Мореходы. Штормование

Николай Прощенко
  Мореходы. Штормование
Николай Прощенко
                Штормование.
                ~~~~~~~~~~~~~~
               
        П                Осенне-зимний период, наиболее опасный для лесоперевозок.
        р                Шторма, зародившись в Америке, с разной интенсивностью двигаются на
        е            Европу. Крупнотоннажным судам они хоть и  создают  проблемы, но не такие,
        д            как  меньшим по размерам.
        и                Палуба малотоннажного судна, всего лишь на метр выше ватерлинии.
        с             Третья часть перевозимого леса, располагается на открытой палубе, поверх
        л            трюмов. Он там  удерживается толстыми стальными тросами.
        о                Качка на судне с таким грузом плавная. Оно медленно переваливается с борта
        в             на борт, не создавая проблем экипажу. Но это при небольшом волнении моря.
        и             В шторм появляются угрозы сохранения в целостности не только палубного
        е   >        груза (каравана), но и  непотопляемости самого судна.
                Может случиться так, что какая-нибудь крутая волна вышибет из связки -
                пакет досок. Это нарушит укладку груза. Другие волны, обнаружив слабину в
                укладке, начнут терзать караван. Потеряется ещё несколько упаковок, образуется
                крен и судно завалится на борт.
                При таком происшествии, остается единственный способ спасения - это частичный
                или полный сброс каравана в море. Однако, такое встречается нечасто.
                Мастерство капитанов позволяет судну благополучно достигнуть порт назначения,
                преодолевая всевозможные каверзы на море.


                ~~~#~~~~#~~~~#~~~               
           В конце предпоследнего десятилетия века, на "заре демократии", наш теплоход, имевший
     название не нуждающееся в пояснении, "Ленинградский Ополченец", в пик нашествия штормов,
     выполнял рейс из порта на Белом море - во Францию.
           Чтобы не подвергать судно опасности, капитаном С. , был избран маршрут
     плавания Северными норвежскими шхерами. Какой бы силы не был шторм в Норвежском
     море, в этих проливах, средь отвесных скал,  погода всегда оставалась тихой.
            За несколько часов до выхода из Северных шхер, капитан все еще был в сомнении:
     заказывать ли лоцманов для следования Южными проливами, понеся дополнительные
     навигационные расходы, или отказаться, сэкономив на этом "энную"
     сумму для "родного" пароходства.
           Все прогнозы погоды указывали на то, что шторм утихает. Береговые радиостанции,
     одна за другой, передавали оповещения об отмене штормовых предупреждений и ослаблении
     ветра - до бриза.

          - Циклон, расположенный над Северным морем заполняется и медленно смещается на
            Балтику. Второй, не глубокий, - ещё где-то возле Исландии, - размышлял капитан,
            глядя на только что принятую от Германской радиостанции, факсимильную карту погоды.
          - Густая "паутина" циклона, опутывающая ныне всю северную часть Европы,  в прогнозе на
            двое суток, выглядит совсем по другому. Какой кудесник расплел замысловатое "вязание
            насекомого", преобразовав его в нестрашные редко-расположенные, обширно-замкнутые
            линии -  изобары?
            Должны "проскочить" до Шотландии. А там, под  Английскими берегами, спрячемся от
            южных и западных ветров.
            Всё. Решено. Идём самостоятельно.
             . . .

           Условную границу между Норвежским и Северным морями, на широте Шетландских
     островов, мы пересекали при вполне приемлемой погоде, для такого времени года.
   
          Ветер северных направлений, нагонял умеренную попутную волну, которая изредка, "неслабо
     поддавала" судну в кормовой подзор и дальше, захлестывая в надстройку, обгоняла его, не
     причиняя вреда. День выдался солнечным. На небе быстро пролетали редкие высотные облака.

