Предатель

Николай Бечин
Вологодские рассказы

От автора

    С Сергеем я познакомился  в Вологде, где в тот период учился на курсах повышения квалификации учителей физкультуры. Он тоже был направлен на учёбу, на такие же курсы, но только для историков. Так получилось, что месяц мы жили в одной комнате в общежитии. Кроме нас в нашем помещении проживали ещё два учителя – литераторы, которые вечно что-то сочиняли, учили, писали доклады – в общем, учились. А мы с Сергеем знания брали только на занятиях и считали, что этого вполне достаточно.  Мы подружились, засиживались до полуночи и рассказывали друг другу  забавные истории, любовные приключения из своих жизненных запасов и запасов своих друзей и знакомых,  необычные  и  драматические случаи из реальной жизни. Он был замечательным рассказчиком. Невысокого роста, всегда тщательно следивший за своим внешним видом, он получил от моих товарищей-физкультурников негласное прозвище – чистюля. Я сначала, втайне, подсмеивался над ним за его повышенную тягу к чистоте и  аккуратности в быту, но вскоре заметил, что и сам теперь бреюсь каждый день, и ежедневно стираю носки и рубашки. Для других он казался немного заносчивым, замкнутым, но за этой внешней оболочкой скрывался умный, волевой  человек и очень интересный, много знающий собеседник. Как жаль, что я тогда не записывал в тетрадку его рассказы, но  с тем, что уцелело в моей памяти, считаю нужным поделиться с  вами, мои читатели. К его историям я присоединил и несколько своих зарисовок, объединив их под одним общим названием. Так у меня появился этот сборник.

Судьбы удар ужасный -
Его не отменить.
Порою выбор страшный -
Предатель иль не  жить.

Там каждый сам решает -
Здесь помощь не придёт.
И кто-то умирает,
А кто-то вдаль бредёт.

Вот только жизнью это
Назвать уже нельзя.
Ходить, таясь, по свету -
Враги теперь друзья.

А мать, узнав, заплачет -
Суров судьбы изгиб.
И тихо сыну скажет:
- Уж лучше б ты погиб.

И если выбор страшный -
Предатель или нет -
Скажу судьбе бесстрастной:
- Я выбираю смерть .

