатся листья» и «Бессонница». В них, как мне видится, наряду с другими темами по-прежнему продолжается «перекличка» произведений курского автора со стихами Есенина. Но уже не она становится главным фактором, а нахождение поэта «посреди эпохи непогожей».
Именно из-за нахождения Юрия Александровича в сердцевине «эпохи непогожей» и проистекает «перекличка», и происходят другие поэтические метаморфозы. Например, наряду с кислотными дождями, зачастившими над миром в целом и над Россией, в частности, проливаются поэтические дожди грусти и горечи, как в стихотворении «Дожди»:
Дожди, зарядили дожди,
И слышится мне отовсюду:
«Хорошего больше не жди,
Не вылечить грусть, как простуду».
Хорошего я и не жду –
Ни сверху не жду и ни снизу,
И верю зачем-то дождю,
Что лупит всю ночь по карнизу.
Ненастье... Несчастья... Добром
Не может закончиться это.
И пахнет опять Октябрём
Холодное русское лето.
А еще из-за нахождения в центре российской «непогожести» в груди поэта «свила незримое гнездо» непреходящая острая боль за Родину. Об этой боли весьма ярко и образно сказано им в стихотворении «Такая боль».
Вот «эти» – вожжи отпустили,
«Те» – заправляли, «нокая»…
Как будто по полям России
Война прошлась жестокая.
Такая боль – не обезболить,
И не послать в болотину,
Но эта боль мне не позволит
Любить чужую родину.
Однако возвратимся к перечисленным выше книгам автора. Название первой книги «Друзья мои, писатели»… говорит само за себя – в ней стихи о писателях, про писателей и для писателей, как довольно известных, так и начинающих. Книга изобилует посвящениями товарищам по перу. Как тем, что живы и творят, так и тем, кого уже нет с нами, но чье творчество по-прежнему волнует наши души и сердца.
Здесь к тонкой лирике, так присущей творчеству Юрия Николаевича, добавлены не менее тонкий юмор, ирония и самоирония. И, конечно, во многих стихотворениях присутствует глубинная философия нашего бытия, а не только краски поэтического быта.
Во вторую книгу вошли стихотворения, написанные в разные годы, а также те, что ране не публиковались и лежали до поры до времени в поэтическом портфеле автора. «Разнообразие тем и жанровое многоголосье» присущи этому сборнику. Но доминантой все-таки, на мой взгляд, являются размышления автора о жизни и смерти, о предназначении человека вообще и человека-поэта, в частности. Стихи здесь не только – «пылкость чувств и искренность», не только – «сопереживание» и искрометность слов, фраз, образов, но и интимное откровение. Автор не просто «распахивает настежь» для читателей своё сердце, он обнажает до кроваво-пульсирующего естества каждый нерв души. Это не каждому дано. Впрочем, и не каждому позволено. Асмолову же – и дано, и позволено…
Что же касается книги «Бессонница», то это одна из знаковых книг поэта. В ней семь разделов, названия которых, как и название самой книги, символичны и сакральны. Например, «Округа настыла» или «Большак». Да и раздел «Пахнут черемухой сумерки» из того же символично-сакрального ряда, правда, с добрым довеском лиричности.
Тираж книги хоть и невелик – 200 экземпляров, но для провинции «рыночно-демократической» России, прекратившей финансирование писателей и писательских организаций, вполне хорош. При этом на 270 страницах помещен не только текст 230 стихотворений, но и вступительное слова автора и его цветное фото.
Выше довольно много говорилось о жизни и творчестве поэта Асмолова, но мало цитировалось его стихов. Теперь, чтобы добиться баланса в повествовании, по-видимому, необходимо больше внимания уделить самим стихам.
Открывает книгу знаковое для всего творчества Асмолова стихотворение «Черноземная полоса», задающее тон всей книге:
В годы грозные, в век вероломный
Припекают порой горячо,
Говорят мне:
«Твой стих – черноземный…»
Черноземный! Какой же еще!
