- Невестушка, есть хочу, – завидев меня возле калитки, издали окликнул свекор.- А что это ты так поздно ночью стоишь тут? - вдруг спохватился сам.
- Да вот, провожала мужа и маму. Они вдвоем куда-то уехали.
- А…, - протянул он. - Ладно, ладно, пойдем, покорми меня, а то я что-то сильно проголодался.
- Идемте на кухню.
- А ты что такая хмурая? - глядя на меня из под своих густых бровей, спросил он.
- Да все хорошо, вам показалось, - ответила, ставя перед ним тарелку со «вторым» блюдом. Но только сейчас поняла - мой свекор вновь «навеселе», даже слишком.
- Пап, я пойду, а то дочурка одна в доме.
- Нет, сиди! Никуда твоя дочурка не денется, - жадно проглатывая пищу, и одновременно, не отрывая своего взгляда, буквально раздевая и тут же съедая меня своими откровенно извращенными глазами вместе с едой, категорично заявил он.
Мне стало жутко, какой-то очень неприятный холодок пробежался по спине и, остановившись прямо в области лопаток, заскреб, стал царапать сердце, словно железными когтями. От жуткого страха тряслись ноги. Но все же усилием силы воли заставила себя произнести:
- Уже поздно, пап, я пойду?
- Хорошо, иди. Я тут буду спать.
- Спокойной ночи, - и быстро вышла, словно птичка, вырвавшаяся из клетки.
Меня всегда пугали слишком уже откровенно рассматривающие эти колючие его глаза.
Забежав в дом, первым делом закрыла за собой входную дверь на крючок. Почему-то было очень страшно, просто жутко. Было такое ощущение, что кто-то нежеланный может прорваться к нам. А этот кто-то сейчас сидел и кушал. Еще раз проверила крючок - все закрыто. Других приспособлений не было, пришлось удовольствоваться этим запором.
Моя маленькая дочь уже спала на нашей кровати и, чтобы не разбудить, тихонечко заползла под одеяло и обняла ее. Я уже стала засыпать и сквозь сон услышала, что открылась входная дверь.
"Боже, как же так? Ведь закрывала на крючок, чтоб никто не мог проникнуть в дом", - мелькнула мысль.
Сразу стало понятно, это был свекор. Он-то знает, как открыть. Я замерла, казалось, что остановилось даже моё дыхание. Слышно было, как он прошелся в свою спальню и, немного пошебуршившись, улегся спать.
Мне казалось, что спала и снился очень неприятный, страшный сон: чьи-то руки грубо хватали и заламывали мне руки, пытаясь сорвать одеяло. Я цеплялась, пыталась прикрыться. Тут полностью проснулась и поняла, это был не сон. Ещё немного, и меня одолеют. Собравшись с силами, стала бороться, но силы явно были не равны. Уж слишком сильны, напористы были эти руки. Я прекрасно понимала, мне никто не может помочь, в доме кроме меня и моей крохотной дочки, да пьяного свекра, никого нет. От безысходности положения, стала кричать, звать на помощь, не прекращая свою борьбу.
- Дура, кричи, сколько хочешь, никто тебя не услышит, мы дома одни, - прохрипел голос, а его склизкие, слюнявые, вонючие от крепкого табака и тошнотворного перегара губы скользнули по моему лицу, пытаясь уцепиться.
Фу! В этом чужом голосе узнала свекра. Все яростнее сопротивлялась, собрав все силы в кулак, наконец, изловчившись, вывернулась. Вырвалась и бегом, схватив, попавшее под руки одеяло и свою спящую малышку, выскочила с ней во двор, на холод, в чем мы спали, в не отапливаемую летнюю кухню. В свой след услышала, брошенную фразу:
- Дура! Да у меня бабы и моложе тебя были и никто не сопротивлялся, а наоборот, каждая возжелала меня сама.
Боже, Боже. Какой позор! Какое чудовищное унижение! Какую грязь чуть не повесил на меня мой же свекор. Что это было? Что за семейка такая, куда я попала. За что меня пытаются так оскорбить, унизить, растоптать. За что, за что?
Буквально залетев в холодную летнюю кухню, закрылась на такой же, чисто символический запор - крючок, что и на доме был. Больше нечем. Саму дверь даже дверью нельзя было назвать, снизу была огромная дыра, чтобы кот сам мог беспрепятственно проходить туда и обратно. А сама кухня? Изначально это был небольшой сарай, где содержали кур. Затем решили обустроить его под кухню. Вместо пола была земля. Вся грязь с улицы оседала на поверхности, с каждым разом все нарастая и превращаясь в огромный бугорок возле входа и кухонного стола. Время от времени я сбивала все это топором, соскабливала лопатой и выкидывала за двор. Хотя двора, как такового, тоже не было: ни калитки, ни заборов, никакого ограждения.
Мы забились в угол и зарылись в кучу старых вещей, чтобы как-то согреться и не замерзнуть до утра. Все-таки на улице был конец месяца декабря. Естественно, ни о каком сне и речи быть не могло. Всю ночь мы просидели, дрожа от холода, от страха, обиды и унижения. Мне было горько обидно и больно. Больно за себя, больно за нашу малышку, и наконец, больно за мужа, что он оказался таким подлецом. Что эта за семья, которую я обоготворяла, считала своей, так предательски, подло обошлась со мной?
Мысли метались в темноте:
"Как быть, как дальше жить? Почему свекор так поступил со мной. Что это было вообще?"
Как-то муж пытался меня упрекнуть:
- Ты и батя живете как коты, ничего не делаете.
Я поняла сразу, это были слова его матери. Сам бы не додумался до такого, или же не решился бы сказать такую гнусную чушь. Да и отца своего он никогда ни сам, ни мне не разрешал называть «батя», а обращался к нему "папа". А тут слово в слово он повторил выводы своей матери.
Я работала в школьной библиотеке на полставки и на полную ставку – техничкой там же. Да и дома почти всю домашнюю работу выполняла я. Мой муж тогда получал даже чуть меньше, чем я. А ведь в придачу у меня на руках был маленький ребенок.
Как-то однажды на упрек свекрови в свой адрес, я вымолвила:
- Все-таки я тогда была только после роддома.
- Не смеши людей! Не ребенка, а всего лишь буханку хлеба ты выродила. Рожала она, видите ли, - сказала она, ехидно скривив свои губы.
