Часть 2
ЛОМКА
"Красная красная кровь
Через час уже просто земля
Через два на ней ЦВЕТЫ и ТРАВА
Через три она снова жива..."
В.Цой
Прошло полтора года от того черного августа и события сделавшего этот август переломным в жизни Тимура. Густо катила снегом уже вторая зима, покрывая город белым холодом, глупыми снеговиками, сугробами, как памятниками, а точнее памятками о своей ледяной власти в этом городе. Лайла лежала в коме и никто из сведущих врачей не обнадеживал и не врал лишний раз. Ее мозг не реагировал ни на один из методов оживления и лишь медленно качающая воздух гармошка аппарата искуственного дыхания, да тихий, попискивающий сигнал в две секунды раз, показывали что жизнь в ее теле тлеет, есть какой-то слабый шанс, в который, однако, не верил уже даже Тимур.
Машины хрипло верещали двигателями и протекторами, буксуя вверх по дороге и напряженно преодолевали гололед. Люди привычным, унылым потоком грязно месили снег и Тимур шел затерянный среди них. Он только что продал машину, был рад толстой пачке денег в борсетке и стрелял глазами вокруг в поиске свободного такси. Это была уже третья машина после подаренного мерседеса. Тимур полгода назад продал его и купил машину подешевле. Продал потому что понадобились деньги и разница в ценах позволила забыться еще на некоторое время. Та оставшаяся после Москвы половина премии за чемпионат кончилась так быстро, что он и опомниться не успел. Расходы на себя, на машину и бензин, на одежду и еду, были мизером по сравнению с тем, сколько денег сожрала ханка.
Каждый день требовал новую дозу и деньги тратились без сожаления и логики, как отдает их за лекарства больной. Лишь бы умерить дикое, неутолимое желание мести, просто мечту о наказании Марата и Шамиля, как назло, все эти полтора года, будто провалившихся под землю. Нигде их никто не видел и мрачно казалось что эти двое где-то далеко тихо прекратили свои гнилые жизни. Но, напротив, таких опекает какая-то злобная, могущественная сила, и они живут, напоминают о себе. Как-то раз Тимур запоздало узнал мелькнувший с гулом и пылью мимо него БМВ и в проеме его приспущенного окна заметил мобильник у уха и тот знакомый, высокомерный прищур глаз Агасиева зауженных в тонкую щель, как-бы в хозяйской улыбочке, с какой обозревает свои владения больной манией величия. Тимур был уже без машины и бессильно злобно проследил за ним глазами.
Подумать только, он продал свой мерседес, свой подарок! Продавать не хотелось, но не было денег, а Тимур к этому времени уже втянулся. Он познал ломку. Ломка началась ночью. Решил завязать, воспользовавшись невольной паузой, когда неожиданно, но закономерно закончились деньги и этот конвейер доз встал. Ломка оказалась не совсем такой как он ее представлял, но, осознав что это не грипп и не какое-то вирусное заболевание, хотя было похоже, а именно то самое, противное и невыносимое состояние, тот ужасный наркотический катарсис, в безнадежном побеге от которого принимаются новые дозы, он понял. Он все тогда понял. Терпеть это действительно было невозможно.
Холод даже в жарко натопленной комнате, да еще и под одеялом. Мучительно скоро сменяющий эту мелкую дрожь потный и склизский жар. Опять ледяной холод лишь откинешь с себя одеяло. Бессонница рвущая на части душу воспоминаниями как они гуляли с Лайлой, как он учил ее водить. Воспоминания... Воспоминания... Много их... Лезут в голову, в сердце, в душу и тяжело давят...
Много порошка, много уколов, вина, стыд, желание убежать от самого себя и совести, желание уснуть и не просыпаться пока все это не кончится. Но не дают, мучают головная боль, назойливый насморк закладывающий нос, слезоточивость, ужасным спрутом ползущее по всему телу тяжелое и ленивое удушье и глубокая зевота как вырывающая из под него хотя бы легкие, хотя бы еще один сладкий глоток!
Странная ломота, медленно и болезненно ворочающая удавом в мышцах и суставах, лишь придет в голову мысль о движении. И это всего лишь слова! Он почувствовал себя тяжело раненным, из которого вытекает жизнь, а оставшуюся после нее пустоту заполняют холод, боль и тоска, три ужасные сестрички, из которых Тоска самая старшая и знающая как сводить с ума! О-о... Она невыносима.
Тимур никогда в жизни еще не испытывал такой тоски. И холод, такой, что, кажется, откроешь глаза, а в комнате снег, вокруг снег, и снег в тебе и вообще тебя нет... ты метущий его ветер.
Мысль о ханке, что она одна только может все это прекратить, казалась единственно и безвыходно верной. Но денег не было. Тимур стоически стиснув зубы, все-таки выложил фото и объявление в интернете о продаже авто, и ночью, завернутый в одеяло, трясущийся перед монитором, сидел и ждал того поганца кто заинтересуется его низкой ценой.
Лишь бы скорей... скорей получить деньги, позвонить Хасикову (также умирающему у себя) и пусть звонит, заказывает, колет и... не молчит, говорит как всегда что-нибудь, лишь бы своими монологами заполнить другую пустоту в Тимуре, точнее тишину, в унисон молчанию Лайлы.
Отец, удивленный странной инволюцией сыновнего вкуса на машины (от мерседеса до отечественной лады) пока не обратил на это внимания, но продолжал твердить про работу. Тимур также отмазывался по поводу очередного чемпионата и подготовке к нему. Врал.
Тренировки он забросил и отвечал на звонки соклубников сообщениями (каменно упрямыми, через пять минут после их звонка) что у него все нормально, просто занят. От этих звонков, и даже родительского стука в дверь, хотелось лезть на стену. Почти все время Тимур проводил теперь у Хасикова. Он и сейчас поймал такси и поехал к нему.
Герман в своей синей ветровке с капюшоном, засунутыми в оба рукава зяблыми ладонями, встретил неприятной новостью.
- Ничего нет, Тим, "Мальчик" поехал за грузом, будет только ночью... и то... если будет...
Тимур обреченно провел глазами по коридору. Новость, не то, что, неприятная, просто, убийственная. Есть деньги, но теперь нет ханки, значит, опять терпеть весь этот ад?
-Больше никаких вариантов?
-Нет, Тим, я сам хумарюсь по страшному, уже бы нашел, поверь... в городе полицейские рейды...
Ожидание смерти тяжелей самой смерти, да и вообще, что может быть хуже и противней когда у тебя есть деньги, но бесполезно оттопыривают карман, так как нет самого главного, что за них хочется получить.
Счастья, пусть даже суррогатного, наркотического, но в любом случае счастья, как вожделенного и спасительного лекарства от депрессивной жути. Герман увлек Тимура за собой в комнату.
-Снимай куртку, располагайся, подождем, "Мальчик" позвонит как приедет...
Они ждали. Телевизор хрипел и свистел хоккеем. Хасикову время от времени кто-то звонил, шикая и шурша голосом в трубке что-то спрашивал и Герман раздраженно закатив глаза сдержанно тянул в ответ, что сам терпит, ничего не поделаешь, на точках ничего нет.
Он навел чаю и чай теперь не казался вкусным и ароматным как раньше. Сейчас он казался пересохшему небу горьковато соленым и у обоих так и остался в почти полных стаканах. Звонили все кто угодно, только не ожидаемый и такой важный сейчас "Мальчик", их личный торговец смертью, Тимур как-то, (когда в машине ждал Германа) видел этого худого, заросшего андрогина. Чтобы как-то скоротать время Герман настроил тему:
-Тим, все время хотел спросить и забывал...
-Что?
-"Гринпис"... откуда это прозвище?
Тимуру сейчас было не до историй, но возможность отвлечь себя болтовней перетянула и он угрюмо взглянул на ковер.
- Да откуда... все оттуда же, от этих двоих, прикинь...
-Не понял... Ты Агасиева имеешь в виду? - удивился Герман.
-Да... я с ними давно уже знаком. Мне лет двенадцать может было, не помню, до спорта еще, малой был.
Ну, они с самого детства вдвоем, как сладкая парочка и порой встречались мне на районе, то на великах, то просто по гаражам лазили. Они котенка засунули в пакет и подвесив на дереве стали кидать в него камни. Кидали, кидали, я подошел, спрашиваю - не жалко? Они ухмыляются, особенно Марат, (Нэвсов же у него как собачка на поводке, что тот делает, этот лаем поддерживает) и еще больше камни полетели. Короче, убили.
Сняли пакет, открыли, убедились что кот мертв, ржут. Марат смотрел на меня, смотрел, потом спрашивает - "Что так плохо смотришь... простолюдин?" (и слово знал же!) Я говорю - "Да вот, думаю, а если тебя в этот пакет... фашист!" Марат озлобился, двинулся ко мне, за ним Шамиль, рычат - "А если тебя?" Мы сцепились и они побили меня. Нэвсов резко руки мне схватил, держит, Марат бьет. Ну, как они обычно? Один на один у них душка же не хватит, обосрутся...
И это Марат так меня первый назвал тогда - "Гринпис - защитник животных". Они там хвалились кому-то что мне "накидали", и когда у них спрашивали кто я такой, то они и лыбились друг на друга - да, мол, "гринписовец" один...
Ну я стал заниматься тогда, увлекся, подтянулся, уже через год вызвал их и тоже побил, обоих... Главное то было подавить Марата, Шамиль слабак, он только у себя в конуре безобидных девчонок может наказывать, а в драке такой пискун оказался что даже жаль стало. Вернул им и драку, и кота, и кличку... Но вот погремуха прижилась. Видимо мой ответ укрепил. Их же опять спрашивали откуда под глазами фингалы? Пришлось говорить что это Тимур - "Какой Тимур? - Да тот же, "Гринписовец", короче..."
После этого они меня уже добро приветствовали, уважительно спрашивали как дела, приглашали в свою компанию... Но я от них далек всегда был... - Тимур мрачно заиграл желваками - сейчас, к сожалению...
Герман сменил чай на свежий и горячий, поглядывая на Тимура расколол несколько крупных сахарин на мелкие и серьезно спросил:
-Убьешь?
Тимур не отрывая глаз от ковра задумался, словно решая, взвешивая, потом ответил:
-Не знаю...
Герман согласно покивал, тоже взглянув на квадрат рисунка на ковре, который бессознательно изучали задумчивые и злые глаза Тимура. Он что-то видимо вспоминал и как-бы пока не решался открывать что именно. Вот не выдержал и тихо сказал:
-Я бы убил... - помолчал, подумал и еще тише добавил - я уже убил...
Тимур оторвал глаза от пола и с хмурым любопытством вперившись в Хасикова переспросил:
-Убил?
Герман в этот момент смотрел телевизор, там забросили шайбу, все зашумели и он, чтобы не расплескать чай, сдержанно указал пальцем в экран, выразив так солидарность с восторгом болельщиков. Держа в обоих ладонях кружку прихлебнул и перевел глаза на Тимура.
-Да... ты не ослышался, убил... и не жалею, таких невозможно жалеть...
-Кого?
-Да, отморозка одного, вроде твоих красавцев.
Тимура неприятно коснулось это "твоих", но подумав он решил, что, вообще-то, они на самом деле его, пока не найдет и не ответит, они как-бы принадлежат ему. Герман действительно умел отвлечь, Тимур немного забыл про ломку.
-За что?
Хасиков с кружкой в руках медленно ходил по комнате, разминал ноющие ноги, следил за игрой на экране и из-за растянутого свитера висящего на нем как на вешалке сам был похож на лохматого хоккеиста, худого и без амуниции. Такой простой. Даже добродушный. Он смог кого-то убить?
-Ну... за что, просто пришлось... тут же как? Если не ты, то обязательно тебя... война.
-Как?
Хасиков закурил, накинул капюшон и спрятал ладони в рукава, его знобило. Он жадно затягивался и щурил от дыма глаза прыгающие по полочкам его памяти видным только ему.
-Я же тебе всего не рассказал про тот килошник... Спустя какое-то время после незабываемого отъезда Аиды я еще продолжал ходить на грузовой двор.
И там появилась машина. Она стояла незаметная у ворот и никогда я не видел чтобы кто в нее садился или выходил. Стоит и все, только заметил, что появилась недавно и особое внимание обратил, когда, вдруг несколько раз эта машина бросилась в глаза уже возле дома.
Думаю, та, не та? Да, та, точно, черная девятая Лада и номер, номер тот же! Сразу понял что по мою душу. Все боялся что менты. Через окно палил. Постоит, потомит и уедет. Все, думаю, хана, следят за мной! Все до пылинки в квартире убрал, выхожу мусор вынести, с видом, мол, моя хата с краю, ничего не знаю... а сам иду мимо нее и такое чувство что снайпер на меня прицел навел и команды ждет. Давит из нее чей-то тяжелый взгляд... стекла то тонированные, черные, не видно кто так тяжко смотрит, но видеть и необязательно, этот взгляд будто грубо касается, ощущаешь его. Я был уверен что это менты, но шокирован чуть позже когда узнал кто на самом деле в черной девятой и даже пожалел что не они. Это оказался сопровождающий груз.
Здоровенный бугай, лысый, угрюмый, с лунной поверхностью кожи на лице. Лет под сорок. Я подхожу к дому, позади оклик - Герман! Думаю, хоть бы не из той машины, поворачиваюсь, тот до половины высунулся, лыбится, рукой машет, мол, иди сюда, малой, разговор есть. Он все давно понял.
Выслеживал, узнавал, интересовался... все сразу мне выложил как карты и все козырные, мол, проиграл ты, малый. То что я успел продать заинтересовало определенного рода людей, которые следят не за незаконным оборотом наркотиков, а, скорее, за оборотом денег за них.
Ну, понял, да, в подконтрольной им системе появился чужой товар, вдруг чистый и неизвестно кто поставляет. По связям поспрашивал, что-то разузнал, что-то сам домыслил, вышел на меня просто звериной интуицией, одного меня вычислил среди толпы грузчиков по одежде подороже и потому что какое-то время (когда продавал) не приходил на работу. Ему только оставалось взглянуть на мои узкие зрачки и он уже знал что я под кайфом. Не слишком ли много привилегий для грузчика?
Я даже не трепыхался, не пробовал наебать, и не думал вообще, потому что видел - этот тип был убийцей, от него просто несло смертью.
Он знал и про квартиру, да еще и то, что я живу в ней один, представь. И спокойно так, будто о времени вопрошает - "Где героин?"
Я застыл под его тяжелой лапой на моем плече, думаю - "Герман, отдавай на ***, пусть подавится!", ну и говорю: "сейчас принесу, подожди".
Потом он был у меня дома, захотел взвесить и вошел просто в бешенство, узнав что, я его уже оприходовал. Угрожал расправой и жесткой, что, мол, церемониться со мной они уже не будут, я не прав, не мое, а вскрыл и продавал. Весы показали где-то, около восьмиста грамм, то есть ушло двести, а он давил, что уже половины нет!
Короче он меня стал грузить. Деньги чтобы я ему отдал, мол, раз похозяйничал, присвоил, то и отвечай теперь. Я говорю где же я столько денег возьму?
Рафик (он так представился) многозначительно обвел глазами квартиру и гнило осклабился. Все понятно, квартиру продавай. И такой - "А героин я забираю... как залог, гы-ы" - горилла такая, понял?
Каждый день теперь заезжает, по хозяйски уже себя ведет, вижу, приглядывается к квартире, гад, деньги задним числом подсчитывает, в уме продал уже, а меня на побережье закопал... в песок, понял? И никуда не денешься, своя собственная же квартира как камень держит, страшно терять.
Что делать? К ментам? Нет, не пойти, докопаются что продавал, посадят. К знакомым бандюгам? Так те ради квартиры сами кокнут и фамилию не спросят. А этот козел все заезжает и заезжает. Думал, думал... и знаешь, отметил что он один все время, то есть все про "них" грозится, а сам один всегда. И только бабки ему нужны, без компромиссов. Подозрительно. Думаю - возможно, он один и знает про меня и порошок, втихаря от своих видимо хочет нажиться, а им сказал что не нашел никого. Что-то подсказало мне это, тоже интуиция наверное. И был только один способ это выяснить, то есть оставалось одно - валить Рафика.