         Большая стая чаек, вероятно принявшая нас за рыболовный сейнер, с разно-тональными
     криками, набрасывалась на судно. Они, как по команде, кидалась в оставляемый за кормой,
     след от вращения винта. Не обнаружив в "буруне" рыбы, стая взлетала и по новой
     повторяла атаки.
         "Крылатая братия", даже, чуть не заклевала нашу повариху, вышедшую на корму с буханкой хлеба,
     чтобы подкормить "бедных" птичек. Она не успела бросить им в воду и пару кусков, как на неё,
     со страшным гомоном, набросилась, чуть ли не вся, стая. Выронив хлеб и накрыв голову курткой,
     она, с визгом, убежала в помещение камбуза.
      
           Вахтенному, третьему штурману, не стоялось внутри ходовой рубки и он, то и дело, выскакивал
     на крыло мостика, чтобы там, в затишке от ветра, продолжить, прерванные еще в порту, лечебные
     ингаляции.  Спектр естественных солнечных лучей, лечил его не хуже, чем волны генерированные
     медицинским прибором. Смешно было наблюдать, как он задирал нос на слепящее солнце.

           Меня же, несшего радиовахту в радиорубке уже более двух часов,  ничто не тревожило.
     Условия связи были хорошие. Техника работала исправно.
           Время от времени, органы обоняния будоражили запахи с камбуза, то и дело заносимые
    ветром, через приоткрытый иллюминатор.
           И вот, как только органы чувств  обострились, чтобы по запаху определить, что же там повар
    готовит на обед,  как радиоприемник, настроенный  на частоту "бедствия и  тревоги", разразился
    неспешным писком "морзянки". Одновременно, несколько береговых радиостанций, посылали
    сигналы тревоги, в виде серий из трех длинных "тире".  От этих сигналов, сразу стало как-то не
    по себе. Организм подспудно почувствовал неприятности.
     И действительно, принятое сообщение предупреждало о скором неизбежном сильном шторме, в
     районе нашего местонахождения.
             . . .
          Это сообщение, как-то по особому, обеспокоило капитана. Он стал нервно пересматривать
    ранее принятые карты погоды и текстовые прогнозы. Ничего настораживающего в них не было.
    Пять, шесть баллов, не более - предсказывалось в сообщениях.
             . . .
 
         - Боцман! Тщательней набивай троса! Шторм надвигается, - передал приказание капитана,
    третий штурман, по наружной громкоговорящей связи.

           Услышанное сообщение, оторвало боцмана от занятия тем же делом, и, прекратив работу, он
      "прискакал" на мостик за разъяснением команды.
   
       - Какой шторм? - возмутился боцман. - Вы посмотрите. Чайки сидят на воде.  Наоборот - все
         стихает! Не забыли ли вы старинную морскую поговорку: "Если чайка села в воду - жди
         хорошую погоду"?      
       - Боцман! Не забывай, что и меж порядочных пернатых, встречаются "птицы лёгкого поведения", -
         прокомментировал поговорку, тоже поднявшийся на мостик,  старпом.

        - Довольно каламбурить, обстановка серьёзная, - прервал шутников капитан. - Получено
    нешуточное штормовое предупреждение.  Нам придется штормовать в открытом море. Сами знаете
    - здесь негде укрыться. Как только получим подробный прогноз - проведем совещание комсостава.
    А то в шхерах расслабились.  Уверились, что любые шторма - нам нипочём.
              . . .
         Время шло. Погода оставалась такой же, как и утром. Однако сигналы о штормовых
    предупреждениях - продолжали будоражить радиоэфир.

         Обычно бравший в руки только уже просохшие листы факсимильных сообщений, в этот раз
    капитан проигнорировал ядовитость бумаги. Он занялся изучением карты, едва она вылезла из
    аппарата, тут же, на диване в радиорубке.

         - Надо же, что нарисовали?! Откуда все это взялось? Опять все окутано "паутинами". Теперь двумя.
           Откуда-то взялся циклон над Данией и углубляется, а второй, Исландский, "на всех парусах"
           "прёт" ему навстречу, - размышлял в пол голоса капитан. - Нет, не успеть нам под Шотландский
           берег.
           Так что встреча с циклоном неминуема и, похоже, послана нам самой судьбой.

