По воздуху тонко струится сырость. Прозрачная чистая дорожка протекает по домам, фонарям и фарам, оседает каплей на изломе - толи на глубокой вмятине жестяной трубы водостока, толи на жесткой складке у губ. Водная нить преломляет, режет город на стеклянные полоски, рассекает его, будто толстый осколок зеркала, напугавший меня острой непоправимостью; вдруг осколок поворачивается ко мне толстым слоистым краем, где знакомый мир распадается на зеркальную чешую умирающей рыбы, - тускнеющий, подёрнутый рябью, уже не нужный и не важный мне мой мир…
Я всё время болею от усталости и устаю от боли.
Мне кажется, что в ногах вместо коленок - полые теннисные шарики, тупые, пустые и смеющиеся, не желающие слушать мои простые просьбы: пожалуйста, не скачите, просто дайте ногам идти вперед, просто доведите меня, пожалуйста, до того кафе. Там кофе, и горячие красные отблески на бутылках, похожие на отблески настоящего огня из настоящего камина. Там есть чужое тепло, я заслужила погреться у чужого тепла, погреться стоит недорого: закажу чашечку кофе, сахар в прикуску, парочка за соседним столом вприглядку, (у девушки обязательно красивые здоровые ноги, и под столом её нога будет тереться об его крепкую джинсовую ляжку); мала цена чужого тепла - цена кофейной чашки и чаевые хорошенькой официантке, чтоб не презирала, когда увидит, как я заглядываюсь на жизнь под чужим столом…
Надо только дойти до кафе.
Почва под ногами зыбкая, хоть и мостовая. Я замираю, оглядываюсь, пытаюсь опереться взглядом, - ведь есть же на свете что-то каменное, не сточенное ветром, не истонченное до нерва…
- Женщина, эй, вам помочь? - вдруг звонко говорит кто-то, кого я почему-то не вижу… Звонкий голос снизу: - Эй, женщина! - Я опускаю глаза: на уровне моего могучего бедра, упокоенного, как крыша на старых сваях, на отекших от боли ногах, макушка очень маленькой женщины. Крошечная, рыжая, вся такая решительная, как пионерка. Даже бледненькие, недокормленные солнцем веснушки кажутся беспокойными букашками, готовыми убежать с лица.
- Женщина, я вас провожу! Вам плохо! - командует мне этот карлик и протягивает детскую руку с неуместно длинными наманикюренными ногтями.
- Нет, спасибо, - так теряюсь перед её решительностью, что даже засмеяться не могу. Ну как объяснить ей, что она вся размером с мою ногу, и, конечно, может послужить мне опорой, ну типа третьей колонной, что ли… но это ж явный риск для маленькой жизни! -Не надо, спасибо… просто голова закружилась, ничего… мне до соседнего кафе.
- Я вижу, - звонко говорит веснушчатая, и крепко хватает меня под локоть (для этого руку она задирает, как будто решила вкрутить лампочку в люстру на потолке карликового дома), - я держу вас! - тут мне становится совсем смешно. А она смело делает шаг вперед.
Что мне остаётся? Я тоже делаю шаг вперед. Думаю про себя: либо пойду, либо упаду и задавлю пионерку. И умрёт она под сырой грудой моей тоски, как под огромной сырой рождественской индейкой в стране, где почти не справляют Рождество, а духовки на такую тушку вообще не рассчитаны..
Шаг удался, и меня это взбодрило.
- А знаете, в чём всё дело? - сообщает мне рыжая, задрав ко мне, как к небу, веснушчатый лик, - дело в стельках! Я знаю таких, как вы. Вы без стелек. Вы себе ничего не подкладываете!
- Чего?!- от изумления пытаюсь встать как вкопанная, но головокружение мешает изображать столб.
- У вас плоскостопие, - вещает рыжая, и тащит меня дальше, - а вы не носите стельки. Хорошие стельки выравнивают не только ноги, а всё-всё! Спина будет ровная, голова ясная будет, вы ж, небось, болеете головой, да? А вот не будете болеть, если стельки класть будете!
Вообще-то в моих ботинках крутые ортопедические стельки, и сами ботинки претендуют на верх ортопедического мастерства. Я всё знаю про стельки, но вдруг думаю: она права. Надо бы побольше опираться на свои стельки.. Надо опираться на то, что есть у меня. Зачем я всё время смотрю под чужие столы?
- У меня знаете какие стельки?! Не знаете! Четырёхслойные, с бамбуком! И ещё в них космические разработки!
- Чего-чего? - я не выдерживаю, начинаю ржать, - стельки у вас на атомном топливе, я так и знала, а я смотрю - вы огонь!
- Вот не смейтесь, стельки по космическим технологиям сделаны! Вас как зовут? Меня Мила. У меня вообще-то последствия детского ДЦП, я боролась, вот в Москву переехала, чтоб бороться. Четыре операции и массаж бесконечный, и всё выправила, но вот рост и вес, конечно, как у кузнечика, да. Смотрю на вас с завистью; у меня, знаете, опущение внутренних органов из-за дефицита жира! Но это уже не исправишь. Ну ничего, вот кафе, вы ж сюда хотели? И мне сюда, я тут работаю, - и она ведёт меня за руку к хорошему столику с диваном у окна, - Саш, привет, сними «reserved» на часик, да брось, он же только на девять заказан, дай женщине присесть. Я вам сейчас принесу, что вам? «американо"?
И Мила умчалась куда-то, срывая на ходу куртку и шапку, куда-то туда, за фартуком, за кофе, за сахаром. Возвращаясь, кричит издалека:
- …я в них летаю! Конечно, хочется туфли на каблуках, но в них такие стельки не ложатся.. А то знаете, рост-то у меня маленький, и мне даже не надо наклоняться, чтобы увидеть чужие туфли под столиками. Ах, такие тут бывают туфли и такие ноги, побольше б такого в жизни...