Разгоряченный жаждой легкой наживы он вцепился в меня мертвой хваткой. Я перебирал варианты. Не катил ни один. В любом случае я пачкался, а если Рафик еще и сказал все-таки про меня своим, то не менты, так эти головорезы на покрышках потом сожгут.
Долго я перебирал, несколько дней. Не спал ночами, да и как тут уснешь? Если только чудо может спасти, магия! И вдруг вспомнил! Просто ради интереса листнул тетрадь... бабкину, помнишь? Она словно сама в руки напросилась тогда, отвечаю. Смотрю, и тема есть - "На смерть". Аж затрясло от слабой надежды. Думаю - дай попробую, где наша не пропадала... -
Опять взревели трибуны после заброшенной шайбы, комментатор перекрыл всех и Хасиков сделал немного тише звук телевизора.
-... Этот ритуал был посложней. С самого начала нужно было точно убедиться что человек заслуживает смерти. Убедиться в правоте своего акта. Мало того, еще кто-то должен с тобой согласиться. Ну, Рафик и без непредвзятых взглядов не вызвал никакой жалости, или чувства вины перед ним. Он вел себя так, что даже сейчас вспоминать противно.
Придет, на диван завалится и - "Чаю налей... телек включи... водку возьми" или "Ребята придут... опустят... сфоткают... давай готовь домовую, короче... х-хох-хох-о...". И я прислуживаю, понял, у себя же в квартире, как чайханщик.
В том, что он действует один, то есть от себя, я уже не сомневался, слишком часто про ребят повторял, угрожал, а все также один, да один.
По тетрадке нужно было достать мертвую воду, ту которой омывали покойника. Я стал искать. Прошелся по городу, наткнулся на похороны и с людьми, что возле ворот у костра стояли, рядом стал, поинтересовался кто умер, потом понемногу вывел разговор на услужников. Ну, ты знаешь, плакальщицы, могильщики, мюрдущуры (платные мойщики тела). Вот! Нужны были они.
Я объяснил, что интересуюсь, потому что скоро единственный родственник умрет и хочу знать заранее что и как. Спросил и мне указали на двух седых старух суетящихся в толпе родственников усопшего. Я подошел к ним, разговорился и между прочим так закинул про эту воду.
-Колдовать вздумал? - сразу ухмыльнулась одна из старух.
-Нет, с чего вы взяли? - удивился я ее проницательности.
-Да ладно, не выделывайся, знаем мы для чего тебе эта вода...
-Для чего? - спрашиваю, проверяю, может ясновидящая, черт их разберет.
-Да понятное дело... чего... - невозмутимо прошамкала старуха, другая же была робка и молчалива и толкнула словно нечаянно подругу в бок. Обе выжидающе смотрели по сторонам и время от времени каждую просили что-то сделать, помочь. После того как старушенция так точно угадала с моим предприятием последние сомнения покинули меня. Я более окреп в вере, ведь старуха знает про манипуляции с мертвой водой, значит не я один сумасшедший, значит к ней уже так подходили. Значит действует! Я дождался пока они освободятся и попросил немного этой воды.
-Так что же, ты ее бесплатно хочешь получить? - скрипуче усмехнулась старуха, подруга опять толкнула ее в бок.
-А что... а сколько... сколько стоит?
Старуха назвала сумму и было не много, ни мало, но как бутылка дорогой водки. В общем я купил у них этой воды. Затем в церкви пару свечей поставил, одну на имя Рафика, там где ставят за упокой, другую же там, где за здравие, только вниз головой, понял (?).
Дома над мертвой водой я прочел мантру из тетради, страшную такую по смыслу, не оставляющую никаких сомнений в том, что скоро будет новый жмурик. Потом эту воду я аккуратно прокапал по следу по ближайшей дороге на кладбище. Оставил чуток для подмешивания в питье моему неожиданному врагу. Самое интересное было на кладбище. Там нужно было оставить гостинец хозяину кладбища...
Тимур мрачно смотрел на Германа глазами не лишенными иронии - ну что ты опять несешь, Герман? - но все же слушал, ожидал что же вышло, Хасиков в своем репертуаре.
Тот насупленно и вместе с тем улыбчиво сверкая глазами рассказывал поглядывая на экран.
-... как бы уделить внимание этим гостинцем, короче, задобрить, чтобы самому потом по этому следу в могилу не нырнуть. Ну, не знаю, так было написано в тетрадке. И еще было упомянуто что этот самый хозяин кладбища может тебе встретиться, под видом сторожа, или посетителей, не важно кого, но обязательно постарается отговорить, если человек которого ты просишь принять должен еще жить, типа, сверху (Герман сверкнул глазами вверх) не дают санкции.
Я, когда на погост шел, с конфетами для него, все думал - неужели встретится, неужели Бог защитит такого ублюдка и даст ему этот магический иммунитет? Но никто мне на кладбище не встретился и меня это ободрило, правильно настроило, ярость разгорелась во мне, даже какая-то праведная злоба. Положил недалеко от ворот внутри кладбища свой гостинец и тихо попросил хозяина мне помочь. Через все кладбище прошел, намеренно, чтобы наверняка, и, прикинь, ни души из живых. Иду, тишина, только сосны посвистывают, сирень колышется, чувство такое, что за мной есть кто-то... и не один, много, и будто я их прошел и не увидел, но позади они вдруг послышались, хочется оглянуться, но нельзя, так в тетради сказано - уйти с кладбища не оглядываясь, понял? Н-ну, не знаю, может и самовнушение, ладно... - немного сдался Герман глядя на острый скепсис в глазах Тимура - ... но, получив теперь как-бы некое небесное разрешение я был уверен что Рафик не нравится и небу и его давно дожидаются там, куда прокапана мною дорожка воды мюрдущура. Оставалось дождаться самого врага.
Он не заставил долго себя ждать и приперся вечером следующего же дня. Сидит, водку пьет, колой запивает, по телеку олимпиаду смотрит. Я ему в колу и капнул этой воды. Три раза.
Прошла неделя. Рафику... хоть бы хны! Живой, сука, здоровый, кажется даже поправился. Приезжает... уже с нотариусом, прикинь! Оценивать! Мою квартиру! При живом мне! А мне, типа - чайник поставь, чо застыл?
Я завариваю, думаю - когда ж теперь он сдохнет, то? Неужели Рафик сильней моей шаманской бабки? Я им, короче, сдуру, да испугу в чай ливанул еще покойной водички и нотариус тогда, еврей по ходу, так и не притронулся к чашке, почувствовал что ли, но молодец, он то был сам по себе, работает человек, заказали, не при делах. А моя горилла как всегда до дна все хлебанул, отрыгнул, подмигнул и они вышли, обсудили уже, значит. Я с квартирой прощаюсь уже, да что квартира, выживешь тут с такими, с жизнью! Гадаю - что же он решил? Какая участь ждет меня? Этот палач... -
В этот момент Хасиков взглянул на замигавший вызовом мобильник и узнав номер, мигом к уху.
-Алло... - трубка что-то прошептала и его лицо широко улыбнулось, глаза живо прыгнули на Тимура, которому уже по одному этому взгляду и ободрению Хасикова, сразу стало ясно что звонит "Мальчик" - ... привезли цемент? Да? Все, все, ясно, брат, скоро буду...
Уже через час когда был готов раствор и Тимур расслабился, он вспомнил.
-С Рафиком что?
Герман улыбнулся, натянуто, такой почему-то всегда выходила улыбка под кайфом, будто нехотя.
-Понятия не имею...
-Что... в натуре, умер?
-Не знаю, я не видел тела, но после той встречи с нотариусом у меня дома он походил ко мне еще пару недель... все также пугал, наезжал... но, ничего не делал! Ничего! Я постоянно уже мантру читаю, просто ору ее не вслух, а он все живет... тянет, вынимает из меня душу, понял?
И вдруг еще неделя и я просто физически ощущаю тишину, свободу. Нет Рафика! Пропал! Не звонит, не приходит, как-то странно долго. Месяц уже, а от Рафика... ни слуху, ни духу. В натуре, в течение сорока дней, как в тетрадке. Через полгода как ты помнишь я отправился в армию и до сих пор не знаю что с ним произошло... хотя интересно.
Тимур помолчал переваривая и покачал головой.
- Ну ты дал... мюрдущуры... не страшно было, во сне не снилось?
Хасиков серьезно округлил глаза и тут же сощурил их в улыбке.
-Рафик был пострашней, поверь.
Много еще было потом таких ожидающих долгих и нудных часов когда они как задавленные и усмиренные многодневным штилем моряки сидели и терпеливо ждали когда позвонит нужный номер. И он все не звонил. Или вобще так и не звонил в эту ночь, не звонил завтра, послезавтра, потому как ловили курьера и барыга выключал трубку не желая отдавать этот пустой и невыгодный теперь для себя долг. Они меняли барыгу. Тимур поздно понял что попал. Он жил как отпустив руль и попытки опять его схватить были заглушены какой-то странной слабостью, неумением провести хотя бы пару дней без укола, неспособностью встретиться с самим собой в эти ночи когда хочется застрелиться от изматывающей нервы тоски и нудной, пронизывающей холодом ломоты в суставах. Он уже пробовал бросить и с утра терпел, не звонил Герману, выходил на пробежки и просто ходил там, глядя на разбитое морем побережье, и ему тоскливо казалось как что-то темное, холодное и очень похожее на воду также медленно пожирает, перемалывает его мечту, его будущее, и опять эта странная слабость разливалась в душе когда он пытался хотя бы представить себе что дальше. Он спрашивал себя, но бессилие овладевало им и ноги после побережья сами поворачивали к Хасикову. Он шел за новой дозой, со стыдом и виной за это бессилие, шел как с ядром в груди, которое с каждым новым уколом становилось все тяжелей. Встречались знакомые и почему-то не хотелось им попадаться на глаза, а если все-таки не удавалось сделать вид что не заметил, то еле выдерживал эти несколько минут разговора ни о чем. Он будто постарел вдвое и все казалось ему пустым. Все эти фразы, добрые, исполненные уважения пожелания здоровья родителям на прощание. Все пронизывала фальшь. Если бы знал к примеру вот, неожиданно вывернувший сейчас из-за угла его бывший учитель географии, классный руководитель, Руслан Гамзатович, умевший через всю классную комнату метко попасть мелом в того нерадивого ученика на "камчатке", который и сам не учится и другим мешает, знал бы он почему кончик ремня Тимура весь испещрен отметинами от зубов. Осудил бы и отвернулся. Как все нормальные люди. Они все нормальные люди, а ты? Никто пока толком ничего не знал, но уже косились, часто замечая его с Хасиковым эти нормальные люди. Уже прошелся противный и неизбежный слух что Тимур торчит. Начались неприятности. Дома, у себя в комнате он как-то оставил под кроватью чек с опием сырцом и вспомнив на следующий день кинулся... чека нет! Он ложил его аккурат возле кроватной ножки, но сейчас не нашел. Перерыл всю постель, поднял матрас, отодвинул кровать... Бесполезно поискал вокруг под мебелью. Устало сел на кровать и замер от противной мысли что понадеялся раньше времени. Обреченно лег и уставился в потолок. Комната давила стенами так, будто он лежал в собачьей конуре. Тени от листвы ажурным кинжалом надвое резали потолк и занимались чем-то похабным, то тряслись, то вкопанно останавливались в своем пошлом танце. Плохо за ними наблюдать, и без них дурно, но почему-то глаза неотрывно липнут к их темной вакханалии. Причудливые очертания рисуют образы, много образов, все темные, что-то напоминают. В их черно-белой пьесе вдруг четко проявляются тела, женское и позади мужское, и иступленно двигаются как бы в бешенной скачке... и кажется это Лайла... Просит не трогать. Жалобно, сквозь слезы, сквозь терпение. Лайла! Тимур со стоном встал и опять принялся искать свой чек. Лишь бы заглушить это противное чувство чьего-то жуткого проникновения в себя, прямо в душу, лишь вообразив что испытала Лайла. Он отвлекся и настроился. Что могло произойти если нет чека там куда он его спрятал? Его могли найти родители. Но ведь они бы обязательно спросили, нет, молчат, мать как всегда дружелюбна, отец такой же погруженный в свои хроники. Нет, не они. Но куда он делся? Тимур вдруг заметил что в комнате свежо, как недавно прибранно, ясные стекла, темноватый пол. Мать прибирала его комнату. Ему закралась в голову мысль и он крадучись прошелся по коридору, до входной двери, там где слева еще дверь в подсобку с хозяйственным инвентарем матери, метлами, совками, швабрами... пылесосом. Тимур тихо открыл его, вынул пылесборник и приятная прохлада повеяла в груди от того что мать еще не успела вытряхнуть его. В своей комнате он нашел чек среди вываленного комка мусора, крошек, волос и шерстяной ковровой пыли. Ополоснул его под краном, благо было несколько слоев фольги, вынул и растворил опий в кипятке. От горечи чистого опия тошнило, пришлось долго, мучительно ждать, пока не задрожала в районе пупка томная, сладостная глухота, еще через несколько минут оглушившая все тело. Но это был первый случай такой странной забывчивости. Через месяц, когда он также отрешившись после ночного укола утром ушел и забыл на кровати шприц. Вечером он пришел домой и сразу устремился в кабинет отца, к его незапертому сейфу. Ужасно! Просто проклятье как стыдно, но он уже несколько раз прибегал и к этим спасительным деньгам, привык и теперь действовал на автомате, в момент, пока отец ужинает на кухне. И вдруг закрытая дверь кабинета. Холодком по спине скользнуло смутное чувство чего-то плохого в связи с этой никогда раньше не запираемой дверью если отец в доме. Он зашел на кухню посидеть (хотя бы для вида) с родителями. Сразу заметил что-то гнетущее в их поведении. Оба молчали и было заметно что старались на него не смотреть, выглядело будто боялись. Недоброе чувство у запертой двери отцовского кабинета сейчас бахало в груди тревогой и вместе с тем сомнением - может кажется? Тимур было поднялся уйти к себе, но отец остановил его.
-Тимур.
-Да пап.
-Где тот мерседес который спонсоры подарили?
-Продал.
-Почему?
Тимур мялся не зная что ответить, ему сейчас хотелось испариться.
-Да просто нужно было...
- Что именно нужно сынок?
Рустам Терекович едва сдерживая темперамент, своим сиплым басом посылал вопросы как гранаты в мозг Тимуру. Он давно не говорил с Тимуром в таком тоне.
-Деньги...
-А те кончились что-ли? Хе...
Отец удивленно крякнул поглядев на мать и снова на Тимура. Такое лицо у него бывало когда разозлен, но было что-то еще в этой злости, что-то новое, примесь какого-то маленького опасения что подозрение не напрасно.
-Ничего себе, такую уйму денег угрохал, машины все попродавал... и в сейфе...
Рустам Терекович более всего это не хотел говорить, перед этим подозрением и возникало все его смущение, остро сощурившись он вгляделся в Тимура и спросил:
-И в сейфе у меня... ты случайно не ковырял, сынок?
Слова прогремели в комнате и в голове Тимура, вызвав странную мгновенную злобу на отца, на эти его вопросы, эти противные "Хе". Отец что-то знал, тянул, давил и страшный ком гнева подкатил к горлу Тимура готовый вулканировать криком "Да что ты хочешь от меня?!" на весь дом, но отвернулся, вымолчал, высмотрел в пол.
-На что ты тратишь столько денег?
Тимур попытался уйти, обмануть, не допускать до сознания родителей свой порок.
-Я задолжал...
-За что я спрашиваю...
-Проиграл...
Отец не желая более терзать себя обманом сына выложил на стол шприц, мать отвернулась.
-Что это?
Тимур взглянул на шприц и сразу опустив глаза, обреченно буркнул:
-Шприц.