Значит, муж со своей мамой рассуждают так. С её подачи он ненавидит не только меня, а даже своего отца. Что это? Или моя свекровь изначально приревновала меня к своему мужу? Возможно, своей ревностью и нелицеприятными высказываниями в мой адрес и навела его на такой омерзительный поступок?
Возможно, о моей службе на флоте у неё были совершенно другие взгляды, развращенные представления. Если так, то можно смело сказать: «каждый судит в меру своей распущенности».
Мне ничего этого не дано было знать. Я только могла думать и гадать. Но одно уже было понятно: как таковой семьи у меня уже нет.
Наконец рассвело. Потихонечку поднялась со своего насиженного угла. Мои руки и ноги затекли без движения. Всю ночь держала на руках дочку. Но что-то уж сильно горячо было от неё.
Прижимая к себе свою крошку, вышла во двор, подошла к дому и со страхом поднялась на крыльцо, легонько толкнула дверь, она открылась. Очень осторожно, преодолевая жуткий страх, вошла внутрь. Свекра уже не было. Я уложила дочку на кровать и померила температуру: тридцать девять и пять. Малышка буквально горела. Напоив ребенка сладким чаем, дала небольшую часть аспирина. Страх и опасения за её жизнь сковали мои мысли. Я металась по дому, бегала к соседям, что-то просила, брала у них, давала пить и вновь мерила температуру, но она не падала. Из носа дочери потекла кровь.
- Боже, Боже, спаси и сохрани мою малышку! - слезно молилась в слух.
Очередной раз, выйдя во двор, наткнулась на отца свекрови, он занимался по хозяйству. Увидев меня, тут же скомандовал:
- Давай, залезай к свиньям в закуток и вычисти навоз оттуда.
- Навоз?
- Да. А что ты удивляешься? - со злостью спросил он.
- Вовсе не удивляюсь, я их просто дико боюсь.
- Кого, свиней? – словно бы не понимая, о чем это говорю, - с иронией в голосе переспросил он.
- Конечно, их. И никогда туда не полезу. Лучше сто раз сварю пойло и покормлю, но в закуток - ни, ни, ни. Еще раз повторяюсь, их просто дико боюсь.
- Ну ладно, - немного смягчившись сказал он и сам полез чистить. А я принялась топором рубать, измельчать огромные головки сахарной свеклы. Они выросли такими большими, хоть на выставку отправь. Мне же нужно их измельчить, чтобы варить вместе с комбикормом в огромном чане для свиней.
Периодически забегала в дом, мерила ребенку температуру, давала обильное питье.
Уже было послеполуденное время, когда в очередной раз на земляном полу, на куске неотесанной доски рубала свеклу, в кухню вошла свекровь с золовкой. В руках у них были какие-то баулы, а на её плече – шуба из искусственно меха. Придирчиво посмотрев, чем же я занимаюсь, они пошли в дом. Но буквально через пару минут свекровь вернулась одна.
Я не знала, куда она уезжала с моим мужем ночью. Мне не говорили. Они оба дома не ночевали.
И сразу с порога:
- Что, все на узлах живешь? - глядя, как убрала детскую кровать. Я хранила свои вещи в узлах, за неимением свободного места в шкафу. И разбрасывать по дому их, это было не в моих правилах, да и жила здесь на птичьих правах, что ни день, "уматывай, уматывай отсюда".
- В общем так. Забери свою детыну и уматывай из моего дома, чтобы и духу твоего тут не было! Я для своего сына сама жену подыщу! А ты уматывай отсюда и побыстрее, – прогремела она.
Я, продолжая рубать свеклу, как можно спокойнее, смогла лишь вымолвить ей в ответ:
- Хорошо. Я постараюсь выполнить все ваши желания.
А у самой неимоверно уже тряслись, как от жуткого холода и руки, и ноги.
Свекровь принялась кидать какие-то вещи, с вешалки сорвала мое пальто и кинула на меня.
- Спасибо за вашу доброту ко мне, - тихо проговорила я.
Но она уже ничего не слышала, кажется, даже себя, все кричала и кричала, нет, она скорее орала, мне казалось, этому не будет конца, словно, вижу длинный, неприятный, наконец - очень дурной сон. Но он должен скоро закончиться, я проснусь, и тогда все станет на свои места. Но он все никак не заканчивался, а свекровь все продолжала агрессивно извергать ярость. Но вот, наконец, сделала паузу и выдавив из себя воздух, закончила свою тираду обвинений и оскорблений:
- Чтобы к моему приходу с работы тебя здесь не было!
- Хорошо. Я постараюсь выполнить все ваши желания, - вновь повторилась я.
Со всей злостью хлопнув дверью летней кухни, что посыпалась штукатурка со стен, она вышла и пошла к колхозному складу. Словно, подкошенная, в изнеможении я уселась прямо на холодный земляной пол.
И не было никаких сил, казалось, что даже, из каждого дальнего закуточка организма были выпотрошены все мои силы.
- Что делать, куда идти? Кто и что меня ждет?
Почему-то Лида, моя золовка вернулась с учебы раньше времени? Кажется, в училище еще идут занятия, а она почему-то уже дома.
Видимо, свекровь за ней ездила, чтобы не быть одной, когда она будет выгонять меня из дома. Боялась, наверное, чтобы их не обокрала. Да, да. Скорее всего, по этой причине она и привезла её. Как же раньше не догадалась об этом. Я ведь читала письмо, присланное Лидой, которое случайно попало мне в руки. В своем письме, не за долго до этого дня, Лида писала:
" ...да перебери в сундуке все свои отрезы, чтобы она нас не обчистила. И забери обручальное кольцо брата, а то она ему ума вставит".
Вот почему, видимо, вскоре после этого письма, муж потребовал его.
- Где мое обручальное кольцо? – категорично произнес он тогда.
- Да вот оно, как ты сам положил на этажерку, там оно до сих пор и лежит.
Он забрал и больше я не видела ни на его пальце и нигде. Запрятала свекровь, чтобы я ему «ума не ставила».
Боже. Словно, я какая-то воровка, или они меня в чем-то нехорошем поймали? Как это омерзительно низко, подло. Обычно, каждый меряет других по себе. Значит они сами такие.
