В сумерках времён. Глава девятая. Последняя точка

Геннадий Кислицын
  Через неделю в двенадцать часов дня Дмитрий Васильевич Авдеев приехал на фабрику. Его сопровождали трое крепких, в гражданской одежде молодых людей, под распахнутыми отворотами пиджаков которых виднелись ремни для ношения оружия.

  Авдеев-старший, как и обещал, всячески помогал сыну. Разговор с Василием Николаевичем Зуевым предстоял тяжёлый. И из подчинённому ему отдела КГБ вместо двух запрашиваемых бойцов Авдеев выделил троих, так как знал по опыту, лучше  в таких случаях “пересолить”, чем “не до солить”. И теперь вся группа, не останавливаясь на проходной, направилась в офис предприятия. Руководство было уже предупреждено о визите, и приехавшие расположились  в комнате для переговоров, сели за тот самый стол, на котором ночью так любил располагаться и спать Андрей Вотинцев, стали ждать.

  Василия Николаевич опаздывал. Он, как зверь, чувствовал опасность, понимал —  тучи над ним сгущаются, но никак не мог уяснить, откуда ветер наносит тучи.  На работе — в милиции, всё как полагается: дела шли своим чередом, начальство им и его подразделением довольно, нареканий нет, незапланированных проверок не предвидится. А работу на фабрике он всерьёз не воспринимал, считал её чем то вроде  развлечения. “Платят, и ладно!” — думал о ней капитан. Но интуиция подсказывала другое. И когда  Дмитрий Васильевич позвонил ему и предложил встретиться, тот отказался. “Надо встретиться, неотложные служебные дела!” — настаивал Авдеев. “Какие  могут быть неотложные дела там — на фабрике?!” — недоумевал Зуев, и, сославшись на недомогание и проверки, якобы происходившие в милиции, вновь отказал. Тогда Дмитрий Васильевич пошёл на хитрость и произнёс,  разговор пойдёт также о повышении заработной платы. Василий Николаевич клюнул на приманку, болезни и проверки в милиции закончились, и он согласился. 

  Все сидели за большим столом. В комнате для переговоров не было окон, и в помещении горел свет. Душно. Дмитрий Васильевич подошёл к кондиционеру, включил его. Затем подошёл к видеодвойке, стоящей на подставке в дальнем углу.

  В наше время электроника развивается невиданными темпами. Многие бытовые устройства, которые ранее казались последним словом технического прогресса, давно устарели и о них успели забыть. Так не заслужено забыта и видеодвойка: её можно было использовать и как телевизор, и на экране просматривать свои записи.

  Внизу, в тёмное окошечко устройства Дмитрий Васильевич вставил кассету, переданную ему Николаем Саморуковым, посмотрел на кнопки лицевой панели, нажал некоторые из них, экран вспыхнул, и на нём появились склад, мешки с сахаром и шагающий между ними Зуев. Техника работала исправно! Затем Авдеев нажал кнопку “стоп”, отмотал плёнку обратно,  поставил ждущий режим.
 
  Василий Николаевич появился через полчаса. Расслабленной походкой, которой он обычно ходил вне стен милиции, вошёл в комнату. Звёздочки на погонах сверкнули под тусклым светом ламп и погасли. Милицейской фуражки на голове не было — оставил в охране. Увидев троих неизвестных, молодых людей, Василий Николаевич насторожился, но не подал виду. И не здороваясь, подошёл к столу.

  — Опаздываете, Василий Николаевич! — сказал,  сидевший с противоположной стороны стола,  Авдеев.
  — Дела в милиции, не мог приехать, — буркнул тот и сел рядом с одним из незнакомых людей.
  И желая перехватить инициативу, спросил:
  — Зачем звали?
  Авдеев неспешна вышел из–за стола, подошёл к видеодвойке, нажал  “Пуск” и произнёс:
  — Для начала мы хотим, чтоб вы просмотрели эту плёночку!

  Экран засветился, появился какой то человек в защитной униформе, он передвигался по помещению, в котором находилось много предметов. Затем человек остановился, присел и с трудом взвалил на загривок один из предметов, очень напоминающий мешок, понёс его.
 
