СКАЗКА О НАСТОЯЩИХ ДРУЗЬЯХ И О ТОМ, КАК ТЯЖЕЛО ИХ ТЕРЯТЬ.
Когда-то, очень давно, лет этак много назад, жил-был я. Тоже мне сказка, скажет привередливый читатель. Это мемуары какие-то! Ошибаешься, мой милый привереда. И с обычными людьми в жизни происходят сказки. Только мы их не всегда замечаем. Ну-ка, напряги память. Тебе в пять лет не случалось строить из стульев танк? И танк этот двигался и стрелял. Вспомни, сколько вражеской техники ты уничтожил на своем танке. А потом тебе - гордому и счастливому - генерал вручал орден. Помнишь генерала? Он ведь жив-здоров. И награды вручает. Только уже не нам.
А самолет из раскладушки – ты на нем едва весь мир не облетел. А Инцарь, живущий в кладовке? Ты же видел его? А охота на тряпичного медведя… Ему было больно по-настоящему. Вспомни, как он ревел.
Вот тебе и мемуары.
Ну, а если с тобой этого не происходило – закрой сказку и лучше посмотри по телику какое-нибудь реалити-шоу. Похоже, с героями этих шоу тоже сказок не случалось.
Итак – много лет назад…
Я был уже не мальчик, но еще и не вполне мужчина. Армию пройти успел, а вот натворить глупостей в жизни - то, что люди называют жизненным опытом – пока нет. Была у меня маленькая квартира и твердая уверенность в завтрашнем дне. Где это все сейчас…? Совсем недалеко плескалось теплое, некогда популярное море. Солнечных дней было больше, чем других. И очень хотелось, чтобы все это никогда не кончалось.
Мою квартиру, мои уверенности и все остальное со мной делили два моих друга – Макар и Стелька. Так мы и жили втроем – Я (не вполне мужчина), бесшабашный мангуст Стелька и мудрый караульный кот Макар.
Как мы оказались под одной крышей и почему подружились? Об этом, наверное, стоит рассказать.
Я
Сколько себя помню, столько помню эту крохотную, двухкомнатную “хрущевку”, в пятиэтажке, что на проспекте имени первого коммунистического лидера. Сначала в ней жило много людей (интересно, с какой цифры начинается много?). Новые не поселялись, а старожилы покидали квартиру нечасто, но уже навсегда. И в какой-то момент я остался единственным жильцом… Начались бесконечные вечеринки с закадычными друзьями и доступными подружками. В промежутках я пытался читать, но получалось не очень. То в холодильнике обнаруживалось пиво, то не находил книгу, то имелись дела поважнее… Именно в таком промежутке я встретил Макара.
МАКАР
Уже несколько дней подряд, возвращаясь домой, я встречал на лестничной площадке черного котенка. Сразу подумалось, что он соседский. Совсем он не был похож на бездомного. Но котенок все время сидел на площадке, исчезая куда-то по утрам. Странный был котенок. Он не мяукал, не терся об ноги. Он дожидался, пока я ему вынесу поесть – если, конечно, находилось что-нибудь съестное в холодильнике - а потом внимательно выслушивал мои разлагольствования о моей же непутевой жизни. Через пару дней я стал закупать продукты и для него. Про кошачьи консервы в то время я даже и не слышал. Разговаривать с ним вошло у меня в привычку. Иной раз я, в самый разгар очередной вечеринки, выскальзывал или вываливался за дверь, поговорить с моим новым приятелем. То что я рассказывал ему в нашей компании не звучало бы и двух минут. Рот заткнули бы, и перешли к сальным анекдотам. А он слушал внимательно, и, казалось, все понимал. Тогда же я его и рассмотрел по-настоящему. На котенке не было ни одного светлого местечка, странная, вытянутая мордочка, высокие, острые уши и огромные, в полфизиономии, очень грустные глаза. Какой-то инопланетной тайной веяло от его мор… нет, скорее это было лицо.
Я не особо удивился, когда однажды утром обнаружил его в своей квартире. Хотя помнил точно, что дверь запирал на ключ. Вел он себя так, как будто всю жизнь прожил в этом доме. И место для сна себе определил сам, и с унитазом освоился очень быстро. И не мяукнул ни разу…
И с именем проблем не возникло.