Письмо Лиды лежала в кармане синего халата, в котором я и свекровь управлялись по хозяйству. Видимо она получила письмо, прочла, возможно, я вошла и помешала ей дальше читать или же спрятать. В моё присутствие она естественно, не стала этого делать, я могла догадаться. Она и сунула его в карман, а потом забыла вытащить.
Однажды увидев свою свекровь, копающейся в сундуке, была крайне удивлена, но не придала этому никакого значения, поскольку подлых мыслей у меня никогда не было, тут же об этом забыла. Мало ли что она может искать в своих вещах. А оказалось, она перебирала свои «отрезы». Наверное, примечала, не дай, Бог, нехорошая невестка что-то унесет. Хотя на нем всегда висел огромный амбарный замок. А меня никогда не интересовало его содержимое. Я воспитывалась и выросла в многодетной семье, но мы даже друг у друга никогда ничего не брали без спроса. Мы так были воспитаны. Не твое - не трогай. Чужого нам не надо.
"Почему так изменилась сама Лида, её взгляды, отношения ко мне. И что хочет свекровь, почему так не адекватно по отношению ко мне обе ведут себя?"
И тут меня осенила догадка. Моя свекровь с самого начала не хотела меня видеть в роли своей невестки. Она планировала видеть ту местную его девушку, на которой он почему-то не женился, даже уже вернувшись после трех лет службы. А когда все-таки привез меня и назвал своей женой, ей ничего не оставалось, как только смириться. Но как она отпустила его тогда ко мне в Ригу? Это до сих пор остается загадкой.
А я наивно полагала, что всё у нас будет хорошо. Самое главное, я думала, это то, что мы наконец-то с ним вместе. И ничто не сможет теперь нас разлучить. Но, увы. Ни моя свекровь, ни её взгляды не могли коренным образом измениться совершенно в противоположную, лучшую сторону. Увы.
Я применила все методы, чтобы сохранить семью. Чаще копалась в самой себе - а может, что-то не так делаю. Может сама плохая, неудачница. Решила применить еще одну попытку – вырвать его из родительского дома, увезти подальше. С этими мыслями уехала обратно в Ригу в январе месяце с целью найти работу и устроиться там, да и вещей накупить. Все-таки Рига - это западный город, и обеспечение там всегда было великолепное. Даже не могу сказать, как мне удалось уговорить их отпустить меня.
Прилетев, тут же пришла в свою часть. Даже через КПП меня пропустили. И прошла все инстанции, прошла там, где обычно никому не позволено было проходить. И нашла работу для своего мужа - инструктором по вождению автомашин для молодых матросов. И это было при нашей же части. Получив «добро» и «отношение» на руки, решила сходить к своей Рижской подружке - Тамаре. Отнести им подарки и их заказы, которые привезла.
Неожиданная встреча.
Меня ждали в этом доме, мы провели весь вечер в воспоминаниях.
- Эль, а с Геннадием ты связи не держишь,- вдруг спросила Тамара.
- Да нет. А случилось что?
- Нет. Вообще-то ничего не знаю о нем. Не вижу его вообще.
- Он, кажется, пару раз был женат и вроде бы жил уже отдельно от сестры, - предположила я.
- Тем более.
- Что ты надумала, что-то хитришь ты, Томочка.
- А давай сходим к его сестре, проведаем их, ведь они всегда прекрасно относились к тебе, вот и увидишься с ними.
- Да как-то неудобно. Хотя, - я сделала паузу, - мне очень хочется. Будем надеяться, что Гены в этот момент у них не будет.
Не долго думая, собрались и пошли по адресу, по которому семья Поповых проживала на тот момент, когда я служила. Но на наш звонок, дверь открыла совершенно чужая женщина и, поняв суть нашего визита, решила нам помочь:
- Они получили новую квартиру и переехали.
- Куда? Вы можете нам подсказать?
- Конечно. Одну минуточку, сейчас посмотрю свою записную книжечку, - и умчалась в глубину квартиры. Но через минуту вернулась и спросила:
- Вам записать или так запомните?
- Так запомним.
Она продиктовала:
- улица Бирзес, дом номер…, квартира….
- Большое вам спасибо, - и мы пошли по нашей, до боли знакомой улице.
На этой же улице находился наш военно-морской госпиталь, в котором я находилась на лечение, когда подружилась с Валерием Марценко. Дом, в котором сейчас проживает семья Поповых, начали строить еще тогда, когда служила здесь. Поэтому прекрасно знала его местонахождение.
- Лишь бы не забыть номер квартиры, - смеясь, мы твердили себе.
- Вот эта улица, вот этот дом, который нам нужен сейчас, - весело сказала Тамара.
Мы вошли в подъезд и, поднявшись на нужный этаж, позвонили в дверь. Тишина. Переглянулись и одновременно подняли свои глаза, посмотрели на номер квартиры и увидели, что позвонили в чужую квартиру!
- Мы не дошли еще один этаж!
- Бегом, побежали, - скомандовала Тамара. И мы, словно, малые, нашалившие дети лихо, перепрыгивая через одну ступень сразу на другую, побежали на верхний этаж.
- Вот она, квартира, которую мы ищем, - в два голоса проговорили мы.
- Ну, что, сама будешь звонить или мне позвонить, - спросила Тамара.
- Нет, сама, - и решительно нажала на кнопку звонка. А сердце уже выскакивало из груди, стук-стук-стук.
Дверь открыла Нина, увидев и узнав меня, обомлела, да так и осталась стоять с раскрытым ртом, забыв даже поздороваться.
- Ты долго так будешь меня держать возле двери, - шутливым тоном спросила я.
А она, вместо ответа, уже придя в себя, повернула голову вглубь квартиры и крикнула:
- Гена, посмотри, кто к нам пришел!
Я увидела, спиной к входной двери в глубине какой-то комнаты сидел Он. Я даже среди тысячи человек узнала бы его. Они о чем-то оживленно разговаривали с зятем. На зов своей сестры повернулся в нашу сторону, взглянул мельком и тут же отвернулся.
- Вот это да, меня тут уже не признают, – шутливо воскликнула я, не до конца понимая его поведение. Но Гена, услышав мой голос, тут же, резко повернулся в мою сторону и, замер. Затем, словно, в немом кино с замедленными кадрами, он поднялся со стула, почему-то схватился одной рукой за локоть другой своей руки и вновь замер. Но улыбка, лишь лучезарная улыбка выдавала, как он безумно был рад. Неожиданная наша встреча не только его потрясла до глубины души, но и на меня подействовала завораживающе. Я потеряла реальность, все вокруг исчезло, как в тумане. Словно, были только мы вдвоем.