  Василий Николаевич не понимал происходящее, его сознание словно отключилось: он видел и не видел одновременно. Он пришёл на встречу, настроился на приятное дело — повышение зарплаты,  а тут ему крутят какую–плёнку, какой то человек ходит на экране.    “Что это, кто это, и зачем мне всё это показывают?” — никак не мог уяснить Василий Николаевич. Постепенно его сознание прояснилось….  К своему ужасу, не до конца веря, что это не кошмарный сон, это ему не сниться, он понял: там — в помещении, похожем на склад, в защитной униформе ходит  он, именно он с трудом поднимает тяжёлые предметы, напоминающие мешки и уходит с ними.  И, о ужас, он понял!…  То, к чему он так тщательно готовился, можно сказать, не спал, не ел, скрывал от всех, чуть ли не от самого себя, оказывается не для кого не секрет.  Мало того,  воровство — так теперь определял свои действия Василий Николаевич задокументировано и может лечь в основу уголовного преследования.  Это возмутительно со стороны “гражданских”, хамство, не справедливо и не по товарищески.  “Как они посмели записывать меня, — возмущался про себя начальник районного ОМНа, — не спрашивая моего разрешения, человека, который постоянно рискует жизнью, спасая других людей! …” И в то же время: “Как глупо я попался!” Мысли  шарахались в разные стороны.

  — Ну, что Василий Николаевич, поняли, зачем мы вас позвали? Будем крутить плёнку дальше или как? — спросил Авдеев, стоящий рядом с аппаратом. 

  Обида вспыхнула в груди Зуева.  В принципе, хотя он и был злым человеком, но спокойным и уравновешенным. Но иногда в его жизни вспыхивали минуты гнева, когда кровь приливала к голове, он чувствовал в себе дикую ярость и невероятную силу, и в эти минуты он мог сделать со своим обидчиком всё что угодно, несмотря на его превосходящую силу. И сейчас он почувствовал,  именно такая минута настала. “Как смеет этот гражданский прыщ  издеваться надо мною — офицером милиции!” — была последняя капля кипения. Он вскочил, побежал и хотел со всего размаха ударить Авдеева, но сидящий рядом молодой человек  молниеносно  среагировал, остановил его, навалился сзади, к нему подскочили двое других, они скрутили руки Зуеву, положили на пол, и заставили лежать лицом к низу. Пыль от серого ковролина, устилающего пол, неприятно ударила в нос.  Василий Николаевич пыхтел, кряхтел, пытаясь высвободиться от нападающих, но чем больше он прикладывал усилия, тем больше сжимали его железные тиски. Они — тиски впечатляли! От боли на глаза набежали слёзы. Вдобавок, такое положение было унизительно и жестоко: Василий Николаевич сам привык ложить  свои жертвы лицом в землю, но теперь…

  — Не могу больше!— выкрикнул Зуев снизу. — Вы  сломаете мне руки!
  — Не надо дёргаться, Василий Николаевич, — услышал он сверху спокойный голос Дмитрия Васильевича. — Мы пришли к вам с миром, а вы что вытворяете?

  Пыль от серого ковролина душила, боль тысячами иголок вонзилась во всё тело.  Ещё момент и Зуев понял, они действительно сломают ему руки. Как не обидно, но нужно было сдаваться. И Василий Николаевич обмяк. 

  — Отпустите его! — попросил Дмитрий Васильевич своих сопровождающих, видя, что тот перестал сопротивляться. — Я думаю, он уже всё понял!

  Все расселись по своим местам.  Василий Николаевич загнанным волком поднялся и  тоже сел на своё место. Он ненавидел всех: и, в первую очередь, Авдеева, за что  обманул его и заманил в ловушку, и этих трёх незнакомых людей, которые так бесцеремонно расправились с ним, даже самого себя, за то, что не мог дать им  достойный отпор.

  Дружеские посиделки продолжились.

 — Вас, Зуев, обвиняют в воровстве сахара, — начал Дмитрий Васильевич…
 — Кто эти люди? — прервал его тот, растирая ноющие от боли запястья рук.
  Ему никто не ответил.
  — …и вы видели, что это зафиксировано документально,  — продолжил Авдев. — Вы прекрасно знаете, чем это грозит вам, отдай мы плёночку в милицию. (Авдеев внутри себя хихикнул, почувствовав смехотворность положения, так как все силовые ведомства находились на месте).

  — Не пугай! Пуганный! — неожиданно ответил Зуев как то по блатному, словно недавно вышел из зоны. — Кто эти люди? — ещё раз спросил он.
  — Не важно! — ответил Авдеев.
  Тот, что сидел рядом, продолжал внимательно следить за каждым движением Василия Николаевича.

  Только “комитетчики” могли так уверенно и нагло, по мнению Зуева, вести себя ним, только они могли так хорошо подготовлены и так молниеносно реагировать. “Да, они из КГБ!” — окончательно утвердился во мнении Василий Николаевич.