Тогда песни «Машины времени» гремели почти из каждого окна. Против имени Макар кот не возражал. Правда я мог его назвать Кутя или Гуля, но для черного кота, согласитесь, эти имена были бы странноваты.
За полтора года, так и не мяукнув ни разу, Макар вырос в огромного, флегматичного и слегка циничного котяру-скептика.
В этот же год в доме появился Стелька.
СТЕЛЬКА
Если день появления Макара я не могу назвать точно (не то конец марта или начало апреля), то со Стелькой все намного проще. Десятое сентября. В этот день произошло целых три события. Во-первых – день рождения одного из моих братьев. На который я так и не попал. Во-вторых…
Стоп! Всему свое время.
Я, как раз, собирался на торжество. То есть разгуливал по квартире в трусах, немелодично орал что-то из репертуара «Воскресения» и ломал голову над тем, какие штаны мне надеть. Синие джинсы с дыркой на колене или синие джинсы с дыркой на другом колене. Каких-либо иных штанов в моем гардеробе не имелось. Макар лежал на подоконнике, балдел от солнышка, и ему было глубоко наплевать на мои творческие терзания. Джинсов у него не было, и на пьянку он не собирался. Я намеревался взять запредельно-высокую ноту, но звонок в дверь отбил желание петь. Тем более, что ленивый Макар вдруг подорвался с подоконника и чухнул в коридор. Пока я натягивал штаны, уж не помню с какой дыркой, из коридора донеслись звуки, напоминающие неумелую игру на бас-гитаре. Появившись в прихожей, я застал Макарку в странной позе. Он широко расставил передние лапы, поджал задние и хлестал себя по бокам хвостом. “Ну, прямо сторожевой пес, - подумалось мне – или караульный кот!” Второе мне понравилось больше и я засмеялся, если бы не… Те самые аномальные звуки издавал мой кот. Макар рычал. У Макара, оказывается, есть голос.
Вот и во-вторых.
Слегка обалдев, я открыл дверь. На площадке стоял сосед Яша с бутылкой молдавского коньяка в одной руке и зимней шапкой в другой. Видно сегодня не первая бутылка – на такую мысль навел меня кроличий треух. Зная Яшин могучий организм и неистребимую страсть к многодневным праздникам, я неприветливо буркнул.
- Какого хрена приперся?
- Тебе мангуст не нужен? - ошарашил меня Яков Артемович Непейвода.
Третья бутылка, не меньше, в этом я уже не сомневался. Даже его фамилия здесь ни при чем. Не станет трезвый человек десятого сентября спускаться с коньяком и ушанкой тремя этажами ниже и предлагать мангуста. Придав голосу нужную твердость, я попытался урезонить отдыхающего моряка. Даже выдал секретную информацию – у Степы жена уехала куда-то, к нему можно завалиться на пару дней. А я спешу, гуд бай, Яша. Но тут он, абсолютно трезвым голосом, поведал мне занятную историю.
Непейвода – моряк. На судне–сухогрузе служит старшим помощником капитана, старпомом. Старым Помазком – грустно шутит Артемыч. Старого Помазка боится вся команда. Очень уж грозен Артемыч во время рейса. По три-шесть месяцев в море болтается и ни капли в рот.
Ну а по возвращении в родной порт… Первым делом дает жене в торец, и небезосновательно. Нет, я и словом ему ни разу не намекнул, но у нас полон подъезд старушек-гебешниц. Вот кто в торец заслуживает. После физических упражнений, Яша дарит благоверной подарки и пускается в многодневный алкогольный заплыв. До следующего рейса.
А в этот раз он решил сделать необычный подарок – купил в Бомбее крохотного мангуста и, контрабандным путем, притащил его на нашу социалистическую Родину. Правда, за четырнадцать недель пути мангуст подрос. И на этот раз в торец схлопотал Яша. А также на супружеское ложе допущен не был. Только после депортации мангуста, любимый. За время рассказа мы незаметно переместились на кухню и успели выпить два раза по пятьдесят.
- Возьми мангуста,– заныл грозный старпом и раскрыл треух.
Там лежал рыжевато-коричневый зверек, похожий на хорька. На ласку, так на юге говорят. Мангуст спал, и, видимо, очень крепко.
- Чего это он дрыхнет? - я слегка расслабился от выпитого, да и мангуст мне нравился.