- Эля, ты куда так внезапно исчезла, - своим вопросом вернула нас в реальность Нина.
- Я? Отслужила, а затем и замуж вышла. И у меня теперь есть маленькая дочь.
- А как зовут?
- Жанна.
- А у нас тоже родилась дочь, и зовут её Анна, - сказала Нина и засмеялась.
Дальше пошли расспросы о моей семье, муже, обо мне, о нашем местожительстве и многое, многое другое. Засиделись мы допоздна. Но мне нужно было возвращаться на квартиру моей знакомой, и было бы неудобно стеснять своим поздним возвращением пожилого человека.
- А где, у кого ты остановилась, - спросила Нина.
- У своей пожилой приятельницы по улице Бирзес.
- Так это на нашей улице.
- Да, прямо у ворот нашей части.
Сама реальность.
Но, пора было возвращаться из воспоминаний в реальность. Оказалось, все это время своего замужества я жила, словно, на вулкане. Который в любой момент мог начать извергать поток лавы, и смести на своем пути с раскаленными своими потоками всю живую природу. И, этим вулканом с лавой была сама свекровь. Пока мы жили отдельно, когда он учился в техникуме, у нас все было прекрасно, мы умели налаживать сами свои отношения. Некоторые неурядицы, которые появлялись, как-то уходили сами собой, не оставляя никакой обиды друг на друга. И мой муж как-то ближе был ко мне, чем сейчас. Все изменилось, когда мы вернулись после учебы домой к его родителям. А может они терпели меня только до тех пор, пока он закончит свою учебу? Все-таки он был под присмотром жены. И учился, и не разболтался. И, похоже, это их устраивало. А теперь, когда получил диплом, а вместе и специальность, они во мне перестали нуждаться. Мне казалось, что была счастлива, со мной рядом был любимый, маленькая дочь - моя семья.
План выпроваживания нас с дочуркой из дома свекрови, у них, оказывается, был спланирован, и они готовились к этому очень давно. А я ни о чем не подозревала. Всё надеялась сохранить свою, уже практически разрушенную семью. Всё надеялась, что муж когда-нибудь одумается и всё будет хорошо. Мне страшно было даже думать о разводе. Но только напрасно надеялась. Всё уже было решено свекровью. Она мужа моего домой не завела, когда вернулись с ним из их загадочной поездки. Он высадил её и сестру из машины возле дома и, развернувшись, тут же уехал в колхозную столовую.
Но пора подниматься с холодного, земляного пола и идти. А куда? Наспех накинула на свою голову пуховый платок, оделась и вышла. Моя дочь заснула, да и дома сейчас находилась золовка. Я пошла по главной дороге в сторону Правления колхоза, в надежде найти какую-нибудь заезжую, чужую машину. Колхозники не хотели связываться с моими родственниками, не хотели наживать себе лишних недругов. А они, в свою очередь, в очень хороших отношениях были с председателем колхоза.
"Эта девчонка уедет, а нам с ними жить и работать рядом, зависеть от них", - рассуждали они. И в этом они были правы. А мне же не на кого было надеяться, я как была чужой, так и осталась ею.
Я шла по безлюдной, зимней дороге, будто плыла на хлюпком, маленьком плоту по огромному, снежному мировому океану совершенно одна. Словно, в каком-то забытье, униженная и оскорбленная, брошенная любимым мужем. Выкинутая среди зимней стужи на улицу родной свекровью за ненадобностью, как не подходящую для её сына жену, молоденькая, маленькая, с виду скорее, похожая на юную девушку. Шла в полном безмолвии, ничего не видя перед собой. Только снежные сугробы на обочине дороги были немыми свидетелями моего безмерного горя. А моими спутниками был лишь колючий зимний ветер, да также как и я, одиноко бредущая бездомная собачка. Сейчас я походила на нее, лишенная домашнего крова, семьи. Ни я, ни моя маленькая дочь не нужны были никому. При мне остались лишь беззвучные слезы, через которых я смотрела, словно,через призму, пытаясь, что-то увидеть и, казалось, окружающее пространство превратилось в огромную водную бездну. И мне самой не верилось, каким чудом держалась на поверхности этой бушующей глади? Не тонула, а медленно плыла к, возможно спасительному берегу? Не чувствовала ни мороза зимнего, ни декабрьского холодного ветра. Не чувствовала даже своего тела. Я двигалась, как пустая оболочка по студеной, зимней дороге. А колючий ветер всё хлестал и хлестал по моей щеке, вырывая из-под платка мои длинные волосы и бил ими по моим же глазам, щекам и плечам. Мне казалось, что было удивительно тихо, никаких звуков, кроме воющего ветра.
"А может я уже оглохла?" - подумала про себя.
И вдруг резкий сигнал грузовой машины и скрип колес, вернули меня в реальную обстановку и голос:
- Девушка,вам что, жить надоело?
Я вздрогнула от неожиданности. Прямо передо мной, буквально в метре от меня затормозила грузовая машина, с надписью на будке «техпомощь». И не могла понять, сколько же времени так простояла.
Высунувшись из кабины, водитель уже мягче произнес:
- Может, вы нас пропустите?
Дорога проходила по дамбе и была очень узкой. На обочине вьюном лежали снежные сугробы, а проезжую часть дороги покрывал, словно стеклом, сплошной лед. Я поняла, это был мой шанс. Это как раз то, что нужно: машина не колхозная, а из города. В ответ я резко раскинула свои руки, поставив свое тело в позу стены и умоляюще проговорила:
- Я вас не пропущу, если не вывезите меня в город. Очень вас прошу, умоляю, помогите мне, пожалуйста, выехать отсюда, иначе здесь погибну вместе со своим ребенком.
Убедительно и страстно умоляла, плакала навзрыд, пока не вылез из кабины пассажир:
- Хорошо, хорошо. Только покажи, куда подъехать.
- Видите желтенький домик, в тупике той улицы стоит?
- Хорошо, - вновь сказал пассажир. Мы сейчас съездим по своим делам, а обратно будем ехать, заедем за вами. Хорошо? Вы уже готовы?