Я ведь здешний, я тутошний: родом
С наших курских печальных полей,
И мне жить, и мне петь год за годом
В Полосе Черноземной моей.
Пусть хулящий Россию с издевкой
Про Богемы поет, про Шампань,
Ну а я – про Любаж с Хомутовкой,
Про Горшечное, про Обоянь.
Заявив собственное кредо и задав тон, в разделе «Прошлый век. Мы в юности, как соловьи», Юрий Николаевич поместил лирические стихи, посвященные любви.
В любви не ведая обмана,
Весною каждой лишь о ней
В кустах сиреневых тумана
Поет влюбленный соловей.
Это строфа из стихотворения без названия, открывающего раздел, а следующая из стихотворения «Предисловие любви»:
Мне все ясней средь полутьмы
Откуда этот хмель в крови
Март – послесловие зимы,
Март – предисловие любви.
Тема любви и юношеских переживаний, связанных с ней, продолжается в большом по текстовому объему стихотворении «Сирень цветет!». Всего лишь пара строф – первая и последняя:
Сирень цветет!
Душистой пеной
Заколыхались лепестки.
Куда и как сбежать из плена
Воспоминаний и тоски.
……………………………
Уже – со звездами соседство,
Ракеты делают витки,
Но чье-то влюбчивое детство
Срывает звездные цветки.
Всего лишь пара строф – и столько прекрасных образов и поэтических находок автора.
Стихи этого раздела можно долго цитировать, находя в них все новые и новые достоинства и смакуя лирические изыски, но нам предстоит поговорить и о других разделах, поэтому завершим обзор этого строфами из стихотворения «Чужая», из которого и взято оглавление раздела:
Мы в юности, как соловьи,
Поем – кто лучше, кто – похуже…
Я о любви и о любви.
Она – о муже и о муже.
«Она – чужая. Ты же – вор!» –
Бросает разум, досаждая.
Но сердце с ним вступает в спор:
«Как так? Такая! – И чужая…»
Раздел «Округа настыла» начинается стихотворением без названия:
Еще дороги не обдуло,
Еще весна не горяча,
Но потянуло, потянуло
В края родные, как грача.
За перелеском – перелесок,
За поворотом – поворот.
Бегу от копоти, от стрессов
Туда, куда душа зовет.
Еще одна строфа – и прежняя любовная лирика и лирическое описание весенней природы родного края плавно, без какого либо скачка, переходят в социальную поэтическую строку:
А над расслабленною Русью,
В высокой сумрачной дали,
С извечной радостью и грустью
Плывут, курлыча, журавли.
Как бы сказали филологи, семантика слов «расслабленная», «сумрачная» в сочетании с Русью и далью прямо указывает на социальную направленность лирики Юрия Николаевича. В подтверждение этому выводу следуют стихотворения « Жажда власти», «Сломали несуразный строй…», «Реакционер». Как, впрочем, и многие другие из данного раздела.
Приведем примеры.
Как ночь прострелена луной,
Так он прострелен жаждой власти, –
В тумане дыма, как чумной,
Он разжигает своим страсти.
Думаю, читателю понятно, что это была строфа из «Жажды власти». А следующие строфы из стихотворения «Реакционер»:
Кто-то въедливый и умный
Приведет меня в пример:
Мол, живет такой – не шумный,
Хитрый реакционер.
– Набираем обороты,
В самый раз воспеть прогресс!
Он же – про свое болото
И про свой дремучий лес…
А стихотворение, начинающееся строчкой «Сломали несуразный строй», следует привести полностью, ибо в нем не только социальные мотивы подняты на поверхность сюжетно-текстовой основы, но и сверхтяжелые вопросы поставлены: «Кто мы? Куда идем? Что строим?» – которыми озадачен не только автор, но и многие коренные россияне.
Сломали несуразный строй,
Какой-то непонятный строим –
И положительный герой
Стал отрицательным героем.
Россия!