         . . .
        К вечеру ветер сменил направление и стал дуть нам в правый борт. Подправив курс и
    подрегулировав обороты гребного винта, мы продолжили движение в направлении, уже слишком
    отличающимся от "генерального".

       К полуночи погода окончательно испортилась. Ветер значительно усилился. Время от времени,
    из низких туч, появлялись осадки, в виде мороси дождя со снегом. Свет от боковых иллюминаторов,
    то и дело, выхватывал из темноты пенные гребни волн.
       Ночные волны малозаметны, поэтому изменение погоды мало беспокоило моряков из служб,
    непосредственно не связанных с судовождением.
         На судно всё чаще стала сыпаться "манна небесная" - мелкий белый снег в виде пшена. Такие
    снежные заряды, создавали стопроцентную атмосферную помеху для радиосвязи. В такие
    периоды времени во всем частотном диапазоне, из приемника лишь слышались: то сильный шум,
    то треск, то замысловатые разнотонные завывания.

         Капитан перешёл на непрерывную вахту на ходовом мостике. Там же он: и  кратковременно
    отдыхал на диване, и принимал пищу. Вахтенный штурман периодически включал палубное
    освещение, чтобы посмотреть, не сместился ли караван.
                ...
         Уйдя на отдых в каюту, я переоделся в спортивный костюм и завалился спать на мягком
     диване, расположенном вдоль судна. Диванные пружины плавно сжимаясь, поддерживали
     меня при  наклоне судна на правый борт. И наоборот, разжимаясь, они помогали силам инерции,
     в попытках скинуть лежебоку с дивана,  при переваливании лесовоза на левый. Но иногда,
     плавный ритм покачиваний сбивался настолько, что мне приходилось испытывать ощущения,
     похожие на полёт.
   
         Пару раз мне приходилось вскакивать с постели от громкого звонка автомата, дежурившего
     "вместо отдыхающего радиста" на частоте бедствия и уловившего там сигнал.
      Прибежав в радиорубку, я принимал "сообщение о бедствии", но увидев, что оно нас не
     касается,  снова уходил в свою каюту.

         Утренние сумерки "открыли мне глаза" на погоду.
         Едва отойдя от сна, я выглянул в иллюминатор. Первое впечатление от увиденного - мы стоим
     на месте, а все проплывает мимо нас. Высокие пологие волны, плавно прокатывались в сторону
     кормы судна. Обозреваемый через окно сектор моря, сразу же ассоциировался в мозгу с видом на
     стадион, с бесчисленным количеством разметок на беговые дорожки. Это сорванная с гребней
     волн белая пена, под действием сильного ветра и морского течения, так распределилась по
     поверхности моря.
   
          Естественное желание, увидеть, что творится впереди судна я осуществил, после поспешной
     гигиенической процедуры.
          К моему появлению на мостике, вахтенные отнеслись с "прохладцей", даже не прореагировав
     на моё приветствие. Мимикой, с приставлением пальца к губам, старпом дал мне понять,
     чтобы я "заткнулся" и не мешал спать капитану. Сам же - снова "уставился" в лобовой
     иллюминатор, наблюдая за обстановкой на море. Вахтенный матрос рулил, глядя не на
     картушку гирокомпаса, а на накатывающиеся волны. Взглянув на индикатор лага, показывающего
     нашу скорость едва отличную от нуля, я понял, что судно - в дрейфе.
          На небе творилось то, что и называется "чёрт знает что". Чернющие тучи, с бешенной
     скоростью, неслись нам на встречу. Некоторые - "изрыгали" ливни. А если этот сильный дождь
     проходил в стороне,  то казалось, что мир отгораживается от нас "стеной до небес".
     Силу ветра я ощутил, когда захотел выйти на крыло мостика и смело перешагнул комингс открытой
     двери. Встретивший меня поток воздуха, чуть не оторвал мне голову и я инстинктивно присел,
     прячась за ограждением крыла.
   
        Сидя там на корточках, мне удалось частично осмотреть своё антенное хозяйство. "Наклонные лучи"
     с успехом упорствовали ветру, а "штыри", склонившись в сторону кормы, напоминали согнувшиеся
     удилища при выуживании очень крупной рыбы.