- Я ему снотворного дал, очень уж шустрый, – Яша налил по третьей.- Возьми, а… Всего двадцать рублей… Пятнадцать…
- Ну и наглая ты рожа, Артемыч, - ахнул я. – Да и кот у меня. Вдруг не уживутся.
Вызвали на кухню Макара и сунули под нос мангуста. Кот обнюхал зверька и вдруг стал его облизывать, как кошка-мать облизывает котят. Макар, который ни разу не потерся об мою ногу… Еще одна аномалия.
- Фиг с тобой, оставляй. С тебя блок «Marlboro», - окончательно обнаглел я.
Имел право. В конце концов, сегодня он будет допущен к телу.
Так нас стало трое.
Это - в-третьих…
Когда мангуст оклемался от снотворного, стало ясно, что я здорово продешевил. “Директор пружинного завода”, “начальник землетрясения” и т.д… Каких только эпитетов я не придумывал неспокойному зверьку. Все горшки с цветами и вазы он переколотил за два дня. Правды ради следует сказать, что ваза была всего одна и никогда мне не нравилась. Выбросить жалко было. А цветы я вообще не поливал. Так, что со стороны мангуста это был акт милосердия. Но чашки и тарелки… Да еще бутылки с пивом; пустые его почему-то не интересовали. Пришлось принимать меры. Теперь во время моей трапезы хвостатый индус сидел на поводке. А свою пластмассовую миску он мог ронять сколько угодно. Но непоседливость его не знала границ. Даже флегматик Макар иногда недовольно фыркал от кульбитов мангуста.
Кстати о еде. Про мангустов я знал только из книжки Киплинга, и наивно полагал, что питаются они исключительно змеями. Но, как оказалось, наш попрыгун был всеяден. Больше проблем возникало с питанием Макара, он был гурман и привереда. А мангуст – он ел все что жуется. За несколько дней истребил поголовье тараканов в нашей квартире. Нет не рыжих “пруссаков”. На такую мелочь он размениваться не стал бы. А настоящих южных тараканов, черных, размером со сливовую косточку. Стоит ли говорить о маринованных огурцах, картофельной кожуре, сырых макаронах и моих стельках. Он, стервец, превратил их в лохмотья.
Я хотел дать ему красивое имя. Что-нибудь из «Led Zeppelin» или «Deep Purple». Гиллан или Бонзо – звучит, согласитесь. Но он выбрал себе имя сам. Стелька, Стеля, иногда Стилет.
Вскоре Стеля серьезно заболел. Я кинулся к ветеринару и узнал, что “в гробу он видел всех тропических крыс и меня, с моими тремя рублями”. После “червонца” гробы отошли на второй план. “Айболит-взяточник” прописал какие-то порошки и уколы, а напоследок поставил диагноз: “Все едино помрет. В нашем-то климате…”.
Мангуст болел очень тяжело, но не делал из этого трагедии. Героически лопал прописанные порошки и как настоящий мужчина переносил уколы. С уколами помогла соседка Жанна. Она училась на медсестру, и ей нужна была практика. А нам нужны были ее добрые руки. Ведь ни я, ни Макар шприцем пользоваться не умели. А когда Стельку бил озноб и мой шарф не помогал, приходил Макар и прижимал друга к своему горячему животу. Стеля засыпал, а кот всю бессонную ночь работал грелкой. Я, честно говоря, думал, что Макар будет ревновать меня к Стельке. Слишком уж много тому уделялось внимания. Но мудрый кот, казалось, все понимал и ухаживал за другом, как настоящая сиделка.
После выздоровления с мангустом произошла метаморфоза. Он стал полностью подчиняться Макару. Чуть перейдет границу дозволенного и сразу же раздается макарская бас-гитара. И Стелька тут же утихает.
Так мы и жили. Макар воспитывал Стельку, учил его правилам общежития и премудростям жизни. Я старался поменьше пить и гулять с друзьями, почаще удивлять их деликатесами. Они встречали меня после работы: Макар в дверях, изобразит радость, как умеет, и нырь в сумку. С ревизией. Стеля же, заберется на шкаф или вешалку, и ждет удобного случая, чтобы прыгнуть мне на плечо, а потом хохотать и цокать, сыграв со мной такую шутку.