Радует меня
Зеленокудрая березка
И под неплотной дверью дня
Заката долгая полоска.
Да вот… опять зовут крушить.
И – так задумано? Вдруг ли? –
Но жаром пышущие угли
Мы маслом пробуем тушить.
И правоту свою, как встарь,
Доказывает тот, кто смеет.
Кто – страж порядка или бунтарь –
Кто любит Родину сильнее?
Страна гудит, как дикий рой:
Что есть – браним,
Что было – кроем…
Сломали несуразный строй,
Но, Боже правый, что мы строим?!
В завершение обзора данного раздела, чтобы картина получилась более полной, процитируем строфы из стихотворений «На крутом обрыве века» и «Округа настыла».
Просил ночлег, в ответ – икота,
Замчище лязгал, как затвор,
И отрубал незримый кто-то:
«Не постоялый это двор».
……………………………
А я смотрел с обрыва века
И понимал, что навсегда
С бедовым русским человеком
Одна сроднила нас беда.
Это были первая и последняя строфы из большого по тексту и емкого по содержанию стихотворения «На крутом обрыве века», написанного автором еще в 1997 году. А следующая – из стихотворения «Округа настыла»:
Округа настыла.
От стужи
Не скрыться ни в дом, ни в леса…
Как листья в ноябрьские лужи,
Грусть вмерзла в людские глаза.
Следующий раздел книги «Большак» автор символически начинает стихотворением без названия, но в нем такие строки:
Мир, мир вам, хаты и дворцы,
Мир, мир вам, города и села!
Теперь не крик и не крамола
Стихов нечаянных столбцы.
Пусть кто-то судит свысока:
Мол, неразумное лишь сею…
Нет, я, как прежде разумею
Голодного и босяка.
Я вижу: чуждым мудрецам
Неймется – будят наше лихо…
Но слово, сказанное тихо,
Верней находит путь к сердцам.
И потому стихов столбцы
Теперь не крик и не крамола.
Мир, мир вам, хаты и дворцы,
Мир, мир вам, города и села!
В этом стихотворении автор, не изменяя своим убеждениям и не отказываясь от них, все же искренне желает стране, государству, Отчизне, Родине социального покоя и мира. И тема Родины – большой и малой – в этом разделе представлена им широко и в разных поэтических ракурсах.
Вот с болью в сердце он говорит о большой Родине, запутавшейся в паутинах-цепях вражеской похвалы-вранья, в стихотворении «Родине»:
Как речку –
Разворачивают Время
И раздувают угли Октября,
И алчное, безжалостное племя
Попутало-запутало тебя.
И стала ты дрожливою и слабой,
И недругам заглядываешь в рот.
Они ж тебе –
Смеясь, и тихой сапой –
Дают за укоротом укорот.
…………………………..
Россия-Русь!
Ты в целом свете ныне
Одна – как перст.
И вижу в страшных снах,
Как золотою пчелкой в паутине
Ты бьешься и слабеешь на глазах.
А там,
В углу планеты нашей круглой,
Отслеживая каждый вдох и звук,
Сидит паук и щерится:
«Я – друг твой!
Ты слышишь, золотая?
Я – твой друг!»
Здесь же, в этом разделе и стихотворение «Большак», давшее заглавие всему разделу. Из него одну знаковую, на мой взгляд, строфу цитировали выше, когда шла речь о «перекличке» с Есениным, поэтому остается процитировать последнюю, не менее знаковую и пронзительную:
Вот и на душе ужасно плохо,
Вот и в мыслях,
как в стране – бардак.
Всё! Ушла Великая Эпоха –
И зарос татарником большак.
Среди многих прекрасных стихотворений этого раздела особое место занимает стихотворение «Нескладная песня лета», посвященное писателю Михаилу Николаевичу Еськову. Почему особое место? Да потому, что в нем не только отменный слог, прекрасная лирика, но и высокая философия, и распахнутая настежь душа поэта.
Песня лета нескладная спета.
В ранних сумерках гаснет заря.