- Да, готова.
- Тогда идите домой и ждите нас.
Ожидание показалось мне вечностью. Хотя прошел всего лишь один час времени. За это время собрала свои вещи в узлы из-под детских пеленок. Многих своих вещей оставила, забыла за них. Да просто не до всего было.
Но вот, в начале нашего переулка показалась ожидаемая машина. Значит, все-таки не обманули эти люди, сдержали свое слово.
"Но, что это со мной?" - увидев, движущуюся будку по направлению к нашему дому, я вдруг остановилась как вкопанная и мысли, как летящий метеор, пронеслись в моей голове:
"Вот и все, - произнес мой внутренний голос категорично. И в ту же секунду переспросил, - Стоп, неужели все? Если сейчас уеду, то уже никогда не будет у меня ни мужа, ни семьи".
И тут же внутренний голос прошептал:
"А разве у тебя сейчас есть семья?"
"А если не уеду, это значит, что мне придется покориться. Мне придется терпеть все их унижения, оскорбления. Это значит, потерять себя, потерять свое «я». И самое главное - потерять будущее маленькой дочки".
Словно маятник, висевший на длинной веревке, раскачивалась в своих сомнениях и несколько секунд не могла определиться, решиться ли мне на этот свой безумный шаг - шагнуть в неизвестность. А машина всё ближе и ближе приближалась к дому. Нужно немедленно принять решение. И уже твердо сказала себе:
"Ну, уж нет", - и быстро вышла из дома.
Увидев меня, они остановились, затем развернулись и тихонько задним ходом машина доехала до пешеходного мостика. Водитель вышел из кабины, подошел к будке техпомощи, раскрыл. Как можно быстрее побросала свои пожитки - узлы, затем забежала в дом за дочкой. Все это время ребенок спал, высокая температура обессилила малышку. Но когда вошла, дочка проснулась и Лида уже держала её на руках. Она видела, что гружу вещи в машину и сразу поняла, что сейчас уеду, и попрятала одежду моей малышки, чтобы напоследок сделать мне еще хоть какую-то пакость. Пальтишко я нашла, а вот шапочку - нет, её нигде не было. Видно, Лида держала их в кармане своего халата.
- Лида, где шапочка ребенка.
- Не знаю.
- Давай малышку, её нужно одевать.
- Ты иди, куда хочешь, а ребенка я тебе не отдам, – и понеслись грязные обвинения, оскорбления в мой адрес.
"Очень смелое и я бы сказала, слишком категоричное заявление для такой молоденькой, еще не нюхавшей жизненного пороха девицы",- мелькнуло в моих мозгах.
- Ты кто такая, - взревела я, из-за страха, что машина, не дождавшись нас, может уехать или её прогонят родственники. – Вы меня выгоняете из дома, а ты утверждаешь, что я плохая, а твой брат очень хороший человек. Так вот я тебе желаю точно такую же жизнь, как моя и такого же хорошего мужа, как твой брат.
В этот момент малышка вырвалась из её рук и подбежала ко мне. Должна отдать должное двухлетней девчушке, решиться вырваться из рук своей тети. Золовке тогда было всего девятнадцать лет. Но она уже тогда была не по годам дерзкой.
- Я не буду жить так, как ты живешь, – со всей злостью крикнула она.
- Правильно, ты не будешь жить так, как я, ты будешь хуже!
Не найдя детскую шапку, сняла со своей головы пуховый платок и завернув ребенка так, как заматывали детей в холодном блокадном Ленинграде и вышла. Я безумно торопилась, казалось, что вот-вот сердце вырвется из груди. Я старалась как можно быстрее сесть в машину и уехать отсюда, из этого ада, из этого проклятого места, болота, которое меня вот, вот засосет и загниет. Мне, почему-то казалось, что меня могут насильно остановить.
Никто, конечно, и не собирался останавливать. Они уже давно готовились к этому, давно мечтали об этом и ждали этого момент и постоянными были их слова: "уматывай, уматывай отсюда, уматывай из нашего дома".
Мне тогда казалось, что это просто угроза, попытка переломить меня. Об истинных же их планах и не догадывалась тогда, даже не подозревала. А все наивно полагала, что они будут меня удерживать.
Мы с дочкой сидели в кабине машины. Тревожное молчание давило на грудь, словно, опутало колючей проволокой. Даже мое дыхание стало бесшумным, настороженным. Машина ехала, двигатель работал ровно, почти бесшумно, а я всё прислушивалась к каждому звуку, шуму.
Как только отъехали от дома, оказывается, моя золовка напрямик, короткой дорогой - тропинкой побежала к своей матери. Колхозные склады находились по пути нашего следования, недалеко от главной дороги. Сейчас мы ехали мимо этих самых складов.
Едва приоткрыв двери склада, не успев даже войти внутрь помещения, она, сияя от сногсшибательной и долгожданной новости, радостно сообщила своей матери:
- Всё. Наконец-то уехала!
- Не смогла скрыть от посторонних глаз своей радости и твоя свекровь, - рассказывала мне позже, тетя Зинаида из соседнего склада.
Я уехала и ничего этого, конечно, знать не могла. На моих руках была моя малюсенькая дочурка с высокой температурой. По этой причине у нее лопались кровеносные сосуды в пазухе носа, и текла кровь.
И вдруг водитель заинтересовался:
- А в городе есть, где остановиться?
- Да, да, есть, - уверенно солгала, хотя практически не к кому было ехать. И никто, нигде меня не ждал. Даже сам город я практически не знала.
Пока проезжали деревню, молчала, не могла произнести ни слово. От внутреннего напряжения казалось, что и речь у меня отнялась, и даже дыхание дрожало.
Проехали и нашу, и другую деревню. Все дальше и дальше я уезжала из этих мест, из этой топи.
"Здесь меня уже не догонят", - рассуждала про себя, хотя, как уже писала выше, меня никто и не собирался догонять. А наоборот, мое отбытие только обрадовало их всех:
"Ну, наконец-то, избавились от нее".