К весне Стеля вырос, и Макарка стал брать его с собой на романтические рандеву.
Квартира находилась на втором этаже. Из палисадника перед домом к балкону тянулись две старые виноградные лозы. Лоза оплетала весь балкон и создавала впечатление беседки в саду. Изабелла-пенсионерка еще плодоносила, и кайфово было в конце лета сидеть на балконе, ощипывая маленькие гронки иссиня-черных ягод. Сами стволы были толщиной с руку и больше походили на тропические лианы.
Ближе к полуночи мохнатые любострастники выходили на балкон и спускались по лозе наносить визиты своим подружкам - кошкам. Возвращались под утро, очень тихо и мне не мешали. Впрочем, весна не обошла стороной и меня. Милая девушка Вика не покидала моих мыслей, и иногда, возвращаясь домой позже своих приятелей, я всерьез подумывал о семейной жизни. В это время я заставал друзей сидящими рядышком на балконе, и, как будто, беседующими о чем-то. Опять болтают - думал я и отправлялся спать. Эта мысль стала настолько привычной, что превратилась в стереотип. Ну, а почему бы коту с мангустом не поговорить о жизни?
Я оказался неперспективным женихом. После пылкого предложения руки и сердца, мне все разложили по полочкам. Я славный, я милый и добрый, со мной хорошо в постели, но на роль мужа я не гожусь. Ни “верхнего” образования, ни должности, ни зарплаты, и жилье – “хрущевка”. А жених уже есть, летом вернется из рейса и сразу в ЗАГС. Было ощущение, что мной попользовались, как туалетной бумагой. И было больно, и была “четвертинка”, выпитая залпом из горлышка. Потом какие-то душевные забулдыги жалели меня и подливали “бормотухи”. И дома, сидя на диване, хотелось выть. В душе было пусто и гадко.
- Не переживай так, – услышал я низкий грудной голос.- Этих Вик еще пруд пруди. Не трави себя.
Я ошалело открыл глаза. В ногах сидел Макар и сочувственно смотрел на меня.
- И не напивайся. Помогает только на время.
- Ты можешь говорить? – ошалело спросил я.
- И не только, - ухмыльнулся кот и вспрыгнул мне на колени. – Я еще и думать умею.
- А еще на машинке могу и крестиком вышиваю, - вспомнилось мне из мультика.
- Дурачок,- затрясся в беззвучном смехе Макарушка. – Ложись-ка спать, выпивоха.
Если бы я был немного трезвей, то наверняка тронулся бы мозгами. Но я был капитально пьян и, потому, послушно опустил голову на подушку и вырубился.
Наутро, с трудом припомнив вчерашнее, я начал готовить завтрак, поглядывая на Макара. Если с вами по ночам начали разговаривать коты, не начало ли это белой горячки.
- Долго еще завтрак ждать? – не выдержал кот. – И не зыркай на меня. Я твой кот Макар, и я умею говорить.
- А все коты умеют говорить? – я сунул ему под нос блюдце со сметаной.
- Не все. А жаль, - вздохнул Макар, принимаясь за еду. – Рыбу почаще покупай. Скумбрию или палтус. Мне фосфор нужен.
- Морда треснет, - схамил я и забеспокоился. – А какие умеют?
- Много будешь знать – у самого треснет, - парировал кот.
- Погоди, не обижайся, – я разбил яйцо прямо в свой кофе. – Может, ты еще читать и писать умеешь?
- Много ты хочешь от простого советского кота, - сейчас Макар напоминал нашего парторга на Октябрьском митинге. – И потом. Чем бы я, по-твоему, писал, дурило? И кому? Коты писем не пишут, потому что не умеют.
- “Дурилу” я тебе еще припомню, - мстительно произнес я, раздумывая, как поступить с яйцом в чашке.
Может слить коктейль в сковороду? Кофейная яичница – в этом что-то есть.
– А-а-а… Стеля?
- Стельку пока не трогай, - прикончил сметану мудрый кот. – Он был против общения с тобой. Дикий все-таки. Но заговорит, обязательно заговорит. Потерпи.
Стеля промолчал почти месяц. Ходил с недовольным видом, разбил мою пепельницу и дважды отказался от конфет, что не лезло ни в какие ворота. Макар спокойно воспринимал его молчаливый протест. Я, следуя мудрому совету кота, тоже вел себя корректно. Ослушаться Макара мангуст не мог, признавал лидерство кота беспрекословно. Меня он воспринимал как равного, позволял себе всякие вольности. И молчал.
