Дмитрий Васильевич — большой начальник.
Дмитрий Васильевич Авдеев — тридцать лет, окончил московский государственный институт международных отношений (МГИМО), владеет несколькими иностранными языками. Женат, имеет двух детей. В настоящее время руководит охранной фирмой, маленьким подразделением, которой и является охрана завода по розливу напитков.
Этот видный, статный, хорошо эрудированный человек располагал к себе многих людей, и ему предрекали на дипломатическом поприще блестящее будущее. Так бы и случилось, если бы не грянула перестройка, и всё в одну ночь не изменилось.
— Вот, что Дима, — говорил ему папа три года назад (Авдеев старший работал в комитете государственной безопасности (КГБ), в организации, весьма уважаемой в советское время, там он занимал ответственный пост). — Вот, что, Дима, — повторил он, — выслушай меня внимательно и пойми правильно!
Вечер. Они сидели вдвоём за столом на кухне, пили чай, и им никто не мешал.
— Время сейчас сложное! — Авдеев старший думал, как бы помягче изложить мысль сыну, понимая, что его предложение будет полной для него неожиданностью, и решившись: — Советского Союза больше нет, Россия осталась одна. А дипломатический корпус остался в прежнем составе, поэтому у вас скоро произойдут большие изменения. Уволят многих, и в первую очередь молодых. А ты только два года назад окончил институт, большого опыта у тебя нет, так что, скорее всего, тебя тоже уволят. Поэтому я предлагаю не дожидаться, когда это произойдёт, а открыть свою — частную фирму. Предлагаю заняться охраной! Опыт у меня есть — помогу, деньги тоже есть — на первое время. Охраной пока мало кто занимается. Нужно именно сейчас застолбить место, позже будет поздно, придут другие и… — отец махнул рукой.
Сын молчал.
Папа заговорил снова:
— Возможно, и в нашей организации (он имел ввиду КГБ) будет сокращение штатов. Я бы и сам пошёл в коммерцию, но ты видишь, мне много лет… А ты молодой, энергичный, тебе и карты в руки, так что…. И, находясь внутри КГБ, я много чем могу тебе помочь. Так что решайся! Подумай хорошо, всё взвесь, и скажи мне ответ!
Отец понимал, что поставил сына перед тяжёлым выбором. Он вспомнил, как они вместе радовались, когда Дима без его протекции, не в пример многим его коллегам, поступил в престижный вуз, как строили вместе планы на будущее. И теперь он сам предлагает ему отказаться от мечты. “Что поделаешь, — оправдывал отец внутри себя, — время сейчас сложное! ”
Они сидели друг против друга. Сын смотрел вниз — на стол, где стояли яркие китайские чашки с чаем, в розетках клубничное варенье, в соломенной тарелке печенье, ища среди них поддержку, но не находил её там и по прежнему молчал. Авдеев–старший не хотел давить на сына, но видел, именно это и произошло, и тот совсем не готов к такому повороту судьбы.
Отец сник, плечи его опустились, взгляд упёрся в пол. Он встал из за стола, повернулся и пошёл из кухни. В дверях остановился, обернулся и сказал:
— Дима, будет хорошо, если ты завтра скажешь мне своё решение, — и плечи его опять опустились.
“Мягок он для такой деятельности! — думал он глядя на сына. — Но что поделаешь, времена сейчас такие!” — вновь оправдал он себя, и шаркающими шагами отправился в свою комнату.
Авдеев-младший любил отца. Тот всегда был бодр, подтянут, всегда своим видом вселял окружающим стойкость и оптимизм. Но сейчас, видя его в таком состоянии: как он шаркает ногами, как у него опустились плечи, ему самому хотелось ободрить его, сказать несколько добрых слов. И он понимал, этими словами должны быть его положительное решение, но он не мог решиться. Это означало бы крах всего: крах надежд, желаний, карьеры, и то, что он понимал под хорошей, успешной жизнью. И, несмотря на то, что ему было жаль отца, он не отвечал.
Наступила невесёлая ночь. Зима. Метель за окном. В окнах соседних многоэтажек погасли огни. Дмитрий сходил к детям, пожелал им: “Спокойной ночи!”, прошёл по квартире и выключил везде свет, лёг рядом с женой.
— Спят? — спросила та, имея в виду детей.
— Спят, — ответил тот.
— Как он? — жена уже была в курсе разговора между отцом и сыном.
— Давай спать! Завтра, всё завтра! — и он отвернулся от неё.
И ещё долго Дима обдумывал создавшееся положение, он понимал — отец прав, все события, разворачивающиеся в стране, в его ведомстве говорили: “Будут большие изменения! Не посмотрят ни на звания, ни на ордена, ни на заслуги, попросят освободить занимаемые места. И молодёжь в первую очередь!” Нужно было решатся.
Тихий голос жены прервал его мысли:
— Ты всё думаешь о разговоре с отцом? — спросила она.
— Да! — ответил тот, надоедливые мысли утомили его, и хотелось хоть с кем нибудь поделиться ими (с кем же ещё как не с рядом лежащей женой).
— Знаешь, — после непродолжительной паузы произнёс муж, — я, наверное, уйду с работы, все равно завтра или послезавтра уволят. Отец прав! и предлагает заняться охранным бизнесом, попробую себя в нём, может быть, что нибудь и получиться.
Жена вздохнула. Она совершенно не представляла любимого Диму в новом качестве, он был мягким, обходительным человеком, но чтоб грозным? как того требовала новая профессия…. Она ещё раз тихо вздохнула.