Дорога все ближе и ближе к городу. Вот уже почти окраина города, еще чуть, чуть и мы будем на месте. А на улице стояла сплошная темень, лишь фары машины выхватывали из темноты и уносили вперед себя снежную вьюгу и растворяли где-то там, за обзором, словно, еще раз напоминая, что на улице зима, конец месяца декабря. Зимние дни короткие, рано темнело. И тут водитель вновь задал мне вопрос, которого я больше всего боялась услышать, но он неминуемо должен быть задан:
- А по какому адресу вас везти?
Мне показалось, в эту минуту у меня сердце остановилось от страха. Помолчав, собралась с духом и кое-как выдавила из себя:
- Если честно признаться, то мне некуда и не к кому ехать.
- Вот это номер! - произнес водитель.
Издав скрип тормозов, машина остановилась в поле, задолго до въезда и наступила напряженная тишина.
Сейчас, по прошествии нескольких десятилетий я понимаю, в какую глупейшую, нелепейшую ситуацию подвергла этих людей.
- На вокзале же вас не выгрузишь с узлами из пеленок и с больным ребенком. Как быть? - оторопел водитель. А пассажир вовсе сник.
Я молчала. Очень боялась, что вот сейчас, поздним вечером они выкинут меня из машины посреди снежной степи на трассе и уедут. И останусь в морозной степи, зимней ночью с маленьким, больным ребенком на своих узлах. Ужас и страх сковали способность говорить. Молчала, как партизанка. И, ни водитель, ни его пассажир не могли произнести ни слова. Мне казалось, что уже прошла целая вечность.
- Так, - протяжно начал пассажир после долгого молчания. - Знаете что, - обратившись ко мне начал он.
Я замерла, сейчас он скажет:
"Все, выходите из машины, вы уже приехали".
- Давайте так, - медленно продолжил он. А у меня вновь, еще сильнее, больше прежнего, забилось сердце, перехватило дыхание. Моментально пересохло во рту и мой язык, словно магнитом прилепило к нёбу. Он выдохнул из себя воздух, как-будто только что вынырнул из-под толщи воды и, сделав дополнительный вдох, продолжил:
- Поехали ко мне. У меня жена тоже из этой деревни, где вы жили со своим мужем. Мы как раз к теще ездили сегодня. Так вот, моя жена в положении и вот, вот, на днях должна родить.
- Поехали, поехали, - не терпящим возражения голосом, повторил он. Скорее всего, больше для своей уверенности. Хотя никто и не собирался возражать.
А мне было все равно. Лишь бы не оставили меня в степи. Лишь бы в тепло, лишь бы не к бывшим родственникам.
- Спасибо, - еле слышно смогла выдавить из себя от только что перенесенного потрясения.
И через некоторое время мы были возле его дома.
На шум подъехавшей машины, из ворот вышла женщина небольшого роста, с кругленьким животиком и остановилась в ожидании, вглядываясь в темноте в нашу сторону.
- Меня зовут Николай, - представился пассажир, а водителя - Дмитрий. А вон стоит и моя половинка, женушка. И он показал на только что вышедшую из ворот кругленькую женщину.
- Очень приятно, - и тоже представилась.
- Тоже очень приятно, - ответил он, хотя, вряд ли ему это было приятно?
- Людочка, а это твоя землячка, жена Штефана с ребенком, - представил меня сразу своей жене Николай, называя моего мужа по фамилии.
- Здравствуйте. Вы уж извините меня за вторжение к вам без разрешения.
- Здравствуйте, - ответила она, - да заходите уже в дом, на улице мороз, ребенка застудите, - и покатилась впереди нас, как колобочек.
- Идемте, идемте, - еще раз повторился Николай. И ты, Дима, - обратился он к водителю. - Что стоишь, пошли в дом, твоя женушка ведь тоже у нас, заждалась, наверное.
В доме у Людмилы и Николая было жарко натоплено. Все простенько и уютненько. Стол на кухне уже был накрыт. Сразу видно, что они ожидали возвращения своих мужей. Кроме Людмилы и жены водителя, в доме находилась еще одна женщина.
- Это моя сестра, - сказала хозяйка дома.
- Зина, - протянула мне руку женщина, а это Нина - жена Димы.
- Эля. А это моя дочка и я невестка Марии Ивановны и Анатолия Александровича.
- Да, да. Мы все их хорошо знаем, - проговорив, она хитро улыбнулась. - А вас в лицо ни разу не видела раньше, знала только, что Штефан привез себе в жены девушку из Риги.
- Ну, давайте, давайте к столу, - пригласила она, - ужин уже стынет.
Я была приятно удивлена таким теплым приемом людьми, которые первый раз видели нас. Но, тем не менее, они сразу отнеслись к нам, к нашей беде по-родственному тепло, добродушно.
- Ну, теперь рассказывай нам, Эля, что с тобой случилось, - сразу переходя на «ты», начала свои расспросы Зинаида.
- И почему ты оказалась почти вечером на зимней дороге одна с маленьким ребенком? Что тебя вынудило, чуть ли не под колеса автомашины бросаться? - спросила уже Людмила. А жена водителя сидела и молчала. Время от времени я улавливала на себе её колючий, не совсем приятный взгляд.
- Как можно короче постараюсь рассказать, что со мной случилось в доме у свекрови, но только самое главное. Подробности, извините, мне неприятно говорить.
- Конечно, конечно, - согласились все.
Я закончила свой короткий рассказ. За столом все молчали. Пауза затянулась, не знала, о чем каждый из присутствующих думал. Не знала, какая будет реакция каждого из них. Смахнув слезы, тихо извинилась:
- Извините меня, пожалуйста, за моё вторжение. Я бы сказала, за вынужденное вторжение. Но, находясь сейчас в вашем доме, почувствовала себя под защитой, словно, ребенок под маминым крылом. И мне чертовски хорошо вместе с вами. Другая бы сейчас сидела и ревела, что потеряла свою семью - осталась без мужа, без дома. А я улыбаюсь. Мне сейчас легко и хорошо.
- Это лишь еще раз подтверждает, какой была там твоя жизнь, - в один голос ответили Людмила с сестрой.
- Ты не волнуйся, Эля, мы прекрасно знаем твою бывшую семью. Знаем их всех и чем они там все дышат. Удивительно, что ты столько еще терпела.
- Я старалась, изо всех своих сил старалась ужиться. Мне хотелось жить со своей семьей.
- Не убивайся так. Все хорошо будет у тебя.
- Я знаю, верю, что так и будет. Я встану на ноги, все равно встану!