Но когда заговорил… Остановить этот словесный поток не смогла бы даже плотина Днепрогэса. Говорил он странно, с каким-то прихлебыванием в звуках. Сказывались индийские корни. К тому же Стелька оказался самозабвенным вралем и не стеснялся этого. Сколько раз, будучи пойманным на вранье, он, ничтоже сумняшеся, хохотал вместе с нами.
Прыгая по обеденному столу, и норовя опрокинуть на меня что-нибудь горячее, он взахлеб рассказывал о своем королевском происхождении.
- Я – наследный принц всех мангустов Кашмира, - и опрокинул перечницу.
- Позвольте, Ваше Высочество, я буду Вам зад подтирать, - ерничал Макар. – Ты же в Кашмире никогда не был, трепло.
- Меня называют прямым потомком Пиуша Тики-Рави, - и перечница полетела на пол.
- Если тебя назвали козлом, не торопись им становиться, - поучал кот.
- Может быть – Рикки-Тикки-Тави, как у Киплинга? – сумничал я.
- Нет, Тики-Рави. Киплинг наврал, - и грозился подать в суд на покойного писателя.
- Советский суд – самый гуманный суд в Кашмире, - продолжал юродствовать Макар.
Я никому не рассказывал о необычности моих друзей. Не потому что не хотел открывать тайну. Совсем наоборот, очень хотелось с кем-нибудь поделиться. Но представьте, что было бы с человеком, вещающем о говорящих мангустах и котах-юмористах. Зато теперь многие вопросы я решал при помощи приятелей. Макар, например, отвадил от нашего дома двоих халявщиков, несколько раз перепутав их кроссовки с унитазом. Если в гостях были девушки, а я хлопотал на кухне, то Макар или Стеля слушали их разговоры, и сообщали мне кому я нравлюсь.
Некрасиво, скажешь ты. Ага, ты все-таки продолжаешь читать… Возможно ты прав. Но ничего интимного мне не доносили. Иногда на кухню влетал Стеля, корчась от смеха, и сообщал: “ Может русские женщины и самые красивые в мире, но по мне лучше русские кошки. Жеманства меньше. Твои девицы при слове “жопа” в обморок валятся, а слышал бы ты сейчас их разговоры”.
Однажды в нашей компании появилась новая девушка. На первый взгляд – ангел неземной. Ее привели две мои знакомые и, сославшись на дела, растворились за дверью. Мы остались наедине. Макар всем своим видом показывал, что надо поговорить. Мне же хотелось совсем другого. Кот подошел к девице и рявкнул так, что она с испугу завизжала. Пришлось унести кота на кухню, где он поведал мне, что ангел уже три недели “в положении”. И ищет, кого бы подписать на это отцовство. Макарка тут же подсказал выход из сложившейся ситуации: позвонить брату и пригласить его с друзьями покутить на всю ночь. Такого оборота событий “ангел” не ожидала, и мое отцовство отодвинулось на другой период.
А ты говоришь – некрасиво.
Была жуткая, дождливая ночь. С молнией и громом. Я заснул. И снилось мне, что огромная Крыса колет меня иглой прямо в сердце. Боль была нестерпимой, я закричал, и Крыса ушла куда-то. Боль стала понемногу отпускать. Проснулся от хриплого рыка Макара. В комнате стояла какая-то задушенная напряженность. На постели рядом со мной сидели оба моих друга. У Макара горели глаза, он взрыкивал и тяжело дышал. Стелька выглядел напуганным, шерсть на спине стояла дыбом, и поглядывал куда-то вверх и вбок. Я начал их гладить по спинам, говорить успокаивающие слова, спрашивать, что случилось.
- Не надо тебе этого знать, - выдохнул Стелька.
- Живой, и, слава Богу, - добавил Макар.
Через несколько дней история с иглой повторилась. Уже на работе. Сна не было, Крысы тоже. Да и боль была не такая сильная. Но к Пилюлькину идти пришлось. Он послушал, померил, опять послушал и выдал что-то очень медицински-умное про “недостаточность сердечности”.