— Всё, давай спать, — закончил разговор Дмитрий Васильевич, — скоро утро, а завтра рано на работу! — он повернулся на другой бок и забылся беспокойным сном.
“Что с нами будет?” — думала жена.
На следующий день рано утром Авдеев–младший пошёл в комнату отца, постучал в двери, и, когда оттуда послушалось: “Да!” — вошёл. Отец ещё лежал в кровати. Окна спальни наглухо задёрнуты плотными шторами.
— Знаешь пап, — сказал сын, подгибая края тёмно зелёного до пят халата, в котором он был одет, и, садясь на кровать, — ты прав: надо менять профессию! Давай займёмся бизнесом!
Отец смотрел на него удивлёнными глазами, потом изменился в лице и воскликнул:
— Ай, да сын! Ай, да молодец! Вот, порадовал старика, так порадовал! — Куда делось его вчерашнее настроение, старость и пессимизм, лицо его сияло, он излучал бодрость и оптимизм, как в прежнее время.
Отец энергичными движениями освободил тело от одеяла, опустил ноги к полу:
— Другого ответа я от тебя и не ждал! А я то думал, что сын у меня не боевой. Нет! сын у меня, что надо! Молодчина! — слова из него лились рекой. И забывшись, он взъерошил сыну волосы — как в детстве, чем привёл Дмитрия в смущение.
С той поры дружба между отцом и сыном ещё больше окрепла.
А потом, когда прогноз отца оправдался, когда многие его бывшие коллеги были уволены с дипломатической службы и не знали, чем заняться в жизни, фирма Дмитрия уже уверенно стояла на ногах. “Как он мог всё предвидеть?!” — думал сын.
Как ни странно, дипломатическое образование не только не навредило Дмитрию Васильевичу Авдееву, а наоборот, помогло ему в охранном бизнесе, особенно когда в страну хлынул иностранный капитал. В отличие от своих соплеменников, хорошо одевающийся Дмитрий, с приветливой улыбкой, разительно отличался от руководителей подобных фирм, имеющих строгое лицо и внушительный вид, которые больше пугали иностранцев, чем внушали доверие. И когда в его московский офис вошёл Смит — представитель известной западной фирмы по розливу напитков и увидел молодого, обаятельного, без переводчика, хорошо говорящего на английском языке человека, понимающего проблемы охраны и иностранного бизнеса, он тут же, не сомневаясь, предложил подписать контракт. Фирма Дмитрия Васильевича процветала.
И, вот, теперь на одном из высокооплачиваемых охраняемых объектов начались проблемы. Авдеев знал о кражах сахара на предприятии, и, разумеется, об условии, поставленном директором фабрики.
В четыре часа ночи Авдеева разбудил ночной звонок. “Кто бы это мог?” — думал он, так как звонить ночью разрешалось только в самых экстренных случаях. Дмитрий Васильевич потянулся, включил торшер, стоящий рядом с кроватью, взял мобильник, лежащий на прикроватной тумбочке, открыл крышку.
— Алло, алло?! — послышался взволнованный голос Николая Саморукова. — Дмитрий Васильевич, это вы?
— Да, Николай, это я! Говори! — сказал Авдеев своим бархатным голосом.
— Сегодня ночью… — и Николай Саморуков начал рассказывать своему патрону произошедшие ночные события.
Рядом проснулась жена и повернулась к нему.
— Подожди, сейчас пройду на кухню и там расскажешь, — остановил рассказ Дмитрий Васильевич.
И уже за столом, при свете ламп слушал сообщение.
У Дмитрия Васильевича с Зуевым были особые отношения.
По официальному договору с руководством фирмы именно Авдеев, чтоб прикрыть нарушающую закон милицию, являлся официальным представителем всей охраны фабрики, и никто другой. И именно он платил зарплату и “гражданским, и милиции. И когда появлялись проблемы, именно на него выходило руководство предприятия, и именно он решал их. Исходя из этого, нужно выказывать уважение к нему или, по крайней мере, сохранять нейтралитет. Но Василий Николаевич Зуев не только не выказывал никакого уважения, но, наоборот, всячески подчёркивал своё ни чем неподкреплённое, негативное отношение лично к Дмитрию Васильевичу, и ко всем “гражданским” вместе. Он всячески давал понять: они — милиция в охране являются главные, а “гражданские” тут “мимо проплывали”. Мало того, Василий Николаевич был творческим человеком: он то требовал необоснованного повышения зарплаты своим сотрудникам и себе в том числе, то вмешивался в деятельность самого Дмитрия Васильевича. А когда Авдеев пытался вызвать сурового капитана на откровенный разговор и приструнить его, тот изменился в лице, “взорвался”, и пригрозил снять милицию с охраняемого объекта совсем. Этого нельзя было допустить, поэтому пришлось терпеть обидчика.
Дмитрий Васильевич в зелёном махровом халате сидел на кухне. После рассказа Николая Саморукова, сон, как рукой сняло. Он закрыл мобильник и положил на стол. Он тоже не мог поверить, что… Авдев поставил на плиту чайник, вскипятил воду, достал из коробки пакетик чая, положил его в чашку, залил кипяток. И долго сидел на кухне, обдумывая создавшееся положение.
Потом резким движением встал со стула: “Час расплаты настал, мало ему не покажется!” — сказал он вслух и пошёл одеваться.
Новый трудовой день наступал.