            Не разгибаясь, внаклонку, я вернулся в рулевую рубку. Старпому этот способ передвижения
     немного поднял настроение и он, глядя на меня, несколько раз хихикнул. Затем, послав в
     в адрес старпома несколько мимических сообщений о состоянии погоды, я жестом указал ему на
     часы, и ушёл в радиорубку.
           Включив, "дремлющий" из-за невахтенного времени, "главный радиоприёмник", с надеждой
     услышать благоприятное извещение об улучшении погоды, я стал смотреть на циферблат часов.
     По нему равномерно кружила секундная стрелка кровавого цвета. Каждый    оборот приближал к
     неизбежному моменту, выходу из красного сектора, обозначавшего "три минуты молчания", её
     черного цвета "старшей сестры", минутной стрелки.
         По истечении "периода молчания", приемник разразился сериями сигналов "срочности и
     безопасности". И конечно же, мои надежды не сбылись. В новом сообщении о шторме извещалось,
     о вероятном его усилении до десяти баллов.
 
          Мне не пришлось нести на мостик это нерадостное сообщение. Писк "морзянки" не пролетел
     мимо органов слуха чутко-спящего капитана, он поднялся с дивана и зашел в радиорубку.

         - Чем обрадуешь, "ранняя пташка"? Об ослаблении шторма не сообщают? - были его первые
            слова.
         - Ничего обнадёживающего. О десяти баллах "заговорили", - ответил я, протягивая ему бланк,
            с от руки написанным текстом на английском языке.
            . . .

            Днём - ветер ещё усилился.  Гуляющий по судну, минорно звучащий зловещий гул, вызванный
      напором наружного воздуха,  не придавал экипажу оптимизма.
           Когда в кают-компанию на обед вошел второй механик и, намекая на звуки, с улыбкой произнес:
       "Не иначе как кто-то наслал на нас "Иерихонские трубы", то увидев серьёзные лица комсостава,
        понял, что сконфузился. Сейчас его шутка - неуместна. Все понимали, что теперь мы всецело во
        власти стихии.

            Нести слуховую вахту на частоте бедствия в радиорубке, я посчитал бесполезным занятием.
       Ведь даже окажись кто-то в бедственном положении поблизости от нас, мы бы не смогли ему помочь,
       так как сами на полном ходу едва удерживались против ветра. Сделав громкость в радиоприемнике
       максимальной, чтобы слышать "морзянку" издалека, я переместился на ходовой мостик.
            Море стало совсем непохожим на то, которое я видел утром. Теперь вся его поверхность будто
       бы кипела. Ошмётки пены, то и дело срываемые с поверхности моря, долетали аж до иллюминаторов
       рулевой рубки, на некоторое время залепляя обзор рулевому матросу.

              . . .
            - Молочные реки, наверное такими бывают, - попытался внести оптимизм в обстановку на мостике
              помполит, ютившийся у иллюминатора, но никто его не поддержал.

            Внезапно он снова оживился:
            - Смотрите, смотрите, смотрите же! Стая чаек, даже, взлететь не может!

            Мы поддались животному инстинкту и поплотнее "прилипли" к стеклам.
       Помполит - не обманул. Действительно, по курсу и чуть правее, на нас надвигался  плавучий
       "птичий остров". Когда они оказывались в ложбине волн, где, вероятно, ветер был тише, то
       некоторые особи расправляли крылья, пытаясь взлететь. Однако - не успевали. Едва снова
       оказавшись на вершине волны, их подхватывал ураганный ветер. Тогда эти чайки,  пронесясь в
       невероятных  кульбитах над головами повергнутой стаи, снова падали на их головы.