Мать, ломая ладони под столом, как бы мимо отца, робко и ласково сказала:
-Я стирку собирала, у тебя нашла на постели... Тимур... - она помедлила и еле выдавила вопрос - ... ты колешься сынок?
Отец подозвал его жестом к себе и приказал:
-Покажи руки...
Тимур поднял рукава и синюшные инфильтраты на сгибе левой руки выдали места уколов, их рядок был похож на сиреневого червячка под кожей. Это не оставило сомнений. Все как-то странно обмякли, словно что-то себе разрешили. Жуткий удар по всем троим. Отец молчал в газету, мать в блюдо перед ней, Тимур в окно. На следующий день его положили в центр реабилитации наркозависимых. Там на второй день прошел дурман, появились чувства самокритики, самоанализа, которые, как с ужасом понял Тимур, были заглушены. Обезболивающие препараты приглушили боль, гемодез и детокс очистили и укрепили органы. Ему сняли большую часть ломки успокоительными, но у них в центре не было такого препарата который бы унял его тоску. Все вроде ничего, чистая палата, адекватные соседи алкоголики, болезненно медленно ползущий по полу солнечный квадрат, неприятно слепит глаза, достает сквозь них до самого нутра, той темной пустоты внутри которой идет противный снег. А ночью, плененный снотворным не мог выбраться из кошмаров, страшно живых и жутко реальных, где он постоянно был свидетелем ужасных сцен насилия или смерти. Один фрагмент из таких снов. Лесок, железная дорога, к рельсам привязана лошадь, быстро приближается поезд... Бах! Лошадь разлетается на кровавые кегли... Ему бы проснуться, но снотворное держит и новый образ собирается, нагнетает, мучит бесконечными повторами, как заевшая пластинка. В утро третьего дня он не выдержал, позвонил Хасикову. Но прежде совершил целую операцию по захвату телефона (первая неделя на карантине, телефоны лежат в сейфе у главврача). Он вышел на кухню, там сидели двое уткнувшись в какие-то видеоигрушки, ситтер, пожилая мадам, расставляла приборы на столе, близился завтрак. На низком холодильнике стояли пластиковые, маркированные именами пациентов стаканчики, с витаминами, успокоительными таблетками, снотворными. Он выбрал из всех стаканчиков снотворные (синие и выпуклые) вспомнив как они сильны даже в одной таблетке. В туалете раскрошил таблетки в порошок и незаметно подсыпал его в термос с чаем к ситтеру, эта женщина уходила обедать к себе в рабочий сектор. Выждал часа три и осторожно заглянул к ней, та спала на кушетке, на столе стоял стакан с недопитым чаем и рядом мобильник. Он мигом подошел, схватил его и набрал номер Хасикова. Герман ответил вяло, едва слышно, словно сквозь плохую связь.
-Слушаю...
-Герман, салам, это Тимур...
Голос Хасикова более прорезался.
-Тима-а алейкум дорогой! Ты где потерялся?
Тимур тихо и быстро заговорил.
-Слушай, я сейчас в центре одном, за городом, лечусь короче, отец спалил, долгая история... братан, загибаюсь, достань хоть что-нибудь, выручай.
-Понял, понял Тим, сейчас что-нибудь придумаю...
-Только скорей, телефон не мой, сейчас верну и не звони на него ни в коем случае, просто привези Гер, сможешь, ждать тебя?
-Да, да братан, ясно, попробую во всяком случае...
-Деньги у меня есть, только дома, я когда выйду отдам, занимай, не знаю, грабь там, только достань, я тут с ума сойду...
-Ок брат, как к тебе проехать?
-Я сейчас в смс тебе пошлю адрес, мотор лови и когда подъедешь скажи пусть посигналит, как я тебя вызывал помнишь, тройкой?
-Да Тимка, давай...
-Только по братски Гер...
Частые гудки ответили на его недосказанную и почти подобострастную просьбу предвкушающую сладостное и долгожданное исполнение. С грохочущим сердцем он быстро набрал в сообщении адрес клиники, считав его с рекламного буклета на столе, послал Хасикову, затем стер текст, удалил из исходящих номер и положил мобильник обратно на стол перед сопящей женщиной. У двери посмотрел на термос и вылил его содержимое в раковину в углу. Долго он ждал знакомого сигнала за периметром, долго выжидал время чтобы не привлечь внимание и не бросаться сразу во двор когда услышал, а спокойно прогуляться в сторону откуда донесся звук. Хасиков поднялся на забор и быстро выщелкнул из пальцев бумажку под ноги Тимуру.
-Еле нашел Тим, что смог, давай короче, заеду еще...
Прогудели последние два слова уже за забором, хлопнула дверца и пророкотал отъезжающий мотор, даже минуты не прошло, и слава богу кажется никто не заметил. Тимур поднял бумажку и облегченно вздохнул, этот чек сейчас казался волшебным. В течение сорокапяти дней отведенных на реабилитацию Тимура, Хасиков несколько раз заезжал к нему и поддерживал такими чеками, но атмосфера клиники, ее стерильная белизна и терапия все же сделали свое дело, освежили, оставили впечатление как душевного омовения. Он как вернулся в себя самого и смотрел теперь уже другими глазами на себя полуторамесячной давности. Теперь было пронзительно стыдно и особенно перед родителями. Между ними в семье что-то сломалось и противно думалось что теперь так будет всегда, никак не сотрешь, не вычеркнешь из памяти. Отец приехал за ним в восресенье, молча усадил в машину, молчал в дороге и только дома, как-то глядя все в сторону, сказал чтобы пока отдыхал, но в пятницу был готов, он собирался показать Тимуру его рабочее место. Офис в одном из филиалов фирмы отца. Тимура нагрузили инертной макулатурой, заданиями, просьбами, лишь бы занять, отвлечь на действие и в этом корпоративном вихре, по знакомому Тимуру давлению на него, чувствовалась невидимая рука отца. Тянулись тоскливо и медленно часы за столом в углу рабочей комнатки Тимура и действовало на нервы то, что всю эту канитель с работой он мог бы не исполнять, она не так была важна даже для отца, просто теперь отец будет неотступно следить и не даст покоя. И отец не давал. Его звонки теперь раз в два, три часа железно звучали в течение дня и дома, когда сын выходил просто во двор, невыносимо часто интересовались - куда, зачем? Тимур вновь вошел в привычный дисплинарный режим, что сдерживало и ограничивало его тайный прием наркотиков. Дозы теперь были редкими, когда удастся убедить отца дать ему денег, после мучительного сочинения, выдавливания легенды на что они ему нужны. Деньги, точнее их отсутствие, на фоне предвзятого отношения к нему отца, сразу безжалостно и мудро установившего финансовую блокаду, подрезали крылья наркомании более всего. Нет денег, нет кайфа. Что ж и это хорошо. Нет абстинентых мук после него, нет этой снежной боли. Зато есть и остается тоска, моральный гнет, разрушение, упадок, волевое бессилие, абсолютное нежелание что-то делать, так как кажется бессмысленным и глупым. Дозы порежели и это четко выявило ломку на фоне тоскливых и болезненных дней воздержания. И почему-то воздержание не лечило, не утихомиривало этот жуткий прогресс привычки к яду, а напротив, с каждой дозой, хоть он ее принимай, скажем, раз в месяц, обостряет муки отравления и все равно давит так, как если-бы принимал каждый день. Абстиненция грозно возвышалась и как собиралась по этажам, которые рушились на него на следующий день, когда ничего не было и тяжело давили, пока не находил еще немного денег. Это натолкнуло его на мысль получить денег проведя бой, ведь он умеет, ведь не инвалид. Поговорив с Хасиковым он согласился подставиться при условии крупной суммы, чтобы хватило на несколько доз и растянуть их хотя бы на месяц отрешенного наркотического забытья. Герман договорился. Они приехали на такси в один клуб, сейчас нелегалка базировалась там и толпа собралась еще больше чем в прошлый раз. Тимур искал глазами своих врагов, но их не было, только несколько знакомых с прошлого боя лиц ощерились в циничных улыбках при рукопожатии. Они знали что Тимур подставится. Нет нужды вспоминать в тонкостях этот бой ставший для Тимура чем-то вроде пригвождения к позорному столбу. Почти все здесь его знали и когда он якобы проиграл ошарашенно замолчали, никто не свистел, не орал, все молчали и нахмуренно не веря глядели на звезду. Бывшую, погасшую, мертвую звезду. Пусть ты выиграешь хоть миллион боев один за другим, но стоит хоть раз проиграть та же публика радостно похоронит тебя. Устроители также смотрели на него, но в их глазах лучилась злая радость, удовольствие от падения и поражения всеобщего любимца, ведь они знали что Тимур тоже запачкался обманом, подставился нарочно, подставил всех своих поклонников, всех кто его уважал. Наслаждались глаза прыгающие на него когда он пересчитывал деньги и удивился - почему не вся сумма? Один улыбаясь и глядя в пол протянул:
-Сейчас такой большой суммы нет, завтра приходи... домой ко мне, получишь...
Такой "большой" суммы? Тимур понял что ему мстят за ту его выходку, нарочно давят, унижают. Но ничего не мог поделать, если подраться и напомнить о себе, то денег не получит, позор с подставой окажется напрасен, без толку. Тимур отрешился от всего и мрачно сквозь зубы спросил адрес, куда придти за остальной суммой. У Хасикова было такое лицо будто это его побили, но через час, когда наслаждение и эйфория вонзились им в кровь, он иронично воодушевился от мысли что так можно зарабатывать хорошие деньги и что он мог бы стать агентом Тимура. Тимур только сейчас понял что в тот раз Хасиков уже примерил на себя эту роль, но споткнулся о непредсказуемое поведение горделивого Тимура. И ничего не сказал Герману, так как презирал самого себя за то что пошел против своих правил, своих принципов, против правды. И ради чего? Дозы! Что толку теперь предъявлять, если Герман парирует это легким - но все равно ведь подставился, наступил на горло своей гордости, мог бы и в тот раз... какая теперь разница? Тимур промолчал. Просто умер. На следующий день Тимур стоял напротив лифта в доме куда пришел за остальной половиной денег. Он вызвал лифт, но кто-то вверху занял его раньше и теперь спускался заставляя ждать и нервируя медлительностью. Дверцы открылись, из кабины тронулся выйти какой-то человек и только из мутной желтизны тусклой лампы показалось, обозначилось его лицо в более яркой полосе солнечного света из окна, как Тимур узнал Невсова. Секунда, сработал рефлекс, тело стало легким, бодрым, почти летучим, правая нога выстрелила из положения в каком Тимур стоял, даже неудобного для удара, но верхняя часть его стопы смачно, со звуком глухой пощечины приложилась между ног Шамиля, заставив его немного подпрыгнуть от страшного в своей скорости и мощи удара снизу. Шамиль тут же, в этом своем маленьком прыжке согнулся и так и рухнул на порог лифта, став на колени и локти, не поднимая головы застыл обездвиженный острой болью. Бешенство заволокло сознание Тимура и он как в тумане нанес еще один удар, сбоку, в висок. Шамиль крутанулся влево, ударился об угол другим виском и завалившись назад в кабину замер на полу в искореженной позе. Тимур несколько секунд стоял также вкопанный от этой странной неподвижности Невсова, (так на видео замирали и переставали двигаться бойцы в восьмиугольнике, которых либо отправили в глубокий нокдаун, либо зашибли насмерть) Схлопнулись двери лифта прямо перед носом Тимура и это привело сознание в обычный режим. Он быстро спустился, вышел из подъезда, забыв и про деньги и про все на свете. Его сердце пылало яростной радостью от сознавания что удара в висок хватило, Тимур знал что значит такой удар и тем более как у него, (у самого кулак сейчас заныл так, что казалось по нему ударили молотком) удар пропитанный насквозь намерением, давним намерением, как пронесшимся поездом. Невсову теперь будет плохо если выживет, а если умрет, что ж, туда ему и дорога. Так, один уже не работает. Теперь Агасиев. Тимур вспомнил про деньги и почти поддался мысли вернуться за ними, все же получить свой черный гонорар, да и проверить заодно - сдох ли? Подумав, ухмыльнулся, оставил. Пусть подавятся, пусть думают что он гордый и не пришел. Это лучше чем скажут что видели его в этот день, черт его знает когда обнаружат выродка в лифте. Ночью выйдя в сеть он нашел в местных криминальных сводках сообщение что неизвестный напал на сына одного чиновника из правительства и причинил тяжелый вред его здоровью, потерпевший лежит в реанимации. Тимур злорадно усмехнулся. Как удачно сложился этот день, его унижение привело к такому событию что они и представить себе не могли, сами привели его к Невсову. Тимур не знал что где-то там, за этим сообщением уже рыщет, наводит справки о нем сразу догадавшийся обо всем трусливый Агасиев. Как гриб протягивает свои невидимые гифы под землей, Марат уже лихорадочно тянул к Тимуру путы через отцовских сослуживцев, по своим связям, выясняя последние известия о Тимуре. Информация настораживающая, подтверждающая подозрения. Тимур давно не посещает спортзал, неизвестно чем занимается, много раз замечен с Хасиковым. Наркоманом. Но все это сейчас где-то там, далеко от постели сладко уснувшего Тимура и от его тумбы в которой спрятан двуграммовый шприц и висит на спинке стула вынутый из джинсов ремень. На следующее утро, спозаранку, привычно делая вид перед раздражающе подозрительными родителями что выходит на пробежку Тимур пришел к Хасикову. Как всегда не звоня, зная что Герман в основном дома, он постучал, но никто не открыл. Тимур набрал Хасикова и услышал что его номер выключен. В дверной щели белела бумага, он вынул ее, это оказался квиток от соцслужб, на обратной чистой стороне которого шариковой ручкой был написан как текст телеграммы - "Уехал к бабушке. Скоро буду. Герман". Тимур свернул и сунул обратно в щель квиток. "К бабушке? Только этого сейчас не хватало, теперь нет Германа, через кого же пробить?" - ломал голову Тимур стоя у подъезда Хасикова. Он уже привык к тому, что всегда дожидался сидя у Германа в квартире, в то время как тот ходил за ханкой. Домой идти не хотелось и он спустился по аллее в парк. Он правильно сделал что не пошел сейчас домой потому что напротив его ворот уже стояла неприметная лада без номеров, с темными стеклами и двое в ней делали вид что общаются если кто-то проходил близко и мог выхватить их любопытным провинциальным взглядом, когда же никого на улице не было, их глаза неотрывно следили за воротами Тимура. Отец Невсова уже был посвящен Агасиевым в курс происшедшего и озлобленно тряся объемным брюхом, что-то громко говорил в трубку людям, нужным людям, для того нужным, чтобы Тимура как можно скорее поймали и на его глазах медленно стерли в порошок. Поднималась цунами. Но та же самая сила, что удивительно заботливо пеклась о том чтобы он не прекращал колоться, вместе с тем как бы укрывала его, охраняла его безопасность, удачно задерживая или устремляя по другой улице, помогала ему обойти все те глаза и уши работающие на помешавшегося от злобы отца Невсова и сильно перепуганного Агасиева. Тимур ничего пока не знал и сидел в парке, обдумывая куда пойти чтобы раздобыть дозу. Доза была, непременно была где-то в этом городе, были деньги ее купить, но не было связующего звена - Хасикова. Бессознательно он побрел к школе и вдруг там, в ее дворике, у спортивных брусьев и турников, заметил одного знакомого, ранее пару раз помогшему им с Германом взять ханки. Точнее он был знакомым Хасикова, но в те разы удалось перекинуться парой фраз с этим парнем и вспомнилось, кажется его звали Артуром. Тимур вспомнил имя окончательно и решительно направился к нему. Пока подходил разглядел еще двоих до того скрытых за воротами школы. Он подошел.
-Салам Артур...
Артур удивленно обернулся и несколько секунд пока отходил от своей компании, вспоминал Тимура, и вот улыбнулся вспомнив.
-Алейкум братан... Тимур? Не ошибся?
-Да да... я от "Зная", его в городе нет, честно говоря "беда" нужна, можешь помочь?