- Это хорошо, что духом не падаешь, даже после всего пережитого.
- А куда же ты хочешь сейчас ехать? Есть к кому ехать?
- Да к своей родной сестре, она живет в Волгоградской области.
- А деньги на дорогу у тебя есть?
- Есть. В сельском магазине у знакомой продавщицы на всякий случай занимала под расписку тридцать рублей.
Вопросы сыпались и сыпались со всех сторон.
- Ох, и много, - протянула Людмила.
- До сестры доехать хватит, а там же моя сестричка, что-нибудь придумаем.
- Дай-то, Бог, дай-то, Бог, - повторила Людмила.
После того, как покормили мою дочь, Людмила помогла сбить температуру ей и теперь она, сытая, с нормальной температурой, спала в теплом, уютном доме своим сладким сном. Спала так спокойно, словно, тоже поняла, что и она в безопасности. Даже не подозревая, что всего лишь пару часов назад она стала сиротой, безотцовщиной при живом отце. И в этом была виновата только её мама - я. Это я увезла её от отца. Значит, виновата.
А что могло её ждать дальше в этой семье? Где ни она, ни её мама были не нужны. Но этого понять моя малышка еще не могла, она была слишком мала, ей всего два с половиной годика. И она спит, не ведая, что же нас с ней ожидает впереди. Как сложится наша дальнейшая жизнь. Где и как мы будем с ней жить. Ведь никто и нигде нас не ждал.
На следующий день муж Людмилы, наш спаситель Николай пошел провожать нас на вокзал, помогая дотащить наши вещи. И не только провожать. Но и помог нам приобрести билет на Волгоград. Ведь на пороге был Новый Год, многие сейчас ехали на предстоящий праздник. Школьники, студенты - на каникулы, кто-то в гости, кто-то из гостей. А кто-то редко, как я - в никуда. Вот с билетами и было туго. Но Николай работал на железной дороге и он мог себе позволить купить свободный билет. Он воспользовался этим правом сейчас, для нас. Я тут же, из вокзала отправила сестре телеграмму о нашем завтрашнем прибытии. Скоро подошел наш поезд, Николай помог нам занести вещи в вагон. На словах еще раз поблагодарила его, Людмилу. Попросив еще раз пожелать Людмиле благополучных родов и сказать ей, что она самый замечательный и добрейший человечек на Земле. И наш поезд тронулся в путь. А мы с дочкой - пока в неизвестность.
Станция Лихая. Нам с дочуркой на этой станции предстояла пересадка на другой, идущий на Волгоград поезд. На улице уже был поздний вечер. Холодный ветер перегонял по перрону снежную порошу, а вместе со снегом и мелкий мусор. Вот перекатилась и упала между рельсами кем-то скомканная и брошенная бумажка. Пассажиры двигались то взад, то вперед, толкая друг друга. То выстраивались в длинные очереди возле билетных касс, то занимали сидячие места в зале ожидания.
Кое-как добравшись с ребенком на руках, тут же встала к кассе. Мне было необходимо компостировать билет на следующий поезд. Но выстояв длиннющую очередь, услышала резкий, металлический голос:
- На Волгоград нет мест, - и тут же:
- Следующий, - обратилась она сзади меня стоящему пассажиру.
Я отошла. Мои вещи, а их было три места, все стояли возле меня, и на руках был маленький, больной ребенок. Мое сознание отказывалось понимать всю безвыходность своего положения.
Что делать, как быть? Не могли же мы здесь оставаться и провести Новый год на вокзале. Ничего умного не приходило в голову. Что тут придумаешь? Мест нет и все. У дочки вновь температура поднялась. Она беспокойно металась на моих руках, щечки её вновь запылали, начала громко плакать. Я не могла её унять, успокоить. Видимо, ей стало еще хуже. Пыталась убаюкать, качая на руках, вышагивая метры вокзального зала. А она все плакала и плакала. Уже пассажиры начали обращать на нас внимания. Одни - с любопытством, другие - с недовольством, что мешали своим плачем им спокойно сидеть в тишине. Здание вокзала было битком набито пассажирами, желающими уехать. Мой ребенок уже криком кричал, а я ничего не могла сделать. Она начала выгибаться, биться в истерике. Нельзя было понять, что же случилось. Сама была готова разрыдаться, с трудом сдерживая слезы, прохаживалась, не переставая качать, одновременно старалась не выпускать из поля своего зрения нашу поклажу. Ситуация - хуже некуда. На носу Новый Год, а мы застряли в этой глухомани, и нет никаких перспектив.
- Что же ты, милочка, в такое время выехала в дорогу? Сегодня уже 28 декабря. Люди по три дня сидят и не могут уехать. Впереди Новый Год, кругом море народа. А билетов нет, - продолжал говорить женский голос.
Я обернулась на голос. Передо мной стояла женщина в форме железнодорожного работника. На вид ей было где-то за сорок. Не отводя своего взгляда, она очень внимательно смотрела в мои глаза, ожидая ответа. Вместо ответа, у меня слезы буквально бурным потоком потекли. Если до этого кое-как сдерживалась, а услышав теплый, сочувствующий голос, похоже, расслабилась. Расплакалась и коротко объяснила причину своего вынужденного выезда в такое время.
- А билеты у тебя есть? Куда тебе ехать? - уже тихо спросила она.
- Да. Билет у меня до Волгограда, но его нужно компостировать.
Она подошла ко мне вплотную и вновь тихо сказала:
- Дай мне свой билет, я постараюсь тебе помочь.
Спустя какое-то время дежурная вновь подошла ко мне и незаметно вложила что-то в мою руку. При этом как можно тише произнесла:
- Смотри, никому не говори, что я помогла тебе с билетом. Если спросят пассажиры, скажи, что ты не смогла купить. Сама сядь в зале ожидания и тихонько, молча, сиди и жди своего поезда.
- Спасибо вам огромное. Тысячу раз спасибо и дай Бог, вам здоровья, - шепнула ей в след.
Она улыбнулась мне своей усталой улыбкой. Пожелав мне удачи, развернулась и пошла дальше, по своей бесконечно суетливой, но нужной и важной работе.
Неожиданно моя дочь замолчала, перестала плакать. Даже как-то развеселилась, словно, и не плакала вообще. Произошло чудо? Возможно.