               - Чайки, это души погибших моряков. А эти птицы, наверное, души - очень нагрешивших
                "мореманов". Иначе, за что бы они подвергались такому истязанию? - высказал своё
                предположение старпом.
               - Значит мы сейчас где-то в птичьем аду? Не так ли? - предположил третий штурман.
               - Ни рая, ни ада - на Земле нет, - категорично, сказал помполит.
               - А вы давно это проверяли? - съёрничал третий помощник. - Может быть, где-то "там", этих
                "душ" уже переполнилось и у нас открылся - "чего-нибудь филиал".
 
               - Хватит вам! Не дети ведь, - прервал дискуссию капитан.
               
             Каждый из нас был согласен с капитаном. Ведь на душе было - не до шуток.

            . . .

               По поведению капитана на мостике, никак не ощущалась его тревожное состояние,
           но мне казалось, что он думает:
         
          - Судно устойчиво держится против ветра и волн, так чего беспокоиться раньше времени.
            Штормование - пока проходит нормально. Палубный груз - в целостности. То, что некоторые
            пакеты леса оголились из-за сорванных брезентов, так это ерунда. Все равно, по-приходу в
            порт, будем подавать "морской протест". В нём и укажем, что во всем виновата - стихия.
      
           - Судно не слушается руля, - доложил рулевой матрос.

           - Вот так всегда, - сказал негромко капитан, - стоит только подумать о чем-нибудь хорошем,
             как тут же "окунёшься в неприятности".

           - В машине! - вызвал вахтенного механика капитан, по громко-говорящей связи "Берёзка".
             Держать максимальные обороты. Судно не держится на курсе.
           - Понял, - с нотками недовольства в голосе, ответил второй механик.

         
            Через пару часов случилось то, о чем каждый в экипаже думал, но боялся произнести в слух,
         чтобы "не накаркать". Стал "барахлить" главный двигатель.

           - На мостике! - послышался из динамика голос старшего механика.  - У нас проблема. Лопнул
             маслопровод.  Перегревается главный двигатель. Как бы "не запороть". Нельзя ли сбавить
             его обороты?
           - Да ты что, в своём уме? Мы и так еле удерживаемся на волне.
           - Так загубим же двигатель! Что будем делать потом?
           - А если мы окажемся на борту? Первая же волна положит нас на бок.
             Тогда зачем нам нужен будет твой "целёхенький" главный двигатель?
             Делай что хочешь, но обороты держи! - сурово закончил разговор капитан.

          Нервно воткнув микрофон в держатель, капитан, в задумчивости, посмотрел на бушующее
      море, а затем его взгляд остановился на "статуе" помполита.

           - Александрович! Ты ведь у нас из механиков. Спустись в "машину", может чем-нибудь
             поможешь там.
           - Да я ведь уже давно не механик. Все подзабыл.
           - Не юли! Поработаешь ветошью, такая работа сноровки не требует.
             Сейчас ответственный пост там - здесь мы и без тебя справимся.
   
            Помполит чем-то хотел возразить этому ироничному замечанию, но капитан не стал
       его слушать и добавил:
            - Иди,иди - помоги им.

              . . .
          Прошел час тягостного состояния капитана. Никакой тревоги в выражении его лица,
      по-прежнему, не было. Он спокойным голосом общался со штурманами. Только по его
      частым взглядам на барограф, уткнувшийся пером в нижнюю кромку бумажной ленты,
      можно было предположить, что его сильно беспокоит погода.
           Он снова подошел к разложенной на столе, недавно полученной, карте погоды и в
      который раз, глядя на неё, о чем-то думал.
           Естественно, много разных мыслей обдумывал капитан, может даже вспоминал о семье,
      но в существовании в его мозгу мысли о нашем местонахождении, я был уверен. Ведь,
      через какие-то считанные часы, мы должны оказаться в центре циклона. А это - наш шанс
      на выход из создавшейся ситуации.
            
            - Мы уже недалеко от Шетландских островов, - пытался я угадать мысли
              капитана. - При благоприятных условиях, часа за четыре "добежали" бы к ним.
              В центре циклона ветер стихнет и вот тут надо "рвать на дистанции".
              Другого шанса может и не быть. Ветер подует с Севера и нам, иначе как против
              волны, не удержаться.
              Только бы "машина" не подвела. Что-то стармех молчит. Неужели у них что-нибудь
              серьёзное. Надо поинтересоваться.
         