Улыбка Артура как скисла, он посмотрел в сторону турников.
-Помочь не вопрос, Тим, только нет пока ничего, сами ждем пока пацан отзвонится, хумаримся...
Тимур тоже скис, но и оживился, ведь нашел же, нашел человека который ждет и к ожиданию которого можно присоединиться. Он присоединился. Подошел, поздоровался, назвался, постарался запомнить имена новых знакомых. Один сидел на корточках, и пикал в мобильнике, не особо уделив внимание Тимуру, так, пожал руку, равнодушно назвался Маликом и тут же уткнулся в мобильник. Другой пригляделся к Тимуру, взгляд его напрягся при его имени и назвав себя Русланом он, внимательно посмотрев еще, спросил:
- "Гринпис"?
Тимур неохотно кивнул, Артур и Малик взглянули на Тимура, с недоумением во взглядах - Тимур, уровневый спортсмен и вдруг здесь, на этой сходке. Однако, быстро к нему привыкнув они вернулись к себе, к своим занятиям. Артур был низким, с самого Тимура ростом и комплекцией, двадцатичетырехлетним шатеном. Он постоянно стебался над Русланом, дергал его, шутил, не оставлял в покое. Руслан, скуластый, высокий и худощавый, с сухими жилистыми руками плетьми, брюнет, с длинной прической под битлов, (почему то именуемой "махачкалинкой") старался не обращать внимания на Артура. Малик, черноволосый, по военному коротко стриженный, сразу видно, самый старший в компании, ему на вид под тридцать и грубое, широкое лицо с жестким взглядом это подчеркивает, бывалый. Он спокойно сидел уткнувшись в мобильник и, как понял Тимур по знакомому звуку, собирал в игре змейку, погруженный с головой в нее и ни на кого не обращая внимания. Ожидание дозы, тоскливое ожидание, больное, все стремились себя занять. Руслан, стараясь отпихнуть от себя стеб Артура, как дружественно уделяя внимание присевшему на корточки рядом с угрюмым Маликом Тимуру, спросил у него улыбаясь:
-А куда наш "Знай" делся?
Артур мигом влез.
-На пресс-конференции...
Тимур пожал плечами.
-Дома нет, телефон выключен...
-Долги наверно... тихарится.
Руслан осклабился шире от собственного предположения.
- Или дисертацию пишет...
Артур подсмеялся Руслану и превратил улыбку в ироничный оскал.
-Ты не отвлекайся...
Руслану надоело.
-Да что ты хочешь?
-Возьми машину...
Руслан заострил глаза и нахмурил брови.
-Ну что ты докопался, не получается, говорю же...
-Почему?
-Пахан спалит лишний раз, домой загонит... и хумариться потом там? Не иду, отстань!
Артура якобы осек высокий тон раздраженного Руслана и он набычился.
-Э-э, пацанчик, ты как разговариваешь?! Накажу...
-Да отвали Артур! Без тебя тошно... ты лучше сам достань, слетай куда-нибудь по своим точкам...
Артур широко раскрыв глаза, будто прикинул что-то в уме и как разочарованно проныл:
-Нужно в Фивы.
-Какие Фивы, зачем?
-Ну... Греческие... за крылатыми сандалиями... - он смягчился - ... давай да, Русик, возьми машинку у пахана, он же дает тебе...
-Не дает, сейчас спросит зачем, почему, с кем...
-Ну ты скажи да, что побомбить малехо, че, работать же, не просто так кататься...
-Да не да-аст... я зна-аю... - Руслан опять поднял тон - ... не трепи нервы!
Артур широко и довольно улыбнулся.
-Я так люблю трепать их тебе брат...
- Да иди домой... одеялом накройся с головой и молчи...
Артур изобразил наигранное смущение подозрительно глянул на Руслана и скривился как в недоверии.
-Э-э... такой умный ты, да?
Помолчали под пикание змейки невозмутимого Малика, затем Артур продолжил.
-Блин... - он взглянул на Малика - дай да сигарету Малик.
Малик лениво и равнодушно остановил игру, вынул одну сигарету как стряхнув с нее пачку и протянул, потом опять мрачно уткнулся в экран мобильника. Артур закурил и пригляделся к обуви Руслана.
-Почем эти коцы брал?
Руслан тяжело вздохнул и спросил шевельнув подбородок вперед.
-Зачем тебе?
-Ой блин, да просто так интересуюсь... кожаные? Или дермантин?
Руслан качая головой отвернулся и встретился взглядом с Тимуром, и закачал головой живей. Артур несколько раз еще к нему обращался, но Руслан игнорируя его погрузился в свой мобильник. Артур не решаясь трогать Тимура, переключился на Малика.
-Малик че тама э... какой счет?
В этот момент в телефоне Малика просигналило как бы троеточием, видимо змейка уткнулась в себя, проигрыш, он едва заметно дернулся от досады, скривил уголок губы влево и не глядя на Артура глухо сказал.
-Артур...
-Да брат?
Малик мрачно взглянул на ноги Артура и сделал ртом звук - "Фдыщ"- что означало имитацию звука продублированного в фильме удара. Он как бы предупредил и запикал новой игрой, только переминул затекшие колени подвигав ими в стороны. Артур улыбаясь смотрел на него с шутливым безразличием, как не боясь, но промолчал, Малику в рот палец не клади, он его знал. Тимур погрузился в себя и не заметил как Руслан говоря с кем-то по телефону исчез, а через полчаса уже подъехал на машине, отцовской тойоте, посигналил. Сигнал привлек Артура и он рассмотрев тойоту просиял в лице. Все сели в машину. Начался поиск. Они ездили по точкам, безрезультатно звонили, Артур все также стебался над Русланом, Малик терзал телефон, с головой уйдя в его приложенную змейку... Тимур сидел с ним на заднем сидении и окидывая взглядом салон тойоты тосковал по своему мерсу. Было ужасно на душе, противно думалось что ничего не найдут сегодня, не будет спасения от ломки, которая уже стала крутить суставы. В окне мимо неслись только грязь и слякоть, и редкие пешеходы, слившись с сумеречным фоном улиц, тащились одинокими тенями по тротуарам. Что-то было в этом гнетущее, давящее непонятной тревогой... но в машине уютно, мягкое сидение обволакивает, проваливает в себя и клонит в сон. Но сон этот вдруг резко отлетает как испуганный призрак, испуганный странным, неизвестно откуда взявшимся чувством импульса по спинному мозгу, который похож на маленький, щелкающий выстрел из поясницы в голову. Такое мучительное щелканье внутри садистски не дает уснуть и сколько уже таких бессонных ночей пережил Тимур в своей комнате чувствуя себя в ней как в клетке. Поиск продолжался. Уже сильный, жгучий дискомфорт, как если бы под одеждой терлась стекловата, не дает покоя каждому. Все настроены хмуро, чувствуют все то же что и Тимур, уверены что не получится вытерпеть, никому не хочется сейчас возвращаться в свою домашнюю клетку и в разрывающих душу тоске и бессонице ждать следующего утра. Артур не разгибал руку с телефоном у уха, все набирал, ждал, смотрел в телефон и набирал снова. Ему наверно так было легче через постоянное дерганье кого-нибудь. Он наконец отнял от уха трубку, почесал ею подбородок и задумчиво мрачно уставился на дорогу. Прозвонены все варианты и знакомые. Все молчат, смотрят на дорогу, тоска. Тимур почувствовал вибрацию в кармане. Даже не проверяя он уже знал что это отец. Кисло убедившись он бодро и решительно ответил:
-Да пап!
-Алло, Тимур!
-Да, да, слушаю па!
Отец мог и не спрашивать, не задавать своих привычных вопросов, Тимур их знал уже наизусть.
-Ты где?
-В городе па, а что?
-В городе? Где?
Тимур отметил тишину в салоне авто (у всех сработал рефлекс при слове "па") и ему стало неловко. Эта неловкость мгновенно возмутила нехорошее, злое чувство на отца и он поспешил соврать:
-Я у своей подружки па...
Его злоба еще больше вспенилась внутри когда отец, вобще-то не имеющий права вторгаться в личную жизнь сына, все же грубо не заметил этот психологический порог.
-У какой подружки?
Тимур еле сдержался и спокойно (злоба оправдывая ложь фальшиво свернулась и уложилась в его спокойном тоне)
-У моей, пап... я скоро буду, не волнуйся...
-Тимур!
Тимур, ощущая интерес притихших спутников, подкатил глаза вверх и еле сдержался чтобы не отключить, ровно и спокойно ответил:
-Да пап...
Отец помолчал, видимо этот барьер за которым скрылся сейчас сын его действительно как-то остановил, затем спросил:
-Во сколько придешь?
Тимур мигом оглядел всех в салоне, отметил их вялые, обреченные лица... скорее всего облом, если бы получилось сегодня взять, то уже получилось бы, подведя кислый итог он бодро сказал:
-Через час пап...
-Точно? - голос отца бесил.
-Да, да, я как раз проголодался...
-Ну хорошо, давай... чтобы через час дома был, понял?
-Да отец...
Тимур уже было порадовался, что отец так скоро отстал, но тот закинул еще раз.
-А с подружкой не можешь познакомить меня? А ну дай-ка ее, пусть скажет что-нибудь...
Тимур чуть не выпрыгнул из салона от бешенного скачка эмоции и мигом заныл спасая положение и отодвигая опасный интерес отца:
-Ну пап, ну что ты такое говоришь?! Она же не поймет! - он помолчал и твердо попросил - не подставляй... отец.
Тимур скомкал и яростно сжал в эту последнюю фразу столько злости что это не могло не иметь эффект, отец смутился, хмыкнул и наконец скинул. Тимур отворачивая глаза в окно, боковым зрением заметил как Артур смотрит на него в зеркало заднего вида. Его глаза были как две черные точки, не видные ясно, но чем-то цыганским привлекали к себе, видимо своим собственным вниманием. Тимур долго еще чувствовал как глаза молчащего Артура с интересом прыгали на него из зеркала. Малик все также играл змейку. Руслан вел авто, совершая уже третий круг по городу. Вдруг он пригляделся к одному из прохожих на улице и резко остановил, спустил окно и посигналив крикнул:
-Рузвельт! Э-эй...
Один из прохожих повернулся, остановился и Руслан подъехал и вышел к нему. Они недолго постояли, поговорили и Руслан за это время как-то повеселел в движениях и жестах, стал шутливо приобнимать и ободряюще похлопывать своего знакомого. Потом что-то посмотрел в своем телефоне и закивал. Артур глядя из машины и заметив этот позитив Руслана чуть подался вперед и вперился очень серьезными, выжидающими глазами. Наконец Руслан попрощался со своим "рузвельтом", подбежал к машине и усевшись качнул ее как-то особенно радостно, обнадеживающе. Тимур сразу понял - есть вариант. Руслан нагнул голову и заглянул в зеркало в салоне обращаясь к сидящим сзади.
-Что пацаны, сколько денег у нас?
Артур недоверчиво щурясь спросил:
-Что, в натуре есть где взять?
Тимур подвинулся и нашел в зеркале лицо Руслана, у Малика затихла змейка. Руслан тронул машину, аккуратно вырулил и усаживаясь поудобней сказал:
-Да есть у одного моего знакомого... только что пацан взял у него...
-Еще раз? - словно не поняв, серьезно переспросил Артур.
-У знакомого есть говорю...
-Еще? - опять не услышал Артур.
Руслан повернулся к нему.
-Глухой?
Артур довольно улыбнулся и словно проурчал:
-Ты так сексуально говоришь это, повторяй еще...
-Отвянь Арт!
-Три с половиной тыщи короче, вместе с твоими Русик - подсчитав деньги вывел итог Малик, сверкнув глазами на Тимура. Тимур добавил свои полторы в общий сбор. В салоне поменялась атмосфера, все четверо теперь с интересом вглядывались в дорогу и будто ожили. Артур живей стебал Руслана. Руслан не обращал внимания и увлеченно следил за дорогой. Тимур сам воодушевился, немного улыбался стебу Артура и даже змейка Малика попискивала как-то спокойней, умиротворенней. Они двигались навстречу своей сладостной смерти радостно обнаружив к ней тропу. В промзоне за городом Руслан остановил авто, припарковал его в какой-то трущобе и не выключив двигатель вышел, набирая на ходу чей-то номер. Артур не умея сидеть молча обернулся назад, взглянул на Тимура и кивнув на телефон деликатно тихо спросил:
-Родоки пасут?
Тимур спрятал телефон в куртку и нейтрально пожал плечами. Артур понял что тот не желает углубляться и дружелюбно признался:
-Меня тоже мать палит, давно уже, еще когда первые разы вмазывался... Это у каждого. Теперь тебе не доверяют, контролируют каждый шаг... деньги прячут, да? -
Тимуру стало противно что он прав. Артур повернулся к Тимуру.
-... Я прикинь, вчера так хумарился, до глюк прикинь... Уснуть не могу, ноги ломит, руки ломит, голова болит... лежу, глаза только напрасно жмурю, не уснуть... смотрю в углу что-то шевелится, присмотрелся, кошка черная, такая черная будто ее в смоле вымазали и причесали гладко... крадется так тихо, как бывает же за птицей или за мышью... подползает в мою сторону. И я понимаю что ко мне ползет, будто прыгнуть хочет... Я смотрю смотрю, потом такой, а ну бр-рысь сука! Смотрю, исчезла... Глюк! Потом опять... и главное глаз будто нет у нее, или они черные полностью... жуть короче, еле вытерпел до утра. Матушка за завтраком спрашивает почему кричал ночью? Я соврал что зуб болит... А она пристала иди вылечи, иди вылечи... Денег одолжила, вот...
Артур откровенничал от чувства близкого уже наслаждения за которым пошел Руслан. Слушая его, Тимур кисло кривился внутри от того, что сам такой же, тоже отдал бы сейчас (да уже отдал) последнюю копейку за дозу, лишь бы сменить свою внутреннюю зиму на лето, лишь бы сегодня ночью не наблюдать за тенями на потолке. Артур отвернулся к лобовому и наблюдая темную улицу усмехнулся.
-Вместо стоматолога сюда приперся... мать опять скандалить будет, поймет что обманул... блин, как же погано то а... Хотя ей что? Бросай да бросай. Думает так легко... не делаться, попробуй брось тут, сдохнешь же... самого выбросит... из жизни...
Тимур слушал грустный монолог Артура под пикание змейки Малика и соглашался. Нет сил сейчас оставить все это, взять такси и вернуться домой, обнять родителей, повиниться, раскаяться и лечь в свой четырехугольный ад на добровольные две недели абстинентных мучений. Сквозь странную жалость к ним и вину в его сознании шептала согласная с Артуром и оправдывающая свою преступность мысль о том, что, ну да, можно выдержать несколько часов, полдня, проведенных например в поиске денег и новой дозы, но чтобы две недели бессонных ночей и мучительно долгих и тоскливых дней выдержать? Родители не понимают этого, потому что не колятся. Им легко говорить.
-О, вон твоя кошка - хмуро глядя в окно протянул оторвавшийся от своей змейки Малик. Тимур взглянул туда и увидел справа от машины черного кота. Кот спокойно прошелся вдоль грязной обшкрябанной стены, подошел к углу и хозяйски обрызгал его. Артур закивал головой.
-Вот, вот... ты тоже видишь? У нас по ходу уже общая галлюцинация пацаны, массовый психоз!
Малик угрюмо задумчиво помолчал глядя на стену, затем как-то мягко и добро пробасил:
-Значит все нормально будет, сейчас вмажемся пацаны...
-Ты о чем? - повернулся к нему Артур.
-Знак хороший, к делу значит, черный кот удачу приносит...
-Удачу? А чего же все говорят что не повезет если черный кот дорогу перейдет?
Малик опять невозмутимо запикал змейкой и недовольный скепсисом Артура наставительно проворчал:
-Это обычным людям не везет, а всяким темным личностям, вроде тебя Артур, черный кот знак подает, не бойся, рискуй, дело выгорит...
-А ты откуда знаешь?
