Сюжеты ненаписанных рассказов.
*
Есть у меня приятель, который говорит – первая пятерка любимых писателей, это человек десять-пятнадцать.
Но это к слову, а история такая.
Приятель – Вася. У него сосед – милиционер Семен.
И вот однажды заступил Семен на ночное дежурство, сидит в участке фиксирует преступления, распоряжается группами захвата. Или чем они там дежурные занимаются? Я, честно говоря, понятия не имею. Только вызывает баба наряд, потому что ее мужик бьет. Пьет и бьет. Случайный какой-то мужик, на вокзале сегодня и познакомились, когда баба с дачи возвращалась.
Лето.
Благодать.
Вяжет милицейский наряд мужика, а тот в одних трусах. Буквально. В трусах и тапочках. Говорит, вы чего, ребята? А ребятам глубоко по, они повязали и повезли в участок, пофиг в чем, в трусах, так в трусах, не без них же.
Привезли, сдали.
А мужик балагур! Песенник! Душа компании и рубаха-парень.
Всем рассказывает, вы чего, пацаны, баб не знаете? У них же вместо мозгов – опилки, ха-ха-ха! Ну, выпил, ну и что? Я ж с устатку, со смены я ж пришел. А она дура такая…
В общем, выгоняют мужика, с концами, минут через сорок. Кому он здесь нужен, и так «обезьянник» битком. А мужик хороший, видно же.
А еще через десять минут, бежит в милицию Клава – продавщица киоска на углу около ментовки, в котором все сотрудники отовариваются. Кто сигаретами, кто бухлом, а кто и тем и другим одновременно. И кричит Клава ментам, вы что ж, ироды, за порядком не следите?
Потому что десять минут назад, к ее киоску подошел мужик в одних трусах, сходу высадил кулаком окно, прихватил левой рукой Клаву за горло, велел ей по-быстрому отдавать все деньги, а сам, свободной правой рукой, выгреб то, что сумел достать – сигареты и чего-то из жвачек.
И был таков.
Ну ладно.
А утром дежурного ли или сразу его начальство, я уже не помню, вызывают на ковер очень высоко в ментовский рай и имеют там по всей строгости и тщательности иерархической любви. С последующим обильным звездопадом.
Мужик оказался совсем не «мужик», а очень известный и закаленный зонами рецидивист, находящийся во всероссийском розыске не один месяц.
Был почти в руках.
Сорвался.
Высокий класс.
Мог бы получиться хороший рассказ.
Да он и получился.
*
Еще всегда хотел написать о.
У говнюка, застрелившего Джона Леннона, Марка Чэпмена вполне себе подходит срок условно-досрочного освобождения или как это называется в США. Он сидит уже тридцать шесть лет, а подавать на помилование имеет право через двадцать, так что созрел.
И его бы выпустили, если б не угрозы.
Каждый раз, как начинают муссироваться слухи о его освобождении, в ближайшие полицейские участки к своим домам, в разных городах разных стран мира, приходят люди, и официально заявляют, что они этого Марка убьют.
Буквально сотни людей довольно разного возраста.
И его не выпускают, чтобы не спровоцировать новое преступление.
Как-то так это звучит.
*
Раз уж зашел разговор об идолах и музыке.
Всегда мечтал написать рассказ о переодевании и исчезновении.
Сама идея того, что Элвис или Майкл Джексон не умерли, а имитировав собственную смерть – спрятались, убежали, затаились, чтобы вести частную жизнь независимых людей, мне очень симпатична.
Идет концерт, успешный и многолюдный, на сцене беснуется музыкант – певец, гитарист, богач, кумир истеричных миллионов. В перерыве между отделениями он отправляется вместе со своими музыкантами на перекур, а по дороге сворачивает в туалет. Там он вылезает в окно, ступив ногой на ящик из-под марокканских апельсинов и подтянувшись за верхнюю перекладину рамы. Спрыгивает на землю, и садится в поджидающую неброскую машину. Едет загород, в старый двухэтажный деревянный дом.
Горит костер.
У костра сидит дама.
Музыкант выходит и присаживается рядом. На деревянную скамейку или раскладной матерчатый, ткань – в полоску, стул.
Снимает с пальцев перстни, с каждой руки по три штуки – массивных, в виде черепов и свастик – и недорогих, бутафорских. Потом снимает многочисленные кожаные и металлические браслеты, бросает все это дело в костер. Снимает кучу амулетов с шеи. Скрученный пиратский платок. Куртку, обильно украшенную цепями. Бросает в огонь. Майку с идиотскими надписями, штаны, тяжелые ботинки типа берцы.
Все летит в костер.
Берет механическую армейскую бритву и сбривает длинные патлы, равномерно сжимая рукояти.
Затем одноразовым станком бреет голову и лицо начисто. Умывается.
Дама ему помогает.
Она же вытаскивает из дома большой пакет с одеждой.
Идол напяливает на себя белую бумазейную майку, синие джинсы, мокасины, вельветовый пиджак и круглые ленноновские очки, известные в народе как «бабушкины».
Предстает в образе поэта-концептуалиста, лауреата университетской премии и грантососа.
Засаживает стаканину.
Курит.
Уходит в дом.
В костре догорает барахло.
На стадионе начинается паника.