            Не прошло и часа, как снова "ожила" связь с машинным отделением судна.
            
           - "Мостик" - "машине", - прозвучал вызов стармеха. - Ну вроде бы охлаждение наладили.
              Осталось масло подтереть и будет всё "ОКей".
           - Понял, - ответил вахтенный штурман.
              . . .

          Вскоре на мостике появился помполит и молча занял "почётное" место у иллюминатора.

           - Вот видишь, с твоей помощью быстро справились. Ты там руководил или "рукотрудил"? -
              иронично, спросил его капитан.

           Пока помполит обдумывал ответ, на мостик поднялся старший механик.

           - Ремонт произведён успешно. До порта должно выдержать, а там подправим, - сходу,
             доложил он капитану.
           - А что помполит, здорово вам помог? - с иронией спросил капитан.
           - Ещё как! Если бы не он, так мы бы "на час раньше" закончили.
           - Что вы сказали? - возмущенно спросил помполит, скрытый от стармеха "кубиком"
             индикатора радиолокатора "Дон".
           - Николай Александрович! Вы уже здесь? - удивился стармех и продолжил:
             Извините, я оговорился. Если бы не ваша помощь, то мы бы до сих пор ещё там
             возились.
           - Сергей Дмитриевич, - уже добродушней, обратился помполит к стармеху.
           - Уточните, пожалуйста. Какую трубу мы сейчас меняли?
           - Какую трубу "мы меняли", - тихонько передразнил собеседника стармех и, уже громче,
             с улыбкой на устах, быстро проговорил:   
           - Да её из ЦПУ не видно. Она же за трубопроводом между "oil-bochkenom и hand's-vЕdroм".
           - М-м-м-м, - осмысливая сказанное, задумчиво промычал помполит.

          Слушая их диалог, капитан хихикал не разжимая губ, а стармех, после последней
       фразы, незамедлительно  ретировался с мостика.
      
           .   .   .
           И все же, испытав на прочность, судьба смилостивилась над нами. Тучи разверглись и
       закат рассветился в лучах заходящего солнца. Ветер значительно ослаб, а волнение
       приобрело вид зыби.
            
           - Курс 270, - глядя на карту, отдал команду капитан. - Объявите экипажу, чтобы всё
             еще раз проверили и закрепили. Сейчас ожидается сильная бортовая качка.
           - Курс 270 по гирокомпасу, - "отрепитовал" старпом команду капитана, после сделанного
             по судовой трансляции объявления и стал наблюдать за действиями рулевого.

            Бортовая качка, ощутилась сразу же, после изменения курса судна. Волны стали накатываться
       на нас, прямо в левый борт. Судно периодически валялось с борта на борт и казалось,
       что при таких условиях, мы за вахту "забежим" в укрытие.
            Однако, в тот раз судно завалилось на правый борт значительно сильнее предшествующих
       и не поспешило восстановиться. Это явилось неожиданностью для всех "торчащих" на мостике.

           Мне, наверное, с минуту пришлось висеть, схватившись за поручень под иллюминаторами, градусов
       под 45 к палубе. Трепыхая ногами в поиске опоры, я инстинктивно подтягивался на "перекладине", чтобы
       хоть кое-как увидеть, что творится снаружи, за внезапно ставшими ромбовидными,  квадратными
       иллюминаторами "капитанского мостика".

           Некоторым - повезло больше, чем мне. Им посчастливилось упереться конечностями в устройства,
       которыми был напичкан мостик и так простоять все критические секунды.
            Очень неприятное ощущение пришлось пережить в тот момент.
            Казалось: "Все! Это конец! То, что не смог сделать жестокий шторм, случилось при благоприятной
       погоде. Неужели мы так  жестоко наказаны, за простое головотяпство капитана, уверившегося в
       благоприятном исходе маневра".

            Но нам повезло и на этот раз. Какие-то "силы восстанавливающие", победили силы "кренящие" и
       судно медленно выровнялось. Караван сместился не значительно, тросы  его удержали.