-Я старше, и там был где тебе лучше не бывать. Да и фильм "Место встречи изменить нельзя", помнишь? Символ банды какой был? Думаешь Вайнеры просто так черного кота в сценарий засунули? Любого вора спроси про черного кота, он тебе тоже самое скажет.
Артур молчал обдумывая, а Малик, которого, видимо, тоже немного пробило на болтовню от воодушевления скорой дозы, не отрывая глаз от своего телефона убедительно закрепил:
-Я когда черную кошку вижу, уже знаю, что в этот день обязательно вмажусь, всегда так было, особенно если она с правой стороны... как сейчас... так что ждем пацаны...
Тимур слушал и вдруг вспомнил что действительно в последнее время часто встречал на улицах черных кошек. Казалось, в последнее время их процент резко возрос в кошачьей популяции. Он не знал верить или не верить, но удивился такому ликбезу Малика. Артур скрестив руки на груди, ежась от озноба и вглядываясь в темноту района за стеклом проныл:
-Бли-ин, что он так долго? Может случилось что?
Эта мысль была сейчас адски логична. Все трое кисло представили как Руслана повязали наркополицейские в подъезде барыги. Но вот, через несколько тяжелых минут, в зеркало заднего обзора Артур уловил движение маленькой фигурки вдалеке, присмотрелся, узнал походку Руслана и заегозил на сидение не умея сдержать нетерпение. Руслан спокойно сел и не отвечая на Артуровское "ну че, взял?" повернувшись ко всем в салоне, вынул изо рта маленький пакетик. Артур сразу же достал из внутреннего кармана чайную ложечку и быстро протер ее ложе своим рукавом. Малик зашелестел обертками от шприцев, открывая их. Руслан отъехал от прежнего места погрузившись в самую глубину незнакомого района. Он объяснил на ходу.
-По ходу товар сильный, недавно говорит привезли, пару часов назад, барыга сам не знает что за качество...
-Что? - быстро спросил нахмуренный Артур - как не знает? Это по ходу бутор братва... барыга заранее отмазывается, сейчас по воздуху пропустимся...
-Да не панику-уй, какой бутор?! - озлобленно остудил его Руслан - я у него всегда брал, никогда человек не обманывал, порядочный...
-Да куда там, все они порядочные, когда деньги видят, на нас наживаются...
-Артур... - позвал Руслан
-Что?
-Заткнись.
-В натуре Артур, помолчи хоть немного - раздраженно огрызнул его и Малик - ... что там, где вода для инъекций? Подготовь...
Тимур с вожделенно бьющимся сердцем смотрел как Артур держит ложечку, а Руслан растворяет и кипятит в ней порошок. Затем Руслан бросил в прокипяченный, парящий раствор в ложечке маленькую ватку и сквозь нее вытянул в шприц мутно золотистую жидкость. Из этого общего шприца он поровну разлил каждому и оставив себе быстро закатал рукав. Все закатали рукава, склонились каждый над своей рукой, щупая вены, потом каждый пощелкал по шприцу пальцем отгоняя воздух. Все подтянули поршни своих шприцев, подули на шприц и, кто приложив к веку, кто просто потрогав, убедились что раствор остыл. Тимур делал все это автоматически, по памяти, научившись всему у Германа. Но когда в тусклом свете попытался сделать себе укол, впопыхах обернувшись задел задний подлокотник и нечаянно надавил на поршень, как вдруг прыснула и упала отвалившаяся от шприца игла, он забыл хорошо ее насадить. Никто не заметил этого, все трое были заняты своими венами, искали и похлопывали по ним. Тимур чертыхнулся и рассмотрел свой шприц. Больше половины раствора пролилось на руку и джинсы и игла затерялась где-то под ногами, о том чтобы опять ее использовать не могло быть и речи. Он спросил у Малика нет ли еще шприца и удачно оказалось что есть. Тимур нетерпеливо вскрыл его и аккуратно перелил в него содержимое из прежнего. Все это время, пока он был занят новым шприцом, в салоне возникла тишина. Все укололись, закурили, расслабленно вздохнули - наконец-то! Все. После этого наступила какая-то странная тишина, необычная для атмосферы только что принявших допинг. В момент "прихода" человек оживает, становится разговорчивым, болтливым, все курят, мелят свою чушь от чувства распирающего удовольствия, это удовольствие словно прет изнутри и выталкивает, создает давление для этого фонтана речи. Но сейчас почему-то все стихли, опустились к коленям их дымящие сигареты и забытые самовольно тлели у всех в пальцах. Тимур, сердясь на себя за то что пролил почти всю дозу и не желая показать свою оплошность, не особо обратил на это внимание. Он только что проткнул вену, взял контроль... Лежащий рядом с ним справа телефон Малика бледно горел на сидении и привлек на секунду внимание, на экране была видна змейка которая появляясь из левой стенки, исчезала в правой, была ровной и горизонтально скользила, похожая на импульс в мониторе регистрирующий отсутствие пульса. Тимур краем глаза взглянул на Малика, тот склонил голову вниз, на грудь... "воткнул". Тимур мельком глянул на Артура с Русланом, те сидели в таких же позах. Они трое уснули так быстро? Неужели такой раствор сильный? Так успокоил всех, до этого странного, тяжелого, несколько даже зловещего сна?! Тимур немного подумал и успокоил себя тем что это просто "приход", сейчас он пройдет, или они встрепенутся от сигарет когда их огонек достигнет пальцев. И он решительно надавил поршень, впуская в себя долгожданный раствор. Через несколько секунд его точно что-то ударило, резко сжало грудную клетку и сердце, сужая всего его до какой-то узкой и бесконечно растянутой трубы, он потерял сознание. Ощущение себя как трубы от испуга сменилось на другое ощущение, он как жадным усилием воли замахал руками, задергал ногами как тонущий и будто заново собрал себя из той разреженной туманности которая была вместо него. Он нащупал себя, почувствовал тело и теперь казалось, что он внутри этой черной трубы. Уменьшенный в сотни раз от ее давящей узости он словно летел куда-то, как пылинка подхваченная бешенным ветром. Ветер стремился к белой точке где-то далеко впереди. Она медленно увеличивалась и горела уже яркой звездой. И вдруг эта звезда взорвалась, как лопнула, не выдержав колоссальной силы распирающей ее изнутри и Тимура ослепил белый яркий свет. Пришло в голову что он не дышит и спохватившись, он судорожно вдохнул в себя, и показалось что этот свет вошел в него, наполнил собой легкие, сердце, остальные части тела и они засветились. И было так, словно Тимур видел себя со стороны, как-бы свое отражение в зеркале, и странным образом отсутствовало то, что должно было отражаться - собственное тело. Он задышал и это дыхание будто освободило от адского давления, вновь распрямило тело до привычных объема и размера. Тимур открыл глаза. Потолок. Люминисцентные трубки. Серые стены. Железные двухярусные койки вокруг и спящие на них люди. Все мужчины разных возрастов, но с печатью старости и на молодых лицах. Тимур приподнял голову и оглядел всю эту странную комнату. Восемь коек равномерно раположенные вдоль всей комнаты делая ее похожей на казарму. Сам Тимур лежал в углу на втором ярусе. Затхлость, удушливая атмосфера, кислый запах хлорки и пота. У некоторых коек рядом стоят стойки с капельницами и пузатыми флаконами. Он заметив у своей такую же стойку с тремя флаконами, посмотрел на свою левую руку, в вене торчала здоровая игла прилепленная к коже лейкопластырем. Хотел двинуть правой, но не смог, она словно застряла в чем-то. Он взглянул и обомлел, правое запястье было прикованно к железной коечной решетке никелированным наручником. Почувствовав чей-то пристальный взгляд он посмотрел, нашел чьи-то открытые глаза. Через две койки от него, подложив ладонь под щеку, уныло искоса глядел на него какой-то парень, худой, желтый, он производил впечатление болезненного пациента... Тимур лихорадочно вспомнил происшедшее. Тойота Руслана, пацаны, неудачный укол... Но где они? Как здесь оказался? И что это за место? Он тихо спросил у того парня.
-Братан, где я?
Тот лениво приспустил веки и вяло протянул:
-Реабилитационный центр "Рассвет"... спецрежим.
-А... где, что за город?
-Шамиль-Кала - сморщив лицо как от зубной боли ответил незнакомец.
-Шамиль-Кала? - Тимур недоумевающе оглянулся вокруг - а как я сюда попал?
Незнакомец кисло ухмыльнулся
-Как все братан, на скорой... ну или ментовском УАЗе... сюда добровольно вряд ли кто-то на своей машине приедет... хотя, знаешь, есть и такие... - он иронично глянул куда-то в глубину коек - ... больные...
-Реабилитация от наркоты?
-Ну а чего же еще? Тебя, кстати, прошлой ночью привезли, положили, покололи... теперь проснулся... видишь как хорошо.
-А сейчас что, какое время?
- Ночь... - лениво отозвался кто-то под Тимуром на нижнем ярусе. Тимур понял по интонации что человек как бы просит потише, сейчас время сна. Тимур поразмыслил, прикинул что могло произойти после того как он укололся в машине у Руслана. Только одно стреляло ответом в мозгу - отец! Он тихо спросил.
-А меня кто привез, не знаешь?
-Какой-то мужик седой... сердитый такой, видимо отец твой...
-Он что... здесь? - обмер Тимур.
-Нет - лениво успокоил парень - уехал... вы, как я понял, передознули там, по ходу, да? Че, "белого китайца" наверно вмазали, да? Тут половина от него лежит... а половина... да даже больше, вообще, отъехали... как те, с кем ты вмазывался... я слышал как отец твой сказал что их не спасли...
Тимур вспомнил ребят, особенно ту змейку Малика, когда он отложил телефон чтобы уколоться... так и не тронул потом. Господи, да они умерли у него на глазах. А он сам?! Он же выжил только благодаря тому, что нечаянно пролил раствор и получилась доза втрое меньше обычной. Господи, какая удача! Или счастливая неудача и он выжил благодаря ей! Но что же теперь? Ломка уже опять стучалась в его тело, как издевательски вежливо стучит в дверь заключенного палач, готовясь содрать с него живьем кожу. Тимур подергал рукой в наручнике, железо держало мертво.
-Че, свалить решил? - догадался незнакомый парень.
-Попробую...
-Куда? Здесь горы, все снегом занесло!
Тимур не ответил, он раздумывал о наручнике, как его открыть. Парень убедившись в его намерении участливо предложил:
-Может иглой?
Тимур сразу подтянул руку с капельницей к той что в наручнике. Вынул иглу из своей вены, она была длинная и толстая, больше чем те которыми он привык колоться, и просунул ее в отверстие замка. Ковыряя в нем Тимур чувствовал на себе заинтересованный взгляд парня. Наручник не поддавался. Парень не выдержал и подсказывая прошептал:
-Ты не в глубину... ты цепляй закорючки в нем, чуешь? Поддевай как бы...
-Братва... дайте поспать, а? - недовольно проныл тот что внизу.
Тимур скрипел и ворочал иглой в наручнике и наконец тот щелкнул, разжался высвободив занемевшее запястье. Потирая холодную ладонь Тимур спрыгнул на пол, нашел под койкой вторую пару тапок, подошел к единственной двери и тихо подтолкнул ее. Заперто. Парень скептически наблюдая за ним, тихо сказал:
-Братан, ты не уйдешь, там снег, все замело... верхняя одежда в гардеробе, а он заперт...
-А сюда... на вертолете?
-Нет, маршрутки ходят конечно, но сейчас то все встало, вряд-ли кто поедет...
-А в комнату заходит кто-нибудь из персонала?
-Да, техничка может зайти, судна менять...