Растерял, растранжирил я лето.
Ай, да Бог с ним:
Тут жизнь – куда зря!
Это стихотворение хочется цитировать до последней строчки – ибо прекрасно. Мало того, его бы проанализировать построчно – честное слово, оно достойно того. Но формат очерка не позволяет. Ведь и о половине разделов книги не еще сказано.
В разделе «Пахнут черемухой сумерки» вновь лирические стихи о любви, о природе, о красотах родного края. Вновь прекрасный, богатый красками, насыщенный поэтическими образами и музыкальными мелодиями, изобилующий философскими тонкостями и парадоксальными выводами асмоловский язык.
Ты на белую акацию похожа,
Что цветет и опьяняет без вина.
Ты похожа на акацию, но все же –
Ты красивей и колючей, чем она.
Да, забылся и распелся, как когда-то…
Все счастливые – отчасти глухари.
Я, к тому же, перепутал свет заката
С отпылавшим светом утренней зари.
Как не видеть мне свою густую проседь?..
Но с тобою – ненаглядной, озорной –
Я, вдобавок, перепутал свою осень
Со своей, ушедшей в сумерки, весной.
Приземлиться и трезветь пора.
Но все же –
В облаках витаю! И душа – хмельна!..
Ты на белую акацию похожа,
Но красивей и колючей, чем она.
В этом же разделе и стихотворение «Бессонница», послужившее заглавием для книги.
Уж ночь-полночь, а сон нейдет
И от черемух душно,
И в эту пору каждый год
Мне сердце непослушно.
Раздел «Стихи о стихах и стихотворцах» в значительной мере перекликается со стихотворным наполнением книги «Друзья мои, писатели…», упоминавшейся выше. А потому в качестве примера приведем всего лишь одно стихотворение «В Асеевке».
Лютует время, выстужая души,
И среди этой несусветной стужи
Мы собрались в родной библиотеке:
Читали. Говорили о стихах…
Но после мне подумалось в сердцах:
«Лютует время. Будто страшный враг –
Не так ли христиане в древнем веке
Оборонялись в каменных церквях?»
Стихи, вошедшие в раздел «Старый памятник» вновь о России и ее месте в этом сложном мире во все времена и эпохи. На это указывают названия стихотворений или их первые строчки: «Не зря бросал тевтонский Запад», «Пришла с войною Франция», «Санкции», «Вновь с нами шутят злую шутку» и другие. Есть стихотворения, посвященные событиям на Украине – кровоточащей ране русского народа.
Украина моя!
Украина моя!
Не сказал бы «моя» про чужие края.
Ну а ты – ты моя неутешная грусть:
Потому что – война.
Потому, что ты – Русь.
Самый большой раздел в книге – занимает едва ли не половину – «В середине октября». В нем помещены разнотематические стихотворения, написанные автором в последнее времени, то есть незадолго до выхода книги. Часть их посвящается непосредственно конкретным лицам – друзьям и знакомым. Другая часть – всевозможным событиям и явлениям. Но во всех присутствует лирика и сам автор со своим видением мира, красоты, добра, справедливости, гуманизма, патриотизма, любви.
«Закрывает» этот раздел и, естественно, всю книгу стихотворение без названия. Оно – символ. Символ гражданской и творческой позиции автора. Поэтому приведем его полностью и этим закончим очерк о Юрии Асмолове и его поэтическом творчестве, которому продолжаться и продолжаться.
…И я живу, как большинство:
Без прилежанья веря в Бога,
Я все ж надеюсь на Него,
А на себя беру немного.
Взял на себя – и в тьмущей тьме
Не заплутать, не заблудиться.
И, думаю, по силам мне
Среди невзгод не обозлиться.
И взял еще я на себя –
Не ныть, работы не страшиться
И жить, печалясь и любя,
Там, где Господь велел родиться…
Да, Родину не разлюбить!
Вновь сердце дань ей песней платит:
И даже если долго жить,
То и любви, и песен хватит.