     В одном из небольших сёл Вологодской области готовились к проведению праздника – Дня Победы. В то время, а эта история произошла в  середине семидесятых годов прошлого столетия, к этому торжественному событию готовились очень серьёзно. Проверяли  списки ветеранов войны, готовили праздничный концерт, составляли план проведения мероприятий, где обязательными пунктами были: митинг у памятника погибшим воинам, праздничный обед и небольшие подарки для фронтовиков. В этом году было ещё и распоряжение райкома партии, которым предписывалось направить шестерых фронтовиков в Вологду для вручения им подарков от областного руководства. Здесь возникла проблема: из числа шестерых ветеранов, выбранных для награждения в областной столице, двое ехать не могли – заболели. Нужно было выбирать других, что было совсем не просто. Кто-то не мог ехать по семейным обстоятельствам, кто-то по  другим причинам. Да и фронтовиков с каждым годом становилось всё меньше,  боевые раны, тяжёлый труд и лишения, неумолимое время, делали своё подлое дело.  Так одним из кандидатов на поездку  был выбран Иван Алексеевич Кириловский. Военных наград у него не было, а самое главное обстоятельство, омрачавшее его выбор, заключалось в том, что он был в плену у немцев. По документам следовало, что в мае 1943 года  Иван Алексеевич был направлен в действующую армию под Курск  (где чуть позднее  отгремела кровопролитная битва), а через два месяца уже числился в списках воинов,  пропавших без вести.
     После праздничного концерта и награждения, ветеранов войны разделили на несколько  групп  и на автобусах повезли в  столовые города. Иван Алексеевич Кириловский сидел у самого входа. Столы, сдвинутые в три длинные шеренги, были красиво оформлены и уставлены салатами, глубокими тарелками с борщом и мелкими тарелками с колбасой и картофельным пюре. Водка, расставленная на столах на одинаковом расстоянии друг от друга, напоминала линейных на параде.  Первый тост  - за Победу, всколыхнул фронтовиков. Они молча поднялись со стульев, каждый из них вспоминал тот  майский день 1945 года, когда закончилась страшная война. У многих из них на глазах показались слёзы, но сегодня они этого и не замечали, погружённые в прошлое: страшное, горькое, радостное и безмерно счастливое. Выпив фронтовые сто грамм, ветераны стали закусывать и знакомиться с соседями по столу. Второй тост прозвучал за тех, кто не дожил до Победы. И снова пожилые и седые мужчины встали, и так же молча, как и в первый раз, выпили, не чокаясь, отдав дань уважения погибшим фронтовым друзьям. Организаторы праздничного застолья предложили спеть несколько военных песен. После этого они решили дать ветеранам возможность пообщаться, поговорить и повспоминать о былом. За столами стало шумно, фронтовая семья громко вспоминала военные дни, обсуждала проблемы текущей жизни. Зазвучала гармошка – военные мелодии наполнили столовую. То одна, то другая группа мужчин выходила в коридорчик у туалета на перекур. Все здесь чувствовали себя родными и близкими людьми. Все, кроме одного человека, который со страхом думал об одном: как он мог согласиться на эту встречу? В его голове мелькали совсем другие воспоминания, чем у тех, кто сидел рядом с ним. С ужасом, парализующим чувства, он замечал, что худенький, прихрамывающий фронтовик,  несколько раз выходивший на перекур, каждый раз бросал на него внимательный и испытующий взгляд. Человеком, который не радовался празднику и был Иван Алексеевич Кириловский.
     В первые дни Курской битвы, на одном из участков фронта, немцам удалось нащупать слабое место в обороне наших войск, на стыке двух дивизий. Перебросив туда дополнительные силы, они стали продвигаться вперёд, создавая угрозу прорыва обороны и окружения наших армий. Резервы в распоряжении наших военачальников были, но для того, чтобы их ввести в строй, требовалось время. Чтобы выиграть эти сутки, необходимые для переброски основных сил, было решено бросить в бой всех бойцов из вспомогательных подразделений и тех, кто находился в непосредственной близости от угрожающего участка фронта. Так на острие немецкого наступления очутились  курсанты младшего комсостава, связисты, сапёры и необстрелянные бойцы  из только что прибывшего пополнения, вооруженные хуже других: одна винтовка и десять патронов к ней выдавались на троих солдат, гранат почти не было. Получив грозный приказ: «Стоять насмерть, оружие добывать в бою» , - они окапывались, робко поглядывая на страшную панораму боя, неумолимо приближающуюся к ним. Иван Кириловский был в траншее вместе с командиром, младшим лейтенантом, и ещё одним бойцом, когда раздались первые автоматные и пулемётные очереди со стороны наступающих немцев, разрывы мин и снарядов.   Лейтенант успел сделать несколько выстрелов, а потом, хрипя и обливаясь кровью, стал медленно сползать на дно окопа. Пуля попала ему в шею. Оттащив своего командира к стенке, боец – сосед Ивана, взял его винтовку.  Сделав два выстрела, он упал, сражённый осколками мины, разорвавшейся у бруствера. Повизгивая от охватившего его ужаса, Иван присел на корточки, крепко зажмурив глаза и обхватив голову руками. Сколько длился бой, он не помнил и очнулся  от сильного удара в голову и плечо – это немецкий солдат ударил его прикладом автомата, проверяя - жив или мёртв этот, затаившийся на дне окопа, русский солдат. А потом этот же немец повёл своего пленника на запад, подгоняя его пинками и ударами прикладом автомата. Так Иван Алексеевич Кириловский попал в плен к немцам.
