Сегодня пятое апреля две тысячи шестнадцатого года
Сегодня вторник
Первой в класс пришла Кадиша (50 лет): в той же голубой вязаной кофточке, с веселенькой красной матерчатой сумочкой в руке, у нее широкий лиловый шарф ниспадает с головы на узкие и еще прямые плечи; юбка на ней черная и неопределенная, в ее не ансамблевом ансамбле она ей не важна, резиновые шлепки тоже не существенны, зато сдержанно-мягко светятся глаза на ее лице, сияющем губами стареющей пунцовой розы. Восток же.
За нею идет Фатима, моя любимочка, (11 лет). Она, здороваясь, уже смотрит на меня, старается головку прямо держать, не опускает ее растерянно, и, самое приятное, начинает быть инициативной. Вот сегодня она у доски сосредоточенно оглядывается, поворачивается ко мне, вопросительно протягивает тетрадку, я вижу в ней написанную прописью сегодняшнюю дату. Я поняла: она хочет ее написать на доске, но я жду, как она это скажет. Она кивает в сторону доски и задает «весь вопрос»: «Мугалимме?..» Но уже хорошо, что она добровольно хочет выйти к доске и писать!
Написание даты на доске одним из учеников - это наша ежедневная вступительно-собирательная разминка, в ней постепенно пробуют себя все. Я надеюсь, что при этом каждый осмысливает цифирки-числа дня, названия месяцев, текущий год - все надо написать прописью, - ну и длиннющее же это слово в немецком языке, дата должна помогать им заучивать и год собственного рождения, и тут же мы учим дни недели.
И вот Фатима еще до начала занятия начинает царапать мелом дату, которая по ихнему «тарих». Это я уже от афганцев усекла, (по-казахски тарих - история, смысл прослеживается).
Айюб (19 лет), брат Фатимы, у него глаза лисьи, волосы то ли крашенные, то ли свои такие натурально-рыжие, свитер разношен, джинсы заношенные, в шлепках на босу ногу, заходит, протягивает мне ногу(!) и говорит целую фразу, наверное, готовил ее заранее, и это хорошо, он объясняет мне свое (три учебных дня) отсутствие:
«Извиняю себя этим, колено, один, вот это, тумор, гнить, госпиталь, очень болеет."
Тут Айюб регистрирует нахождение у доски своей сестренки-тихони, начинает улыбаться и потом вообще довольный всем, громко смеется и садится за стол.
Следом за ним стремительно появляется, тоже весь деловой и, не типично для моих ученичков киношно красивый, высокий Резаа (21 год), сейчас он в немецком сильнее всех, он идет тоже к доске, удивленно-несогласно смотрит на девочку, но я ему тут же даю «работу»:
«За-крой, пожалуйста, окно. От-крой, пожалуйста, дверь.»
Он, неуверенно оглядываясь на меня, ватными ногами пошел в нужных направлениях, сделал правильные действия и остановился вопросительно посреди класса. Я говорю ему: «Супер!» Это действительно здорово, он запоминает быстро целые выражения, мне точно нужно будет для него задания посочинять.
Шаоиб, новенький, (30-35 лет, его данные надо еще с ним выучить), входит в класс со смурным, неопределенным взглядом. На его лице чертыхнутие переживаний от первых встреч с немецким языком, он кладет на стол замусоленые листочки двух прошлых занятий и начинает шевелить губами:
«Моя имя есть... Я есть... Меня зэвуать...»
Тут опять открылась дверь, вместе с шумом, с голосами, вваливается масса (четверо) здоровых, носатых, крепких мужиков, сбоку от них какими-то маленькими смотрятся две женщинки, а впереди их всех снежинками из сказки влетели две совершенно одинаковые девчушки очень малых годиков и они весело опустились у телевизора в углу - там без звука идет «Том и Джерри», и сидит один мальчик.
А из ввалившейся носатой массы один, наверное, их спикер, заявляет мне, и это вдруг почти по-русски:
«Уважаемая, нам это сообщили, здесь делают немецкие уроки, мы тоже это надо, мы от Грузия».
Откуда?
Остальные утвердительно закивали и на своем языке что-то мне стали горячо говорить.
Пошел пятый месяц моего учительства в общежитии для беженцев из стран Ближнего Востока.
01:20, 06.04.16