  Если говорить честно, он и сам мечтал работать в этой организации.  “Вот, это работа! — тщеславно думал он.  — А я кто? лишь начальник районного ОМОНа, никакого размаха, никакого дела. Вот, если бы попасть в КГБ, тогда бы развернулся!” Как бы развернулся, что развернул бы там? Василий Николаевич не представлял, но  сама идея была приятная и манящая. Мысли мыслями, но теперь он сам оказался в положении, когда эта уважаемая организацию давила на него всей тяжестью своего пресса.
 
  — Так, вот, — продолжил Авдеев, — я хочу вам, Зуев, предложить сделку:  я не буду возбуждать против вас уголовного дела, хотя и имею на это полное право, но чтоб тебя и твоей охраны больше духу не было на фабрике. На твоё место уже назначен другой офицер, он и наберёт новый состав.  Согласны?!

  Руки ныли. Мысли путались. Перед ним сидели ненавидящие и глядящие на него в упор, не хорошие люди. Оставалось одно: 
  — Ладно! — согласился он.
  И не такой солидный и уверенный, как ранее, Василий Николаевич встал из за стола, не прощаясь, грузно пошёл из комнаты.

  У самой двери его остановил голос незнакомого человека.
  — Василий Николаевич, — услышал он, — если что–нибудь пойдёт не так, мы обязательно вас посадим.
  “Да, они из КГБ!” — подтвердилась мысль.
  Зуев вышел.

  Авдеев снял с кресла висевший на тонком ремне небольшой, кожаный, коричневый портфель, который постоянно носил с собой, порылся в нём, достал оттуда конверт с приготовленными деньгами, положил на стол, произнёс:
  — Спасибо, ребята! Здесь то, что и обещал. Не знаю, что бы без вас делал? Вы сами видите, какой он!…
  Тот, что был званием старше, взял их, ответил:
  — И вам, спасибо! Обращайтесь, если возникнут проблемы. Мы всегда готовы вам помочь!

  Капитан Василий Николаевич Зуев  шёл по улице; до проходной было не больше ста метров.

  Ласковый тёплый, сентябрьский день. По голубому небу плыли белые пушистые облака. Солнце, смеясь,  купалось в них: оно то исчезало, то  вновь радостно освещало Землю. Яркая осень красовалась в своих одеждах.
 
  Ничего этого Василий Николаевич не замечал. Забыв милицейскую фуражку в  охране, он сел в машину и уехал домой.

  Такого сокрушительного удара по самолюбию ещё никто не наносил ему, и кто — “гражданские”! которых он презирал, и никогда всерьёз не принимал. Запах пыльного ковролина, который он вдохнул, когда его положили лицом на пол и стальными тисками сжали руки, без конца преследовал его. И лёжа в пастели дома, он без конца перебирал варианты, ища возможности отомстить, но понимал: всё бесполезно! тягаться с государственной безопасностью он не мог. У Василия Николаевича была “рука” в министерстве, благодаря которой он и надеялся сделать головокружительную карьеру, но КГБ было сильнее, а своих знакомых в этой организации у него не было. Можно, конечно, подёргаться, пощипать  Авдеева, но это ничего не даст! И главное, у них в руках находилась  плёнка, и обещание незнакомого человека, сказанные на выходе….  И Василий Николаевич заболел, не ложно, по настоящему! Инфаркт.

  По не писаному правилу охраны, если проворовался начальник, то вместе с ним уходят и все люди, которых он набрал (предполагается, что и они воруют). В соответствии с этим правилом были уволены все офицеры милиции и рядовой состав ОМНа.  Когда узнали об этом ни в чём неповинные люди, возмущению не было предела, и имя Василия Николаевича произносилось в самых отвратительных эпитетах.

  И смене Григория Давыдова и Андрея Вотинцева тоже пришлось прощаться с замечательным человеком, “милицейской косточкой”, майором Стасом Михайловичем Кононенко и любимцем всей охраны, весельчаком  лейтенантом Вениамином Владимировичем Беспаловым (Веней), все понимали, без его шуток в охране будет скучно.

  Последнюю смену они провели, как всегда, не грустно, а весело и с застольем!

  Стас Михайлович дружески пожимал руки, он был немного грустен, и думал о многочисленной семье, и понимал: вновь нужно искать подработку.
  — До свидания, ребятки! — говорил он, закрывая за собой дверь. — Я думаю, ещё свидимся! По крайней мере, я буду приходить за водой.

  Ему клятвенно обещали — проблем с бесплатными газированными напитками у него не будет.

  На этом и расстались.