     Празднование Дня Победы в столовой было омрачено. Худощавый, прихрамывающий, пожилой мужчина, с косым рубцом на правой щеке подошёл вплотную к  Ивану Алексеевичу Кириловскому. Пристально глядя ему прямо в лицо, он вдруг закричал, дрожащим от волнения голосом: «Это ты гадина, ты – Кириловский! Я узнал тебя! Ты плетью…». Голос его от страшных переживаний прервался, и он стал вдруг болезненно  быстро краснеть лицом. Протягивая руку в сторону своего врага, он стал медленно оседать на пол, пытаясь ещё что-то крикнуть тому и не в состоянии сделать этого. Пока вызывали скорую, упавшего и потерявшего сознание ветерана отнесли в подсобное помещение на небольшой диванчик.  А Иван Алексеевич, на чужих,  непослушных ногах уже шёл к автовокзалу. Ему повезло, автобус в его родное село отправлялся через полчаса.
     В сборном лагере для военнопленных,  куда попал Кириловский, условия были жестокими. Немцы, обозлённые поражениями своих войск под Курском,  отыгрывались  на наших бойцах, попавших в неволю. За малейшее отступление от правил – расстрел; за неповиновение – расстрел; за то, что не понравился охраннику-эсесовцу – расстрел. Издевательства, побои, пытки – выжить в этом аду удалось немногим.
     На одном из построений военнопленных в лагере перед ними выступил  один немецкий офицер, хорошо говоривший на русском языке. Он предложил сделать шаг вперёд тем, кто готов сотрудничать с немецкими властями. Одним из немногих бойцов, сделавших этот шаг, был Иван Кириловский.
     Из числа предателей  в лагере оставили всего несколько человек, а остальных отправили служить Рейху в другие места. Иван Кириловский был оставлен в сборном лагере для военнопленных. Ему, как и остальным изменникам Родины, была вручена плётка и поставлена задача – следить за порядком в лагере, набирать команды для отправки в Германию и на работы, наказывать непослушных. Сколько человек погибло  или получило увечья от его ударов, он не знал и сам. Теперь он ненавидел и боялся - и немцев и своих пленных бойцов, и тех, кто вместе с ним верой и правдой служил фашистам за кусок хлеба, за подаренную жизнь. А дальше была служба в дорожной полиции: охрана грузов, участие в облавах и расстрелах партизан и мирных жителей. Уже на границе с Польшей он попал в руки  НКВД. Молодой следователь догадывался, что человек, представившийся  ему пленным, освобождённым нашими войсками из одного из концлагерей, что-то скрывает, недоговаривает о днях проведённых в неволе. Но таких людей тогда было немало, а доказательств нет.  И, не мудрствуя, он вынес приговор – пять лет лагерей за пособничество немцам.
     Осенью 1950 года Кириловский Иван Алексеевич появился в своём родном селе и устроился на работу в больницу – конюхом.  Женился, завёл небольшое хозяйство. Жили тихо, нелюдимо – сами в гости не ходили и к себе гостей не приглашали. Родилась дочь, через несколько лет появился в их семье сын. Боясь разоблачения, Кириловский никуда без надобности не выезжал, не светился. Но фронтовиков с каждым годом становилось всё меньше. На тех - кто был в плену и имел такой же, как у него стандартный приговор - стали поглядывать уже по другому,  не так, как в первые годы после войны. Он осмелел и решился на такую поездку -  слёт фронтовиков в честь Дня Победы.
     Вернувшись из Вологды, он истопил баню. Намывшись, достал бутылку водки из подполья и, не зажигая свет на кухне, просидел на лавке у окна до рассвета. В доме стояла тишина. Жена спала. Дочь и сын к тому времени  уже завели свои семьи и жили в городах, далеко от родителей. В пять часов утра Кириловский направился в конюшню, в его руках был моток верёвки.
Обнаружила его труп пожилая и седая женщина, работающая завхозом в больнице.
     По селу поползли слухи о причинах самоубийства ветерана войны. Главной версией было предположение, что он болел тяжёлой и причиняющей много страданий болезнью.  На похороны пришло много людей – село ещё не знало, что провожает в последний путь предателя Родины.
     Через несколько дней после похорон в село приехали на легковой машине несколько человек в штатском и  военной форме. Сначала они зашли в сельский совет, а потом навестили дом, где жил Кириловский. Пробыв там не более получаса, они вышли из дома, сели в машину и уехали. А ещё через некоторое время в в областной газете была напечатана заметка о Кириловсом Иване Алексеевиче с заголовком - «Предатель».