В этот момент за дверью как раз послышались шаги и Тимур быстро юркнул к себе на второй ярус притворившись спящим. Дверь открылась, вошла пожилая женщина и прошла в глубину между коек. Что-то ворча себе под нос, она громко зазвякала чем-то железным. Тимур подобно тени неслышно спрыгнул и прокрался за дверь, успев заметить как тот парень равнодушно смотрит ему вслед. В темном коридоре тенью прошелестел к какой-то двери. Там слышались голоса, а рядом с дверью висела на вешалках одежда, чьи-то куртки, пальто, шапки. Скорее всего это была одежда персонала. Сердце подстегнуло адреналином и он осторожно снял первое попавшееся мужское пальто в правом кармане которого оказалась шерстяная шапочка. Обуви внизу не было, очевидно персонал был в ней. Поискав в коридоре он увидел проем и лестницу ведущую куда-то вверх. Там оказалась еще лестница, настенная, она вела на чердак. Тимур залез на чердак, затем пролез через узкое окошко на заснеженную крышу. Мороз окатил ему холодом руки и лицо и ветер затолкал его обратно в окошко, как невидимый, злой часовой. Глаза его привыкли к темноте и оглянувшись вокруг он различил горы. Они непрерывной стеной тянулись кругом как в атракционе с мчащимся по горизонтальной окружности мотоциклом. Горы, полосатые от снега, как поделенные на этажи, были настолько близки, что казалось Тимур в какой-то банке из них, круговая горная цепь как стена природного периметра. Тимур осторожно щупая впереди себя под снегом крышу обполз почти ее всю и нашел пожарную лестницу. Спустившись вниз он устремился к забору из металлической, похожей на обвисшую тяжелую кольчугу сети с продетой сквозь нее ржавой колючей проволокой, подрыл под ней снег, приподнял низ, стараясь не оцарапаться пролез, поднялся и побежал. Он мог бы остаться в центре. Вылечиться. Начать жить заново. Да. Если бы он не подсел так плотно. Его гнало отсюда отвращение, что-то ужасное как смерть виделось в той жуткой, вонючей комнате с наркоманами. Чем-то тюремным, даже могильным отдавало в остром запахе этого реабилитационного центра. Он был похож на заброшенный, погасший ад. Особенно наручники неприятно впомнились на запястье, там все были прикованы к своим койкам. Это мрачное заведеньице не для слабонервных. Он вобще-то не слабак, но кому это сейчас доказывать, этим наркам? Он злорадно торжествовал от своей свободы. Свежесть овеяла его, холодная, морозная свежесть приободрила тело и он бежал от периметра центра, жадно подстраиваясь под это вожделенное дыхание свободы. Теперь он ее так любил! В левом кармане пальто он обнаружил пять сторублевых купюр и мелочь. Нужно было лишь найти транспорт. Эта мысль устремила его дальше по широко разъезженной дороге с высокими снежными бордюрами, ведущей к далекой щели между горами, как заприметил это еще на крыше, там видимо был выход из поселка. Снег и лед скрипели под тонкими тапочками, стопы леденели, холод проникал во все тело, но это только подстегивало его. Ночь укрывала, давала уйти, Тимур понимал как опасно теперь утро, когда его хватятся и сообщат куда надо. Звезды морозно, игольчато мерцали и словно бежали с ним. Несколько перекрестков остались позади когда неожиданно кончились дома, несколько мрачных серых пятиэтажек, огромной микросхемой лежащих посреди этой горной банки. Ни в одном из их окон не горел свет и казалось дома мертвы, никого здесь нет, никого... Только горящие фонари над дорогой своим светом напоминали о ком-то живом здесь, да все никак не выходящий из головы страшный реабцентр, заведение с каким-то странным, тяжелым режимом. Тимура передергивало при мысли, что если он там сейчас остался бы... Но вот и та незаметная щель между горами увиденная им еще с крыши, змеино запетлявшая дорога за ней. Все в снегу, над снегом мгла и пляшущие в ней звезды, фонарные столбы благоразумно остались в поселковом периметре. Они, оставаясь там, как шепнули ему предострежение, хотя бы узнать куда он бежит, и где у них здесь хоть какая-то автостанция? Где хотя бы одна машина? Что за глухомань? Это все отец! Вот пристал же, даже центр теперь такой подобрал что вообще сдохнуть можно! В груди заполыхала настоящая ненависть к отцу и его невыносимой бдительности. В последнее время эта страшная раздражительность, острая от самооправдания, сильней терзала и рвала душу Тимура. Родители не понимали что значит торчать и ломаться. Отец бы сам также сбежал, будь он хоть на пару часов на месте сына. Тимур мрачно улыбнулся представив это, вообразив как отец в своем халате и тапочках бежит по снегу вместо него. Улыбка получилась замороженной, скованной, улыбнулись лишь скулы, но вызвала свой эффект, немного притупила чувство холода. Он остановился. Согнулся и положив ладони на колени постоял так, отдышался горячо паря изо рта, высморкался, вытерся снегом. Он ждал. Верил. Сейчас он уже верил в это странное чувство какой-то собственной правоты, сильное ощущение правильного решения, которое также участилось и обострилось в последнее время. Интуиция. Он просто знал и все. В окружающем и в самом времени казалось застыла какая-то возможность бежать и не быть пойманным. Никто не говорил ему этого, но будто звучало во всем его теле громкое эхо слов - Беги, все нормально, только беги, пока темно. Он знал что рано или поздно появится машина, метель уже стихла вопреки прогнозу того прикованного наркомана в казарме "Рассвета". Машина появилась когда Тимур замороженный на две трети пытался отогреть ледяные ладони. Машина слава богу была из поселка, он еле сжал ладонь в кулак и другой рукой отогнул, поднял уже не послушный большой палец. Газель остановилась и Тимур нырнул в теплый салон как грешник неожиданной божественной милостью допущенный в рай. Водитель ничего не спрашивал, только взглянул с удивлением на тапочки Тимура. Долго длилась эта дорога. Серпантины и тоннели нагнетали чувство клаустрофобии. Тимура мелко трясло от внутреннего холода, хотя в салоне газели было жарко, гудела печка. Зимнее утро уже тускло освещало небо и оно белело как огромный матовый плафон в котором не видно лампы. Он ни о чем не думал сейчас кроме укола. Только укол мог раскрасить его настроение, оживить. Но для этого нужно попасть в город, попасть поскорей, а дорога все петляет в этом снегу, все тянется и вынимает душу. Странно и удивительно легко он сбежал на этот раз, ему действительно что-то помогало. А если бы остался... В то время когда Тимур был уже далеко от "Рассвета" к воротам центра подъехали две машины. Из этих темных иномарок вылезли солидно и строго одетые люди с серьезными лицами и пристальными взглядами. Они постучали и открывший им коммендант и без того по утреннему хмурый посерьезнел еще более когда один из прибывших что-то ему показал, какую-то красную книжечку. Все они прошли в палату, в которой потом надолго застыли перед пустой железной койкой и открытым наручником висящим на ее решетке. Чем дальше он удалялся от той западни тем веселей становилось на его душе и сердце будоражил какой-то темный зловещий романтизм побега. Он чувствовал злорадный протест беспощадным действиям отца которого он сейчас ненавидел и даже удивлялся как раньше умудрялся не замечать этой ненависти. Он только сейчас понял что она была всегда, но подавлена, тщательно скрыта, а сейчас он просто оправдал ее и дал ей волю. Волю огрызнуться на весь мир шедший на него войной. Когда в центре обнаружили его отсутствие и забили тревогу Тимур уже вышел на автовокзале одного города, быстро пересел в другую маршрутку с табличкой его родного топонима на лобовом. Еще два часа пути. На подъезде к своему городу показался блок-пост и пассажиры зашевелились, стали доставать пасспорта, а от поста отделилась и вышла на середину шоссе темная фигурка с оружием и полосатым жезлом. Тимур попросил остановить и вышел. Этот пост перекрывал дорогу в город и с этого места на трассе можно было только продираться сквозь огороженные виноградники с одной стороны и горы с другой. Однако это можно было сделать летом, но не сейчас, когда все вокруг завалил снег. Он медленно побрел назад, подальше от поста, в поисках другого входа в город. Вдоль обочины тянулась каменная стенка армянского кладбища, ворота его были открыты и рядом стояли несколько автобусов. Он понял что сейчас там кого-то хоронят и подошел к одному из автобусов. Внутри сидел один водитель, очевидно все были внутри кладбища. Тимур забрался в этот автобус и сел на заднем сидении с удовольствием пряча и отогревая ноги в тапочках. Водитель не обратил на него внимания, впрочем как и все остальные когда похоронив, скорбно медлительно собрались и отправились в город. На посту пропустили этот автобус без проверки. Когда он добрался до Хасиковского дома оказалось что Германа нет. Тимур проголодался. Ломка и стресс побега привели его в болезненное состояние. Тело трясло, стыли ноги, ныли суставы, глаза слезились и голова трещала как от ударов. Нужно было хоть чего-то пожевать чтобы кислота в желудке не разъела его самого. Стемнело. Сидя на ступеньке возле двери Хасикова Тимур вдруг услышал с улицы звуки музыки, веселые крики, хлопки петард, выстрелы. Он осторожно выглянул в окно. Где-то неподалеку, через пару домов, радостно суетилась чья-то свадьба. Там можно было поесть и голод все же переборол чувство неловкости от тапочек на его ногах, до сих пор негде было найти нормальную обувь, Тимур кисло побрел туда. Свадьба была в самом разгаре. Громкая музыка, яркий свет, красиво и нарядно одетые, танцующие люди оглушили и подавили его. Он быстро сел за ближайший к двери полупустой стол ужасно стесняясь своих тапочек, но слава богу никто не заметил, все были заняты танцующими молодыми. Насытившись он не захотел уходить сразу, а решил немного посидеть, переварить все происшедшее, успокоить свой стресс. Громко и невыносимо остро звенел ритм лезгинки, пронзительно выл исполняя соло кларнет, худенькая и стройная певица здорово владела телом, лихо выплясывая под это соло и заводя толпу. Люди воодушевленно танцевали и бросали вверх деньги которые тут же кто-то внизу подбирал и уносил складывая их в большой картонной коробке из под печенья "Юбилейное". Над коробкой сидел какой-то человек и доставая из нее деньги считал их и сортировал по купюрам. За его спиной сидели важные музыканты, каждый за своим инструментом и, с терпеливо ждущими чего-то лицами, лениво передвигали кистями по своим клавишам и ладам, за ними натуженно гремел вспотевший барабанщик. Нежно и скромно потупив взгляд, пластично и женственно двигала руками вышедшая на танец невеста. Словно что-то плавно и изящно накручивая на свои кисти она смущенно улыбаясь смотрела в пол и ходила по кругу. Напротив, в метре от нее, молодцевато и широко как орел разведя руками покачивался жених с такой же стеснительной, даже глуповатой улыбкой. Молодых плотно взяли в кольцо гости и все это плыло в медленном хороводе гипнотизируя и усыпляя сытого Тимура. Взгляд его задумчиво расфокусировался, все превратилось в мутные пятна, но вдруг пронзительно звонко где-то разбилась тарелка, так громко, словно упала с его стола, он вздрогнул, опять всмотрелся в танцующих и вдруг увидел Агасиева. Странно, но никакой реакции не последовало и даже не удивило. Агасиев был другим. Дружелюбный, внимательный, он увлеченно перебирал ногами в такт, подхлопывал и радостно улыбался всеобщему веселью. Тимур вгляделся в невесту и понял что это Лайла. Он не удивлялся, просто забыл что это его собственная свадьба. Тимур сейчас сам был женихом, в дорогом костюме, лакированных туфлях, он отошел к друзьям, попросивших его выслушать тост. Вот друг говорит, тяжко подбирая слова и увлекаясь красноречием и Тимур нетерпеливо уже поглядывает на Лайлу. Она едва заметно улыбается и словно понимает все, ее глаза с упрекающей добротой смотрят из круга танцующих, так, словно она не прочь разделить с ним свою робкую неловкость в центре внимания. Здесь его родители, мама Лайлы, еще какие-то родственники, людей много и вот они наконец скрыли Лайлу, ее зеленые глаза как утонули в множестве лиц. А друг все еще не закончил свой затянутый тост, все ищет слова и видно что он много выпил, невыносимо забывчив и несколько раз повторяет одну и ту же фразу. Тимур вдруг понимает что Лайлу сейчас украдут. Это традиция, ему нужно будет ее искать, потом выкупить... Его намеренно своим тостом отвлек этот друг, который однако уже закончил и все громко зазвенели бокалами. Тимур отпил глоток и поставил бокал на стол, дружески упрекнув глазами товарищей за этот ритуальный заговор. Он поискал глазами в зале, переглянулся с кем-то, попытался по их взглядам узнать хоть что-нибудь, куда увели его невесту, где ее искать, может кто покажет глазами в какую сторону или у кого интересоваться, кто главный в этом символическом похищении. Незнакомые, чужие лица теперь отовсюду глядят на Тимура, нет никого уже из знакомых, словно его свадьба уже закончилась уступив этот зал следующей. Он удрученно бродит по залу, пытаясь понять как не заметил этого дурацкого нон-стопа. Вот он уже собирается выйти, но оглянувшись, вдруг замечает, как из хлопающей двери на кухню выходит девушка в черном хиджабе. Она одета необычно для светской свадьбы, этим привлекает внимание Тимура и что-то подсказывает ему что это Лайла. Вернулась, не дождавшись своего выкупа. Тимура пронзает сладкое чувство, радость за этот жест верности. Лайла в плотно повязанной черной косынке оставившей открытыми маленький овал ее лица, глаза сосредоточены, серьезные и мстительные они смотрят прямо перед собой в пол и выражение их недоброе, упрямое. Тимур обращает внимание на окружающих и замечает что много людей в форме, похоже что эта новая свадьба какого-нибудь полицейского. За столом молодых сидят Агасиев и какая-то девушка, оба в полицейской форме, они улыбчиво глядят на гостей. Лайла углубляется в круг танцующих, Тимур устремляется за ней. Он заметил у нее в руках какой-то предмет, что-то похожее на снаряд, или небольшую авиабомбу. Пока он медленно приближается к Лайле, понимает, она решила как-то отомстить за этот идиотский розыгрыш с ее похищением. Он понимает как она зла сейчас, эта злоба теснится и в нем самом, особенно догадываясь что это Агасиев все подстроил, специально, чтобы поскорей занять этот зал. Лайла останавливается в центре, в двух метрах от молодых, Тимур видит их спокойные ленивые лица из-за ее спины и размашисто бросает на пол то что было у нее в руках. Оглушительный хлопок от которого замирает сердце. Тимур вздрагивает, открыв глаза моргает и долго непонимающе глядит как с потолка падает разноцветный снег конфети из только что взорванного шара под потолком. Окончательно выходит из сонной одури глядя на подсевших к нему за стол разгоряченных танцами и девичьим присутствием незнакомых молодых парней. Молодая и симпатичная официантка собирает пустую посуду. На столе желтеет и парит только что выставленный ею плов. Тамада принуждает к спокойствию и просит полного внимания, сейчас молодые будут резать торт. Тимур оглядывается. Прежняя, чужая свадьба. Ему все приснилось. Он, стараясь не попасть в объектив видеооператора, выходит из шумного зала в свою тоскливую тихую явь. Заночевал в подвале, дверь туда оказалась незапертой. Герман появился через два дня, очень удивившись увидев сидящего на ступеньках напротив его двери Тимура.
-Тимур! Ты?
Тимур поднялся смущенно улыбаясь и поеживаясь, еле выдавил сквозь ком в горле:
-Салам Гера... открывай скорей... замерз вообще...
В квартире было прохладно, от этого неуютно, Герман зажег все комфорки на кухне, свет, телевизор, и оба греясь стояли у печки пока Тимур рассказывал. Герман слушал и покачивал головой глядя в самый широкий газовый цветок вертя над ним свои стылые ладони. Особенно его впечатлила передозировка и он не удержался от комментариев.
-Это же "Чайна уайт"! Ну ты да-ал брат! Это же дрянь... химия... искуственный героин... китайцы ж все подряд копируют, все что бабки приносит...
Тимур, вспоминая живые лица троих что отравились насмерть, мрачно спросил:
-А что такой ядовитый то?
Герман заводил пальцами с сигаретой.
-Да дело не в токсичности Тим, сейчас время такое поспешное, все куда-то ломятся, развиваются, прогресс одним словом, каждый голову ломает как бы капусты половчее рубануть... химики то без дела не остались, синтезировали героин и усилили его в сотни раз, в концентрат... ну чтобы перевозить легче было, а на местах потом разбодяжат, килло белого китайца в соотношении к тоннам эдак пяти какого-нибудь субстрата для разбавления, понял? В пять тысяч раз активней морфина... вот ты и попал на неждан, барыга наверно неправильно разбавил, да и понятное дело, тут же величины мизерные, молекулярные, его даже (если правильно разбавить) анализ только воду показывает, трудно определить... ты счастливчик Тимур, просто счастливчик... ты посмотри, как удачно иглу не насадил... это ангел твой тебе помешал, сто пудово Тим, просто не верится, и пролил еще... как же повезло тебе брат... живой!
Тимур за пару последних суток уже хорошо прочувствовал и осознал свое везение и жажду жизни, особенно когда ждал Германа в сырой темноте подвала. Сейчас, в медленно растапливающейся кухне Германа, испытывая стресс бегущего по лезвию, он уже ни о чем не думал, нутро его было пусто, тоскливо, и тепло в кухне словно подчеркнуло это состояние, его развезло. Герман понимал что сейчас нужно Тимуру и пока тот мылся и приводил себя в порядок съездил и раздобыл грамм. На этот раз Тимур осторожно помедлил прежде чем уколоться, подождал пока это сделает Хасиков. Расслабился дождавшись пока после укола Герман, как всегда необычайно ловко одной рукой (правой, левую он классически согнул после инъекции) отложил шприц, быстро снял из-за уха сигарету и сутуло подойдя к печке прикурил от газового цветка. Тимур осторожно впустил в себя раствор... несколько секунд напряженного ожидания и вот вожделенная волна прохлады пробежала по телу, вот чувство снятия тяжелых оков, легкость, свобода, полет. Он глубоко задышал пытаясь успокоить сердце. Вокруг снова был долгожданный рай. За окном загустел поздний вечер, реже слышались машины, люди, четко басил телевизор привычно для фона включенный Германом, Тимура понесло куда-то назад и он закрыл глаза, откинулся на подушку у стены, отдался минутам "прихода" когда мысли замирают в голове, а душа словно купается в божественном меду. Хасиков поглядывал на Тимура, почесывал лицо и покачивал головой дивясь его приключениям.
-Сейчас много этой дряни пошло, новая наркота, синтетика, студенты... просто ботаники, прикинь, в химии как только чуть зашарят и давай потом шаманить себе втихую, синтезировать. Скоро такой поток хлынет братан, новая волна, то чем мы с тобой сейчас колемся, обычный опиат, будет деликатесом, дорогим... как например виски по сравнению с дешевым пойлом. Вот хорошая аналогия, новая наркота грязная, ядовитая, но дешевая...
Хасиков молча покурил глядя куда-то вдаль, глаза его были задумчивы, серьезны, как у человека которого только что осенило. Он увлеченно повернулся к Тимуру.
- И, знаешь, как-то выглядит это все странно, ловко это все... вот эта тропинка к дешевой наркоте, будто продумали и запустили, повели к ней... столько нового всего, в интернет загляни, пихают все кому не лень, и все легально прикинь... - Герман презрительно скривил лицо - ... только наркота эта страшная, гнойная... опять же, в интернете глянь, затошнит... да и "в окно выходят", э-эх... чувствую, дальше будет только хуже... уже трудней обычную ханку брать, всюду порошок... а что за порошок? Как узнаешь? Вдруг это "Чайна уайт" как в твоем случае...
Тимур сидящий на полу уронив голову вниз недовольно сказал:
-А ханка чем лучше? Такая же дрянь... ты говорил ломки не будет... эксперимент...
Хасиков виновато улыбнулся.
-Нет, конечно не лучше, но... из нескольких зол невольно выберешь наименьшее, ведь от ханки не гниют так... ханка это морфин экстрагированный из опия сырца, а он в свою очередь продукт как бы из первых рук, млечный сок снотворного мака, понимаешь, это природа... Да, конечно, в ней нет таких сильных веществ, ну не может быть в природе готового сорокаградусного спирта, или морфина сжатого в гидрохлорид, в кристалл... это люди от жадности так суетнулись, чтобы тонны сжимать в киллограммы, понимаешь, и пихать потом вагонами... в нашем случае - ханка, кустарно приготовленный, вытянутый из опия морфин, "солдатское лекарство", почище будет, поэкологичней ...
