1
Мороку будней пальцем ворошу…
И что же в смуте будней нахожу?
Да первоцвет! Такой упрямый, нежный.
И у меня – весна! Гляди, подснежник
взошёл и солнца просит под рукою.
Бежать? Укрыться?..
Сердце, что с тобою?
Ты трусишь, нахлебавшись мутной крови…
А вот сорву сей цвет и брошу в изголовье,
чтобы, медовой влагою дыша,
всю ночь, отсчитывая дни свои к началу,
с улыбкой странною любила мир душа,
от скорби отходя мало-помалу…
2
Как жаль, что сердце выгорело, жаль…
На взор, на вкус наброшена вуаль
оцепененья, как у той царевны,
что спит сто лет. Романсы так напевны
твои,
что иногда во мне сомненья
возникнут вдруг – жива ль душа, жива?!
О, Господи, что делают слова...
3
Заметила, и сердцу странно это:
мотив ловлю, что еле уловим…
И прочь гоню! Но думаю об этом…
А значит, ты уже чуть-чуть любим?..
4
Пожалуй, это не стихи...
А всё же и – к стихам раскачка!
Душа, нелепая чудачка,
поверь, дела твои плохИ.
Тебя, что вырвалась на волю,
хотят словить во чистом поле,
взнуздать любовью, шпоря в бок!
Уже ль забыла ты урок,
что с кровью был тебе преподан?!
Поэмы были... Были «оды»!
Они в полон и завели.
В их наркотической пыли
довольно ты накувыркалась...
Осталось быть такую малость
здесь, на Земле...
Так краток срок,
чтоб должный подвести итог
всему,
что здесь в трудах познала...
Устала, милая?
– Устала.
5
Ах, будни наши –
наши беды…
Хоть на полях стиха победы,
о прочем – где уж тут мечтать?
Что можем мы друг другу дать,
коли сердца в ларцах под ключик?
А может, это даже лучше –
сердцам так легче вырастать?
Себя в растрате не теряя,
других, в слезах не укоряя, –
любовь пречистую рождать?!..
Вот, право, –
Божья благодать...
6
Под кроною моей немало места.
И ты, хоть из совсем иного теста,
расти себе, вьюном меж игл
вплетаясь,
проникновением случайным упиваясь,
оттачивай свой каждый коготок!
И, проложив от «вы» до «ты» мосток,
неверный, шаткий,
всё-таки пытайся
достать...
Сто раз порушен, собирайся
под сенью распростёртого крыла,
но обо мне – молчок,
что умерла…
7
Круговорот Земли, судьбы...
Всё было, милый мой, всё было.
Меня терзали, я любила
всё лише в ярости борьбы!
Что ж – твой черёд.
Моё «бездушье»,
как подземельное удушье,
толкнёт и твой талант извне –
творцам иных трамплинов нет!
Их жги, терзай, а им –
всё лучше!
Они полны волшбой кипучей,
но любят в ней, увы, себя,
о чувствах к ближнему трубя…
Растут в себе и, подрастая,
миры опасные листают
и добиваются планид,
из коих падать –
лишь в погибель!
А что любовь?..
И мы могли бы...
Да провиденье не велит.
8
Ты бродишь по музею чувств,
которых нет.
Они лишь были…
Теперь же боги все из пыли,
осколков под ногами хруст.
И пусть музей ещё не пуст, –
пуста душа…
Ей гулко, странно.
Вещают в ней слова пространно.
Но нет энергий, силы нет,
чтоб на руинах прошлых лет,
как на подстриженной лужайке,
вдруг, развалившись,
слушать байки
животворящие твои –
всё о любви,
любви, любви...
9
Оттаяла. И слёзы потекли.
Мели, Емелюшка,
уж так и быть – мели!
А вдруг да смелется не мУка,
а мукА.
Века прошли здесь без тебя,
века...
10
Каждый живёт своим.
Ты мною живёшь.
Я – им.
Ты сердцем, а я - головою.
Так что же нам делать с тобою?..
11
Знаешь, от всего я так устала.
Мне бы на недельку –
умереть!
Сапоги на луже хляби талой
спят. Ну, любо-дорого глядеть!
Спит пальто,
петлёй уткнувшись в шторку,
спит берет на полке, аж сопит.
Спит мышонок возле чёрной корки:
не пролазит эта корка в норку.
Тише…
Даже муза-дура спит.
12
Ворваться в жизнь чужую с лёту –
в её тяжбУ, в её зевоту,
как крейсер,
и на всех парах
сей Вавилон порушить в прах?.. –
вот назначение любви –
воздвигнуть стелу на крови
из жил,
сплетённых в смертной схватке?..
Ах, ангел мой,
ах, ангел сладкий…
13
Две перекладины креста:
тебе – прямая,
мне – косая!
Себя не помня и не зная,
я со своей то –
улетаю…
То, крылья опалив,
сползаю
к началу,
всякий раз не та…
14
Опять увязла я в стихах
твоих, как бабочка в варенье.
Уж эти мне
стихотворенья,
что – под подушкой
и во снах…
Все – воркованию сродни –
и миро, и елей они.
Но ведь…
от одного елея
душа,
как реченька, мелеет.
15
Уж, не от страха ли я обижаю?
Когда бы знать...
Но что о нас я знаю?
Я – птица.
Ты – охотник, здесь чужой!
И не ходи с ружьишком за спиной
по моим кущам,
тем, что над обрывом.
Игра – игрой.
Исходы прихотливы.
Того гляди...
Но это впереди.
16
Скошу глаза,
чтоб видеть, как, зажав
в щепоти, обжигаясь, сигарету,
ещё паришь! А пальчики дрожат…
И лоно полно искристого света.
И чёрный ворон,
белую ладью
усталыми крылами обнимая,
полёт недавний сладко поминает.
И кажется, что ангелы поют
там, у окна,
и здесь, у белой двери…
Поют о радости. И я им снова верю,
а некоторых даже узнаю.
Века проходят. А они всё те же.
Вон тот, играющий
оброненной одеждой…
Его я помню. Да и он меня.
Хрусталики под потолком звенят
чуть слышно.
И твоя подмышка раем
опять пригрезилась затылку моему.
День догорает.
Мир сей догорает,
в ладонь крупицы счастья собирая,
и никого
не жаль здесь никому…