Вспомнила когда-то услышанный рассказ, что кочующие цыгане поступают так, когда нужно куда-то пролезть без очереди, или кого-то разжалобить для своей выгоды. Они незаметно для посторонних глаз, но достаточно больно, сами щиплют своих детей так, что те ревут так сильно и достаточно правдоподобно.
Клянусь Богом, я такого не делала. Но мой ребенок поступил точно так же, как по цыганскому сценарию. И об этом вспомнила лишь сейчас, когда она перестала плакать, как только в моих руках оказался желанный билет.
Вот и наш поезд подошел. Держа на руках маленького ребенка, переставляя свои вещи с места на место, короткими перебежками добралась до вагона. Тут уж и пассажиры, которые садились в один с нами вагон, помогли поднять и занести наши вещи. А иначе они не смогли бы пролезть через них. Мы благополучно устроились на своих купленных, законных местах. Время уже было позднее, ближе к полуночи и я поспешила уложить ребенка. Мне казалось, что вот теперь-то все наши трудности практически позади. Но это только так казалось. Все трудности, которые меня ожидали, были еще впереди, они только начинались.
Славный город Волгоград.
В девять часов утра следующего дня наш поезд прибыл на главный железнодорожный вокзал славного, героического города Волгограда. Выбравшись из теплого вагона, мы с дочкой тут же оказались в плену промерзлой, студеной погоды. Все в округе было белым бело. Все здания и все привокзальные деревья были окутаны белым пушистым инеем. Мы вышли из вокзала на улицу, в сторону города и стали поджидать сестру. Она должна была нас встретить.
Мы простояли так и час, и два. А сестры все не было. Только поднявшейся сильный, порывистый ветер гонял поземок по асфальту и разгонял плотно осевший на город ночной иней. А мы все стояли и стояли со своей крошечно-маленькой дочкой. И никто нас не встречал, почему-то.
"Телеграмма уже, наверняка, дошла", - убеждала себя. Но мы уже конкретно начали замерзать. Я пыталась прикрыть ребенка своим телом, но, увы. На огромной, пустынной на сей час площади, это не помогало. Ветер обдувал нас со всех сторон так, как тростинку на ветру. Был жуткий, невыносимый холод. Мы замерзли основательно. И уйти было нельзя, вдруг сестра приедет и не найдет нас. И стоять на морозе уже не было сил. Что же делать?
- Девушка, вам куда ехать?
Я повернулась на голос и увидела, как рядом с нами остановилась автомашина - такси.
- Нам далековато, на такси мы не рассчитываем, это дорого для нас.
- Ну, а все же, куда?
- Я назвала адрес, еще раз напомнив, что на такси у меня нет денег.
- Ну, сколько у вас есть?
- Пятнадцать рублей осталось, - неожиданно призналась таксисту.
- Этого как раз и хватит, - сказал он. - Пожалуйста, никуда не уходите, я сейчас, через пять минут подъеду.
- А куда же уйду, мне хотя бы на автовокзал, что ли, - с сомнением в голосе проговорила я.
- Не уходите только, я сейчас вернусь, - повторился он и уехал. Но буквально через пять минут, как и обещал, вернулся.
- Девушка, садитесь, садитесь быстрее в машину с ребенком, а то совсем замерзли. Помогу добраться в нужное вам Червленое. Я уже попросил своего друга - таксиста, он и отвезет.
- А куда мы сейчас с вами тогда едем, - спросила я недоверчиво.
- На автовокзал. Хотя автовокзал от железнодорожного вокзала находится всего лишь только через мост, но вы быстро туда не дойдете, у вас много вещей, а самое главное - с вами маленький ребенок и вы обе уже основательно замерзли.
- Но тогда у меня не хватит денег заплатить до села Червленого.
- Успокойтесь только, - сказал он. - Денег с вас я не возьму. Просто хочется помочь.
- Спасибо, спасибо, вы очень добры. И мне стало жутко стыдно за свою недоверчивость.
Подъехав к автовокзалу, он не стал высаживать, а оставив в машине, побежал куда-то. Но буквально через минуту вернулся, подхватил наши вещи и поторопил:
- Пойдемте, пойдемте. Такси ждет. - И, открыв дверь стоявшего недалеко такси, сказал:
- Вот, садитесь. Володя вас отвезет в Червленое.
Для меня до сих пор остается загадкой, что двигало тем таксистом, который вызвался нам помочь. Родная свекровь выкинула нас на улицу, а совершенно чужой человек помог? Я даже не знаю, как его звали. Помню только его открытое лицо, добрые, излучающие тепло глаза. Даже по прошествии несколько десятков лет, не могу забыть эти милые, добрые черты. Дай-то, Бог, ему здоровья на долгие, долгие годы. Вот уж поистине мир не без добрых людей.
Такси довезла нас до самого дома сестры.
Но ее не оказалось дома. Пока она вернулась домой, я уже успела прибраться в доме и успела приготовить обед. Мы с ней разминулись. Сестра ждала меня на остановке, на окраине села Червлёного, а мы её ждали на главном вокзале. Это где-то более шестидесяти километров расстояние между этими остановками.
Самое главное, мы благополучно добрались.
Но наше с дочкой появление в доме сестры, не вызвало бурю восторга со стороны зятя - мужа сестры. Узнав, что мы переехали к ним пока, хоть и временно, он уже на следующий день устроил грандиозный скандал. Я не знаю, почему он так недружелюбно нас встретил. Хотя перед этим даже сам собирался приехать за нами туда, о чем сестра писала буквально за пару недель до нашего с дочкой «ухода» от свекрови. И вдруг на ножи. Что такое могло случиться за эту неполную неделю?
Мне уже деваться было некуда, и я сразу начала искать работу. Работу можно было найти, а жилья и детского сада – нет. Я решилась идти вновь на военную службу - заново призываться. Через знакомых сестры, съездила на «точку» на собеседование. Меня согласились призвать на военную службу с условием, что должна быть без семьи и без ребенка. Как быть? Поговорив со знакомыми сестры, решили: дочь пока побудет у сестры и как только меня призовут, тут же заберу её к себе. Но мне теперь предстояло ехать обратно туда, где жила. Подавать на развод, выписаться из прописки, и сняться с воинского учета.
(продолжение в рассказе 35 "Люся")
(фото из просторов интернета)