Гости давно разошлись. После большого количества людей она всегда чувствовала себя обессиленной, словно после молниеносной атаки энергетических вампиров. Единственное, на что было согласно тело- забиться в угол кровати, закутав свои дрожащие колени в плед. И снова... Оставшись наедине с собой, погрузиться в пропасть. В её чугунном, наполненном пустотой, медном колоколе, оглушающе звенел набат, объявляющий поражение. Сквозь туманную пелену, можно было лишь разглядеть, как шевелятся его губы.
Он сел на край кровати, пытаясь перевести её зрачки, неподвижно всматривающиеся на гору немытой посуды.
-Ну, что сидим? Куда смотрим? Вместо того, чтобы смотреть, встала бы лучше, помыла.
Голос. Опять этот омерзительный голос.
-Ты же понимаешь, что сама себя загнала в тупик? Кому ты делаешь лучше? Себе? Вряд ли. Ей? Сомневаюсь? Своей семье? Это невыносимо. Ты думаешь мне приятно изображать образцово-показательную пару? Звонила твоя мама. Ты не отвечаешь на звонки. Своей отсутствующей миной ты всем показала, что у тебя корабли потонули. Могла бы хоть дежурную улыбку натянуть на один день для приличия.
Приличия... Опять бестолковые, чертовски правильные речи про приличия.
-Вспоминаешь свои праздники с ней. Ненавидишь меня! Я сам себя ненавижу. Я даже подарка тебе не подготовил.
Лучше бы он с другой стороны дверь за собой закрыл, вот был бы самый подходящий подарок.
-Это твой день. Ты так молода, чтобы гробить себя. Ты должна быть счастлива. Скажи мне, что для тебя жизнь?
Любопытство. Притворное любопытство. Психологический манёвр никудышного психолога.
-Молчишь? Можешь не отвечать. Я имел несчастье наблюдать твою маленькую большую жизнь. Когда ты, как ужаленная, носилась по квартире, намывая полы, наводя порядок. Поливала цветы, складывала трусики в стопочку. Там бы ты точно не сверлила взглядом посуду. Был стимул. Ты была счастлива. Встречала хозяйку у ворот работы. Как же это по-кошачьи. Она тебя не любила. Никогда не любила. Ей не нужны были ни твои верность и преданность, ни твоя любовь.
Улыбка. Ехидная улыбка. Яд брызжет на открытые раны.
-Винишь себя? А стоит ли? Что ты можешь? Ты её уже никогда не вернёшь. Смирись с этим и живи дальше. Она улетела, упорхнула, исчезла. Да. Точно. Исчезла. Так же, как и исчезли её обещания. Куда подевалась твоя гордость? Разве ты не видишь? Твоя святая... Она монстр!
Она подняла глаза, залитые уже не слезами, а кровью. Если бы правая рука подавала признаки активности, она бы непременно схватила рукоятку ножа, торчащего из именинного торта, приготовленного его заботливыми медвежьими лапами, и выпотрошила бы всю иронию из его, гордо торчащего, кадыка.
Он перевёл взгляд на покосившуюся тридцатку, предугадав дальнейший исход события.
-Ты сумасшедшая. Тебе пора лечиться. Подумай об этом.
Дверь захлопнулась. Желаемый подарок получен. И с ним вернулась маленькая большая жизнь. Образ родной девочки в наушниках, на соседнем кресле, в автобусе. И снова сбой в матрице. Не надо было мешать слушать музыку. Она же всего лишь просила помолчать и послушать музыку...
"Неправда. Она любит меня. Любит! Слышите? Любит!"- с криком и слезами полетели слова, и стрелами вонзились в закрытую дверь, " так надо... Ей так нужно".
Под тёплым пледом стало невыносимо холодно. Леденящая волна сыграла хроматическую гамму на позвоночнике, не пропуская ни один диск. Кожа покрылась тонкой морозной коркой. В комнате стало глухо и больно...