            Мы приняли "исходные положения", но на лицах каждого остался след, от пережитого
       стресса. Шутить по этому поводу - ни  у кого не возникло желания.

            - "Дважды предупреждать не буду"! - так воспринялся каждым их нас, этот урок "с Верху".
         
            Этого предупреждения судьбы, об угрозе погубить судно путем его опрокидывания на бок,
       стало достаточно,  чтобы капитан тут же изменил курс. Так, в направлении "скулой на волну", мы и
       поспешили к вожделенным островам.

           И все же, постоянно находясь на грани риска, опасаясь снова оказаться поверженными, мы
       успели к острову, не смотря на то, что уже задул холодный порывистый ветер с Севера.
            Контраст между  штормом в открытом море и затишьем у скалистых берегов,  был поразительным.
            Не хотелось даже думать о прошлых часах, в которые мы подвергали себя опасности.
                . . .
            
           После отдыха от суточных передряг, экипаж возобновил свою обычную работу. Стармех,
      "подбив бабки" в вахтенном журнале, принёс его на подпись капитану. Подписав, капитан
      лукаво улыбнувшись, пригласил стармеха присесть.

          - Сергей Дмитриевич, - начал разговор капитан. - Вы у нас человек новый. Заметно, что
       грамотный и смелый. Думаю, что вы не дооцениваете роли помполита в судьбе каждого из
       нас. А ведь стоит ему усомниться в чей-то политической ...надежности, отозваться об этом
       в своих донесениях и, несомненно, такому человеку, "кадры" предложат работу в каботаже.
 
          - Пусть только попробует. Теперь - не то время. Мы, ведь, на "пороге демократии".
            А в чем, собственно, дело?  Вы сомневаетесь во мне?
          - Да - нет же. Я о другом.
          - Я вчера был свидетелем разговора, в котором вы слишком замысловато объяснили
            помполиту, о местонахождении замененной трубы. Я уловил в этом какую-то "тарабарщину".

          - Ах, вы об этом. Так я же пошутил. Меня аж передёрнуло, когда он спросил:
              "Где расположена труба, которую "МЫ" сменили"? Как-будто он в этом участвовал.
            Пришёл, видите ли, помощь оказать. В какой-то новенькой "робе", какую я ещё ни у кого
            не видел.
            Ну я и посадил его в ЦПУ, чтобы ненароком не испачкать его одеяние, сказав, чтобы
            отвечал по "Берёзке" на вызовы с "мостика".

         - Это я послал его к вам в помощь, - пояснил капитан. - А "робы" нам "презентовала" фирма,
            во время ремонта в Германии в прошлом году.
         -  М-м-м, - промычал стармех. - В такой - только на "дискотеки" ходить, а не в нашу "машину".

         -  Сегодня он уже интересовался той трубой, - продолжил капитан. - Наверное, отчет уже строчит.
            Ни с того, ни с сего, взял у меня "Словарь морских терминов".
            Вероятно, скоро и к тебе заявится за разъяснением терминов по механической части.

         - А что я ему разъясню. Я же тогда пошутил. Так себе, курсантской тарабарщиной побалагурил.
           "Под руку",  вспомнились слова из какой-то концертной шутки, на "русско-английском" языке.
           Там, как мне помнится, было:
            "oil-bochken" - бочка с маслом, "hand's-veder" - ручное ведро...
         - Вот помполит спишет тебя в каботаж и будешь там черпать "hand's-vEderom" "льяльные воды"
           и сливать их в "oil-bochki", - усмехаясь, закрыл капитан журнал и отдал его стармеху.
           Если придет к тебе комиссар, так будь серьёзен. Поясняй ему всё по-русски, чтобы не было
           двусмылицы, как в одном из его отчетов: "Культфонд истрачен на покупку видео-кино и
           видео-клипСов".
           Всё. Иди работай.
            . . .
            И всё же, мы дождались хорошей погоды и "побежали" к порту выгрузки во Франции.
           Там рейс и закончился.

         
            
         нннн