-Почему "солдатское"? - спросил не поднимая головы Тимур.
Хасиков, довольный что может опять блеснуть осведомленностью заблестел в первую очередь глазами.
-В первую мировую понадобилось много обезболивающего, людей много участвовало, много раненых... фармацевты обратились к истории, нашли опий, разложили его и вытянули морфий, сильное обезболивающее... да и поднимающее боевой дух средство. Первые солдаты которым начали колоть морфий в госпиталях, подсели на него, но никто не обратил на это внимания... война, суета, не до пехоты короче... а вот медики заметили странную привязанность пациентов к морфию после нескольких уколов, теперь солдаты старались раздобыть морфий и рассказывали о нем другим... без него они впадали в вялую депрессию, с ним воодушевленно требовали вернуть на передовую... Эту странность назвали "солдатской болезнью" а морфий следовательно "солдатским лекарством". Дальше больше, в условиях войны никому не приходило в голову проконтролировать и исследовать неизвестный недуг... - Герман сморщил мину показывая сомнение - ... хотя может и знали, просто молчали... ведь, что делать с выжившим солдатом потом, после войны? Зачем он потом? Легче всего подсадить его на морфий и убрать с глаз долой чтобы не мешал наслаждаться завоеванным миром (завоеванным кстати этим же солдатом) пусть торчит себе пока не сдохнет... с морфием это быстро. Первая мировая была обезболена морфием и кокаином, второй даже больше приветствовался, он давал чувство счастья... представь, С ч а с т ь е! И где? На передовой! Особенно на фронтах первой мировой, хотя... все войны жуткие, чего уж там... Но наши-то, наши! Я как всегда в восторге! Прикинь, сколько свидетельств о безбашенности наших... например "Русская рулетка";"Коктейль Молотова"... так вот, "Окопный коктейль"... знаешь что это? Смесь кокаина с чистым спиртом... русские солдаты забалтывали... "счастливились" перед смертью... Это пехота, а для летчиков и особенно моряков "Балтийский коктейль" - смесь того же спирта и фенамина, убойного стимулятора... фронтовые сто грамм помнишь? Думаешь спирт выгонял под свинцовый дождь? Нет, он был лишь носителем, в его горечи можно было скрыть горечь этих самых порошков. Потом кто-то нашел, доказал, выступил против и препарат быстренько запретили... Но иследовали и появился ряд веществ на основе этих двух прекурсоров - опия и кокаина. Тоже запретили потом, все равно вызывал зависимость... и так до сих пор. Но поиск то продолжался... а в наше время войны уже другие, уровень на порядок выше, теперь наркотики стали оружием, диверсией... Но вот в чем загвоздка, если опиатный наркоман чистоплотный и хоть как-то старается себя беречь, то он живет вопреки логике долго, а если сумеет бросить, то вообще скоро выздоровеет, поправится, то есть, я хочу сказать, у него есть шанс регенерации... это если в случае разумного и в хоть каких-то рамках... но судя по новой наркоте, точнее ее агрессивной мощности, все как-бы специально устроенно, продуманно... это какая-то скорая помощь смерти... эта наркота не оставляет шансов, либо передоз, либо ускоренное гниение и все равно смерть...
Хасиков задавил фильтр в пепельнице, взглянул на экран телевизора, где громко шумело политическое ток-шоу, кисло улыбнулся.
... Хм, все гавкают... Что-то происходит сейчас в мире, такое Тим... не знаю даже как выразить... чувствую, понимаю, а объяснить не могу... Если короче, то травят нас... и удивительно тонко травят, ехидно, нас же самих и обвиняя, мол, тебе же самому жить надоело, вот и получай билет в один конец... Мешаем мы, понимаешь, ресурс напрасно точим. Правильно! На всех уже еды не хватает, а тут еще нас корми. А с нас что толку? Мы только и можем что-то делать теперь не иначе как под дозой. Без нее мы невыгодны даже как рабы. Нас как бы стирают, понимаешь?... - Хасиков смешно интонировал голос под кондуктора - ... господа, следующая конечная, приготовьте шприц...
Тимур поднял голову.
-Может стоп?
-Завязать? - улыбчиво и недоверчиво прищурил глаза Герман.
-Да.
-Уверен?
-Не знаю, сейчас то легко сказать, а вот завтра... - помялся и мрачно улыбнулся только глазами Тимур.
-Ага, прямо с утра... ха-а... - подрассмеялся ему Герман - ... заходи!
Но улыбки одинаково медленно сползли с их лиц, оба посерьезнели, закрыли глаза, словно спрятавшись за шторами от того что заставило посерьезнеть. Тоска. Незаметно и медленно потекли недели пребывания Тимура у Хасикова. Осторожность не позволяла Тимуру высовывать нос на улицу и Герман тянул их обоих. Он устроился на автозаправку, сутки через двое, и каждый третий день Тимур с самого утра и до следующего оставался в квартире один. Тоскливые дни планомерно приближались к его дню рождения. Хасиков к этому времени изменился. Манеры и апломб его остались те же и вроде он остался прежним, но появилось молчание, будто ему неохота как всегда трепать языком. Тимур чувствовал - его тотальное присутствие тяготит Хасикова, напрягает. В один из поздних вечеров они оба после укола смотрели телевизор и Хасиков лениво листая каналы наткнулся на фото Тимура во весь экран и ориентировку на него. Она гласила что Тимур Адамов связан с незаконными бандформированиями, опасен и разыскивается. Хасиков медленно перевел взгляд на Тимура, тот спал сидя прислонившись спиной к стене. Потом задумчиво хмурясь перевел глаза опять на телеэкран, в котором уже вовсю гремела реклама. Он ничего не сказал тогда Тимуру но тот стал чаще замечать что Герман изменился. Это чувствовалось в его немного капризном тоне, в возражении на любую мелочь о которой заводил речь Тимур. В какой-то момент Тимур осознал что является обузой Хасикову, что так не может продолжаться долго и решил съехать. Они ели уныло приготовленный Германом ужин и Тимур осторожно тронул тему.
-Гера, я уеду...
Герман впервые за долгое время заинтересованно поднял глаза.
-Куда?
-Да в ту же Москву...
-Хм... - не нашел что сказать Герман.
-Мне здесь бессмысленно оставаться, сам видишь...
- Тим - Хасиков серьезно насупился и взглянул на руки Тимура - ... что-то не так?
-Что? - спросил на самом деле зная Тимур.
Хасиков как-то застыл, не ел, держа в одной руке наискосок вилку, а в другой хлебный отрезок он смотрел перед Тимуром будто надеясь увидеть там это "что" воочию. Он спросил:
- Ну-у... я имею в виду с моей стороны... все нормально?
-Да конечно Гер, все ништяк - глуховато убедил скорее сам себя Тимур.
-То есть, я не против того чтобы ты оставался Тим...
-Да не парься Гера... - четче и убеждающе сказал Тимур, чувствуя бессмысленность этой обоюдной фальши - ... только одну просьбу брат исполнишь?
Герман машинально спросил:
- Какую?
-Пасспорт то мой дома... а я не могу сейчас там появиться, отец меня... - Тимур усмехнулся - ... расчленит вообще. - Он улыбчиво и виновато попросил:
- Будь другом Гера, сходи к моим и... я не знаю даже, как? Скажи, что я сам не могу придти... не знаю, ранен, сдыхаю, ходить, скажи не может, блин... - отчаянно дернул рукой Тимур - ... бред просто, как же забрать то, чтобы потом за тобой сюда не ломанулись?
Хасиков доел и отправил посуду в раковину сверкая глазами на задумавшегося Тимура.
-Короче, я что-нибудь придумаю братан - сказал Герман после длительного молчания - ...заберем твой пасспорт...
Тимур не ответил погруженный в свои мысли. Но понял что Герману понравилось его решение уехать. Это осознание было неприятно из-за своего, остро резанувшего душу одиночества, вспомнилось как Герман подбивал Тимура съездить в Москву, а теперь... Тимуру было противно. Но деться было некуда, город, где бы Тимур не появился, непременно выдаст его, сердиться на Германа за то что не составил ему в этот раз компанию было бессмысленно и глупо. Он взглянул Герману в глаза и улыбнулся.
-Хотя, зачем он мне теперь, правда?
Герман подулыбнулся ему, вспомнил и опять промолчал, ничего не сказал про тот ночной выпуск о розыске Тимура, только медленно смыл со своего лица эту дружескую улыбку. На его лице проступило глубокое размышление и чаще вскидывались на Тимура его теперь не смешливые и ироничные как раньше, но будто чего-то ожидающие, серьезные глаза. Гнетущее чувство тупика коснулось их обоих и оба понимали что Тимур и с пасспортом теперь далеко не уедет. Герман взглянул на свою пластинку.
-Ну что, одиннадцать уже... вмажемся? - сказал он, доставая из тайника на кухне (за хлебницей) шприц с ханкой и Тимур молча закатал рукав.
Так прошли несколько дней, в течение которых Тимур обдумывал свою поездку. В квартире Хасикова атмосфера уже была не та что раньше, сейчас здесь запахло чем-то опасным и с каждым днем более близким. Герман еле скрывал свою тревогу и за всеми его, уже более капризными и раздражительными "Да ну что ты брата-ан?!"... "Не, не, оставь!" в разговоре и голосе чувствовалось что-то давящее, потрескивающее как до критического предела сжатая пружина, готовая в любой момент стрекательно распрямиться. И дело было не в дурном характере Хасикова, причина его тревоги была понятна, по его же любимой присказке - даже собаке. Тимура ищут, ищут серьезно и если найдут у него дома... Хасиков без единой связи и денег ухнет в тюремную яму вместе с Тимуром (а возможно и вместо него). Ведь, понятное дело, трусливая, мстительная мания Агасиева сейчас не пощадит и букашку, если та окажется замечена на Тимуре. Да и денег нет на себя самого, а делиться едой и наркотиками приходится, на Тимура смотреть жалко. Квартира Германа все более походила на однокомнатный капкан. Оба стали думать и желать чтобы эта ситуация хоть как-то разрешилась и чем скорее тем лучше, и желательно сама по себе. Она скоро разрешилась. Тимур не знает, сама ли по себе? Возможно Хасикова перехватили когда он все таки отважился сходить к Адамовым за пасспортом Тимура. Или же Герман сам аккуратно стукнул куда надо. Он человек удачи, за свою свободу на все пойдет, даже на такой вариант, подленький конечно, но и единственно правильный для изощренного ума этого убежденного одиночки. Утро было самым обычным, на улице звонко чирикали птицы, на лестничной площадке слышались шаги и дверь подъезда хлопала выбивая сон Тимура. Он встал и немного размял руки, поприседал, разминка была рефлексом. Сходил в ванную, умылся, почистил зубы. На кухне навел чаю и только здесь на кухне заметил что Германа нет в квартире, видимо проснулся пораньше и куда-то ушел. Обычное дело. Тимур порылся за хлебницей и достал шприц с ханкой. Кубик, доза которую оставил ему Хасиков дружески разделив на двоих. Укол. "Прихода" хватило на минут пятнадцать и полился ядовитый поток раздражающих мыслей о том, что этой дозы хватит на час и потом опять ждать Хасикова. Что вообще зря сюда явился. Что выхода нет и лучше все-таки было, если бы Тимур умер тогда от передозировки. Безвыходное положение. Как остро он сейчас это чувствовал. Ненужность себя здесь у Хасикова, в городе, и, что особенно болезненно, в собственном доме. Все вокруг него как-то враждебно заострилось, посерьезнело, каждая мелочь, чашка со стертым фото какой-то девушки и отбитой ручкой, тупая, все никак не пробивающая вену игла добрую сотню раз промытая кипяченкой, переполненная, вонючая пепельница... Все вокруг словно смотрело на него с упреком, намекающе, хоть и молча. Немой намек на бег отсюда, бег дальнейший, по лезвию. Он закрыл глаза и прислушался к звукам города за окном. Крики детей бегущих в школу, гул и жужжанье машин, чей-то говор и невыносимо звонкое чириканье птиц. Птицы кричали, истерично, противно, их обрадованная чуть пробитому сквозь тучи солнечному теплу экспрессия казалась глупой и примитивной и Тимур представлял этих птиц с разинутыми ртами и пугливо округленными глазами и раздражался все больше. Его вытравливали отсюда даже звуки, беспощадно хлеща по мозгам этими птичьими воплями. Представилась своя улица, отчий дом, родители на кухне, интересно как они там? Злость на отца сейчас сменилась глубокой печалью, стыдом. Хоть доза и расслабила его сейчас, все же она никак не повлияла на чувства, а из них в Тимуре словно осталось только одно - тоска, его медленный и беспощадный убийца. Она сочилась из его онемевшего в опийной анальгезии тела на стуле перед окном, превратив в каменный памятник самому себе, своим желаниям, амбициям, жизни, и этот ее немой, тяжкий стон отдавал в душе давящим минором. Но вот среди звуков улицы вдруг резко выделился скрип. Этот скрип, характерный для тормозных колодок советских авто, заставил Тимура рефлекторно открыть глаза и всмотреться сквозь занавеску. Среди привычного пейзажа, как раз напротив окна, темнел остановившийся УАЗ. Тимур пригибая голову ниже кромки окна успел разглядеть как за УАЗом мелькнули круглые фуражки полицейских, слева подъехала и остановилась синяя с белыми полосами газель, дверь отъехала и из нее высыпались люди в обтягивающей черной одежде, бронежилетах, касках, каждый держа автомат дулом на окно квартиры Хасикова. Тимур обомлел. Это еще что? В коридоре, за входной дверью послышались осторожные шаги и стихли. Тимур мгновенно все понял, его вычислили и блокировали! Так скоро! Он вспомнил про снайперов и быстро присел на пол, пригнул голову, замер, будто остановился, но через миг вздохнул и сам не зная зачем укоризненно покачал головой, как бы ругая себя за то что натворил. Пересохло во рту от испуга и он глотнув из чайника подполз поближе к двери ванной. Невыносимо громко лязгнуло разбитое стекло и Тимур ожидая худшего мгновенно отреагировал, нырнул в ванную. Боковым зрением он успел заметить как в кухню с улицы влетело что-то серое, похожее на камень с кулак и попало прямо в раковину, а через миг оглушительно и тяжело хлопнуло в ней от чего закрылась дверь в ванную. Будто закрылся капкан. Тимур поднялся на унитаз и выглянул в маленькое окошко, в которое была видна кухня и часть окна. Сейчас стекло было разбито, улица слышалась четко, громко, и, странно, там было тихо, непривычно тихо для суетливого утра, только птицы своими острыми криками словно царапали стекло и басил бьющий по окнам ветер, поднявший занавеску как ладонь дирижер.
-Тимур Адамов! - прозвучал с улицы голос похожий на железный скрежет.
Тимур оглушенный и немного деморализованный взрывом решил что лучше ответить, хоть как-то продлить тот кусочек свободы что оставался у него в бане, иначе забросают, достанут.
- Да! - крикнул он в форточку.
- Проснулся?! - иронично спросил электронный голос.
Тимур хмуро ответил:
-Давно!
-Выходишь? - грозно спросил мегафон.
Тимур задумался. Он понял что Агасиев своего добился. И это было так противно! Невыносимо противно, словно Агасиев поимел на этот раз самого Тимура. И тут какая-то злобная гордость взыграла в нем, заклокотала, выплеснулась в отчаянном:
-Ты бы еще армию вызвал!
-Адамов, это звуковая была пока... петарда, слышишь? - равнодушно воззвал к нему мегафон.