- Доктор, - заулыбался я. – С сердечностью у меня полный порядок.
- Порядок – это хорошо! – ответил эскулап. – Но все равно, поаккуратней с сердцем. Можешь не проснуться в одночасье, - и протянул мне рецепт.
И вот тут я, действительно, едва не умер от своей догадки. Ведь это Безносая приходила за мной в ту жуткую ночь. И мои маленькие, бесстрашные друзья вступили в бой с самой Смертью. Отбили ее законную добычу…
Меня начали тяготить веселые сборища. Я теперь предпочитал находиться в компании моих спасителей. Вечерами читал, лежа на диване, а Макар и Стеля полушепотом общались на балконе. Когда я начинал прислушиваться, Стеля переходил на анекдоты про Штирлица, которых знал немыслимое множество.
- Подслушивать плохо, - сказал однажды Макар и подошел ко мне. – Не обижайся. Ты человек, тебе ЭТО знать ни к чему. Не поймешь половины. Или поймешь, да неправильно. Потом мучаться будешь….
- Макарка, а почему у тебя глаза все время грустные? – наконец-то я решился задать вопрос, интересовавший меня давно.
- А почти у всех евреев глаза грустные, - огорошил меня Макар.
- Какой же ты еврей? Ты – кот, - брякнул я.
- А ты думаешь, евреи только среди людей бывают, - сказал мой мудрый кот и отправился на балкон.
В ночь на 1-е сентября, недалеко от берега затонуло пассажирское судно. Меня, как и многих, подняли по тревоге. Ночь была страшной. Чудом спасшиеся люди, и люди, уходившие под воду прямо на глазах спасателей, четырехлетняя девочка, потерявшая родителей…
В середине дня меня отпустили домой. Присел во дворе на лавочку и закурил, наблюдая как по винограду спустился вниз Макар. Стелька сидел на перилах, дожидаясь своей очереди. А кот уже направился ко мне. Видать угадал мое состояние. Из-за угла дома выбежал здоровенный ротвейлер и кинулся на Макара. Пес был залетный. Дворовые собаки предпочитали с Макаром не ссорится. Кот оглянулся, прикидывая, куда ближе. Ко мне или на балкон. И туда, и туда уже было поздно… Макар справился бы, он нашел бы выход. Но на ротвейлера сверху обрушился рыжий комок зубов и ярости, и впился в нос псу. Ошалевший пес завизжал и замотал головой.
- Назад, Стеля, - заорал я, но было уже поздно…
Пес мотал головой, и тело Стельки несколько раз ударилось об асфальт. Послышался тошнотворный хруст… И тогда на пса кинулся Макар. Флегматичный и ленивый кот превратился в демона. В безжалостного убийцу.
Вы когда-нибудь видели плачущего ротвейлера? Жалкое зрелище. Огромная красивая собака удирала, рыдая, от окровавленного кота.
Макар подошел к неподвижному Стеле, присел рядом и издал протяжный рык, полный боли и скорби.
Мы похоронили мангуста в палисаднике, возле виноградной лозы. Маленькая похоронная процессия. И, к тому же, очень странная. Человек в черном и черный кот.
Макар читал упокойную молитву на непонятном языке, я вздыхал и утирал слезы. А думал, что разучился плакать. Кот закончил молитву и присел.
- Может надо зажечь индийские палочки или свечи, - сморозил я.
- Да, хоть весь дом спали, - прошептал Макар. – Стеле уже все равно.
С этого дня кот больше не произнес ни звука. Не говорил, не рычал… Он по-прежнему слушал меня, согласно кивал головой, мог часами сидеть рядом, тупо уставясь в одну точку. И молчал. Похоже, его горе было больше моего.
На девятый день после Стелиной смерти, придя домой, я не нашел Макара. Он не встретил меня в дверях, не появился на зов. А на кухне была разлита сметана. Аккуратный Макар опрокинул блюдце и потоптался в луже. Сметанный след вел в большую комнату и неожиданно обрывался посередине… Как будто он взлетел.
Так вот почему он молчал. Он тосковал по Стельке и знал, что уйдет к нему. Но мне не говорил. Не хотел расстраивать. Но и уйти не попрощавшись, ничего не объяснив, он тоже не мог. Потому и оставил мне такую весточку.
Ведь коты не пишут писем. Просто не умеют.