В Тимуре сейчас все перевернулось, от гнева и бессилия подкатило к горлу и закружилась голова. Он вспомнил Лайлу, ее изнасилование, себя до этого события, чемпионаты, Гаевича, мерседес... все пробежало перед его глазами и еще более подкрепило то чувство правды, физически ощутимой правды, стоящей под ним и за спиной горой, континентом, целой планетой. Это чувство было так сладостно и упоительно, что вытеснило остатки опийных грез прочь. Он ни о чем не думал сейчас, просто ждал, ему нечего было сказать миру неожиданно заявившему на него права. Он ждал и прислушавшись различил как кто-то буркнул: - "А ну ка...". Не было слышно что дальше, но Тимур осторожно спустился под форточкой и как раз вовремя, в этот момент в кухне что-то падая стукнулось об пол и грохнул взрыв посильней, Тимуру показалось что по кирпичной стене ударило большим молотом и через форточку в баню задуло облако пыли. В воздухе нависла тяжелая энергия, готовая смять его, он ощутил это физически, после взрыва, как стало понятно, уже боевой гранаты. Сердце его забилось в страхе как дикая птица в клетке, стены ванной задавили ожиданием новой гранаты и сомнением в утлом кирпиче отделяющем его от кухни. С улицы донеслось уже более злобное:
-Адамов! Выходишь или нет?
Тимур поднялся к форточке и осторожно выглянул. В кухне все было в пыли, занавеска болталась от ветра снаружи, сквозь нее виднелись колесо и бампер полицейской газели неподалеку. Никого не видно, все его палачи прячутся сейчас за машинами. Он взглянул на стол с пепельницей и кружкой недопитого чая, газовую плиту, чайник на ней, все было белесым, матовым от пыли, далеким и чужим, он посмотрел в правый угол кухни и в глаза вдруг бросился чернеющий квадрат открытого подпола. У Хасикова есть подпол? - бессознательно мелькнула мысль и он, интуитивно почувствовав тяжелый, блуждающий по стенам оптический прицел смерти, опять быстро спустился на кафельный пол и машинально нагнул голову ниже ванны. Там на улице, равнодушно щелкали секунды ожидания его ответа и будто натягивалась грозная тетива, готовая одним мощным ударом похоронить его здесь. Тимур как-то понял что его ответ и выход не рассматриваются сейчас как конечная цель. Судя по этой молниеносной блокаде его там на улице не особо ждут, как-то само собой угадывалось что его смерть желательней. Тимур понимал что Агасиев не сидел все это время сложа руки. Вот и встреча. Тимур проиграл. Эта мысль жестоко жгла его сердце, злость выворачивала душу наизнанку и так не хотелось сейчас умирать. Умирать вот так, беспомощно, униженно, не отомстив Агасиеву, а, напротив, принимая его ответ как смертельный удар. Тимура сейчас ликвидируют, выметут из этой жизни как глупую букашку. Ужасная злоба подкатила к горлу, гнев заволок сознание, Тимур слушал тишину улицы и представлял сколько сейчас стволов направлены на окно квартиры Германа, сколько равнодушных, но рабочих, пристальных глаз следят сейчас за любым движением в квартире. Кому из них сейчас будет интересно выслушивать что произошло на самом деле? Они работают, денежный вопрос застилает любую правду. Время на жизнь отпущенное ему ради приличия. Он лихорадочно думал как-бы подольше сейчас пожить, злорадно действуя на нервы Агасиеву, стать костью в горле, очень дорого продать свою жизнь. Невзирая на страх боли, поиграть, покуражиться, посходить напоследок с ума. Будет больно? Ничего, он это перетерпит, он перетерпит и этот триумф Агасиева. И тут вдруг четко вспомнился открытый от удара гранаты квадрат на полу кухни. Он скорее всего ведет в подвал, такие бывают под первыми этажами, и видимо у Германа тоже есть свой сектор в нем, просто он туда не спускался и не говорил что есть, все время на люке лежал палас скрывая его. Тимур, зная что бесполезно, все же решил спуститься в него, пусть станет его склепом, пусть хоронят, только как можно яростней, злей, раздраженней. Он хотел подействовать им всем на нервы, как человек которого предательски бросили и он стремится уязвить, как можно больней расцарапать, покарать самолюбие предателя. Он осторожно приоткрыл дверь в ванную и тихо, с колотящимся сердцем выполз в коридор. Перевернулся на спину и прислушавшись замер глядя в потолок. Улица все еще настороженно ожидая молчала, ее далекие звуки долетали до слуха Тимура и были такими равнодушными, действительно далекими и чужими, и он вдруг осознал их тотальную чужеродность, такую ясную, что не верилось, как он раньше не замечал что такой она была всегда. В этих звуках не было чувств к Тимуру, ни любви, дружелюбия, ни даже враждебности. На улице текло только равнодушное продолжение всеобщего бытия, в котором, как оказалось, Тимур не так важен как считал раньше. Он вообще здесь никто! Тимуром больше, Тимуром меньше, какая разница? От этих мыслей лежащий на спине Тимур, впал в странный транс, что-то прохладное как чувство наркотического "прихода" разлилось по телу и освободило его от страха, он ощутил себя в невесомости дозы неожиданно вновь заигравшей в крови. На улице что-то хлопнуло и в кухне, на противоположной окну стене взметнулся фонтанчик пыли, громко шипя обсыпалась штукатурка, и это шипение сразу привело его в себя. Он догадался что его может увидеть снайпер на крыше противоположного дома, мигом перевернулся на живот и пополз. В этот момент начался обстрел. Он полз прижимаясь к полу, к квадратному люку в углу кухни, дергаясь от попадающей на него каменной крошки, остро желая чтобы в него не попало, лишь бы успеть спуститься вниз, там можно прожить дольше. Выстрелы и залетающие пули звучали как удары бича, лепящего по стенам с чудовищными скоростью и мощью. Точно швейная машина ровно кладущая строчку замолкала на несколько секунд словно поправляя нить и заодно прислушиваясь - жив ли еще Тимур? И вновь длинно стрекотала, хаотически, как безумный художник, ложа на стены свой сюрреальный точечный рисунок. Три трассирующие вонзились в стену и причудливо вспыхнув рубиновым треугольником медленно погасли сквозь пыльный туман. Тимур достиг люка и быстро провалился в него, упал на спину и отвернул глаза от теперь ярко белеющего квадрата вверху, свыкая глаза с темнотой. Он оглядел себя, все тело и убедился что не поймал ничего, не задели. Вверху снова грохнуло, из белого квадрата люка в погреб залетел клуб дыма и пыли и стрельба зачастила так, что показалось свинцовая капель затюкала по стенам кухни, уже пробивая их и если бы Тимур остался в ванной, стена с форточкой в которую он выглядывал как раз напротив окна на улицу, его наверняка бы прошило. Глаза привыкли к темноте погреба и Тимур увидел металлическую дверцу, она вела в общий подвал и неожиданно оказалась незапертой. Он осторожно открыл, выглянул, темнота, коридор с такими же маленькими дверцами, вроде бы никого нет. Там вверху ненадолго смолкло, в подвале влажно темнела тишина, Тимур интуитивно чувствовал что в подвале сейчас никого нет кроме него. Неужели они так торопились что не подумали про подвал? Тимур высунулся и, не веря своему счастью, пробежал в коридоре к дальней стене. В ее углу было отверстие для труб, но самих труб не было, можно было протиснуться. Тимур быстро пролез в нее и оказался в другом подвале, то есть в той части дома в которой был уже другой подъезд. Он тихо подкрался к лестнице, поднялся по ней к двери. Она оказалась закрытой, но не на замок, а просто намотанной на петли проволокой. Тимур осторожно отодвинул дверь, возникла щель и он прислушался к ней. На улице приглушенно через две двери, подъездную и в подвал, хлопали и стреляли превращая квартиру Хасикова в дуршлаг. Тимур просунул в щель пальцы и еле разогнул проволоку. Мигом взлетел на несколько этажей вверх и вкопанно остановился. Люк на чердак, на который он сейчас понадеялся, (припомнив опыт побега из центра в Шамиль-Кале) оказался закрыт, но уже не на проволоку, а на большой серебристый замок. Он перевел дыхание и послушал улицу. Казалось бы, ему так неожиданно повезло, только один шаг и он на свободе, можно было укрыться на чердаке, но этот замок все менял, снова возвращал в унылое отчаяние и Тимуру показалось что судьба так издевается над ним. Сначала обнадежила, потом соврала, подставила в самый упоительный момент чуда, ведь сейчас сюда поднимутся, обязательно поднимутся, не найдя его тела среди строительного мусора, в который скорее всего раздробятся стены квартиры. И Тимур впервые в жизни взмолился богу. Раньше он никогда не думал о нем и считал себя скорее атеистом нежели верующим, но то что происходило сейчас Тимур понимал не только разумом. Что-то в нем словно посоветовало обратиться к богу, попросить вызволить из этой ситуации. Сердце его шептало этот совет, и гордыня мрачно сдалась, словно проверяюще пригляделась - поможет ли, есть ли Он вообще? Тимур сел на самую верхнюю ступеньку и стал молиться. Молился он недолго, пока не услышал как внизу хлопнула дверь подъезда и вверх устремился какой-то зловещий шелест. В самый последний момент почти разочарованного убеждения что ему не поможет сейчас даже бог открылась крайняя на площадке дверь и какой-то худощавый, темный бородач лет соракапяти и с темными серьезными глазами,(внешностью он удивительно напомнил Хасикова, словно был его старшим братом) пригласительным жестом поманил Тимура в квартиру. Тимур метнулся и дверь за ним аккуратно тихо щелкнула замком на два поворота.
-Что случилось брат? - спросил бородач, осторожно подойдя к окну и заглянув в приоткрытую щель занавески на улицу, вправо, туда где у подъезда Хасикова стояли машины силовиков и раздавались звуки выстрелов. Тимур прислушавшийся к двери, тихо разулся, повесил куртку и стал на месте глядя в пол. Приходя в себя и переводя дыхание, он не услышал что спросил бородач. На улице вновь застрочил пулемет и Тимур вздрогнул, рефлекторно отошел в глубину комнаты, подальше от окон. Сел на диван и бессознательно уставился в экран телевизора. Кадры какого-то фильма бессвязно пролились в его глаза, герой обнимал героиню, та плакала уткнувшись в его плечо, было видно что они наконец встретились, кадр медленно затухал, шли титры благополучно заканчивая фильм и Тимуру сейчас захотелось разбежаться и нырнуть в этот экран, в этот кадр, в его недостижимо упоительную атмосферу. Он наверное сам бы там расплакался, совсем как эта актриса, в его горле стоял такой ком, столько эмоций сплелись сейчас в этот удушающий клубок. Бородач вошел в зал с любопытством смотря на Тимура и протягивая ему кружку с черным парящим чаем. Тимур напряженно улыбнулся, не зная как выразить свою благодарность.
-Там не из-за тебя суета случайно? - спросил бородач иронично сверкнув глазами.
-Да, по ходу... - Тимур понял что ему можно доверять и покачал головой вспоминая то, что произошло несколько минут назад - ... еле ноги унес!
-А в этом подъезде как... через крышу? - попытался понять хозяин.
-Не, через подвал, там крышку погреба взрывом выворотило, я и утек...
Бородач сильно сощурил в улыбке глаза, их щелочки выразили какую-то искреннюю и солидарную с Тимуром радость, было ясно что бородач совсем не напуган встречей с беглым преступником, не сбит с толку тем, что преступник серьезный, а даже как-то рад тому, что выручил, вроде для него такой случай в порядке вещей.
-Как тебя зовут? - добро спросил он.
-Тимур...
-Юсуф - представился бородач пожимая руку - ... можешь расслабиться брат, у меня все нормально здесь, считай что ты ушел... все нормально... слава всевышнему!
Он посмотрел в сторону окна и добавил как бы объяснив причину своего спасительного по отношению к Тимуру поступка. Чуть позже он признался.
- Они моего брата также завалили... - он грустно посмотрел на мебельную стенку, на фото молодого человека (такого же бородатого) засунутое между ее стеклянных дверц - ... давно уже, так что... - Юсуф дружелюбно посмотрел на Тимура - ... ты у своих брат, божьей волей, ничего не бойся...
Тимур немного расслабился глядя на фото. Странно, во всей этой кутерьме, обреченный сгинуть в ней Тимур все же наткнулся на неожиданного союзника, так круто изменившего ход, казалось бы, безвыходной, обреченной пьесы. Вспоминая как недавно лепило по стенам над его головой его передергивало и торс напрягался в лихорадочных спазмах страха, реакция словно проявилась только теперь, именно когда стало можно перевести дух. Под обстрелом же Тимур был как замороженный, как марионетка которой движет чей-то чужой инстинкт. Он проделал короткий бросок из ванной в подвал всего лишь через несколько квадратов кухни, чувствуя себя как во сне и в замедленном времени. Сейчас же его стала бить внутренняя лихорадка, будто отрабатывая накопленный адреналин, только сейчас. Юсуф опять сощурил щелочки веселых глаз.
-А я фильм смотрел, слышу затарахтело на улице, сразу понял, мочат кого-то. Просто случайно глянул в глазок, а там ты, смотрю, на лестнице застыл... как-то понял что помочь надо тебе, как будто в душе что-то сказало, открой этому брату, он с истиной... ты представляешь? Как будто сказало мне что-то в душе насчет тебя... - говорил Юсуф удивленно подняв брови и сверкая глазами. Он словно вдохновился от своего ощущения и если бы Тимур не забыл в стрессе про то как молился сидя на лестнице, то его это странное совпадение наверняка бы поразило больше чем недавняя внезапная блокада. Но Тимур пока не обратил на это внимания, сейчас его заинтересовало как на него вышли если он все время был у Германа, никуда не выходя, неужели Герман предал его? Юсуф попросил рассказать и Тимур вкратце поведал ему свою историю не задевая своей наркомании, истории с Лайлой и настоящих имен. Юсуф молча выслушал, немного обдумал и хмуро предположил:
-Твоего друга скорее всего у твоей хаты поймали, по любому там наблюдение было, а он за пасспортом твоим зашел... Зря! Там его и взяли, обшмонали, может пасспорт твой нашли, поняли что ты у него... Но вот что интересно - Юсуф задумчиво пригладил бороду - если они подвал не проконтролировали, то значит... это твой друг им не сказал... иначе тебя бы там встретили, это же силовики, а они редко ошибаются... он не сдавал тебя брат... только зря к твоим пошел... наверно испугался что ты у него надолго зависнешь, поскорее сбагрить хотел... хотя, молодец, сообразил в последний момент, шанс тебе оставил, хвала всевышнему...
Тимур допустил что скорее всего действительно так и было, но легче от этого не стало. Доза давно прекратила свое действие, начиналась ломка и в голове неприятно и тревожно сигналила мысль о том что у него ничего нет и не предвидится, не просить же Юсуфа раздобыть ему "лекарство". Когда Тимур мылся в бане Юсуфа, он слышал далекую пальбу даже сквозь шум душевой воды, прислушивался и смотрел как течет по ванне к стоку серая грязь известки с его головы. Другая баня, ванна, полотенца, кафель, все было уютным, спокойным, ничего не знающим о той бане в которой он только что чуть не оказался погребен. Юсуф накормил своего гостя, постелил себе на полу, а Тимуру на единственном диване в комнате. Уже была глубокая ночь, оба не спали, сидели при свете телевизора, слушали как на улице все звучали выстрелы и гулко ухали взрывы.
-Что стреляют то? Там же нет никого... - удивленно спросил уже мучимый ломкой Тимур.
-Бабки... - глянув на окно и подумав ответил Юсуф - ... часы настреливают.
Тимур так и не уснул в эту ночь. К утру на улице стихло, растворилась огромная толпа местных окруживших район, полицейские тоже исчезли, но Тимур догадывался, они просто сейчас не видны. Они сейчас рыщут в простреленной, словно вывернутой наизнанку комнате, в ванной, в кухне... нашли тот люк, спустились в подвал и обнаружили лазейку через которую ушел Тимур. Сейчас ходят по лестнице, по этажам, записывают что-то, спрашивают у открывших дверь и вышедших на площадку любопытных соседей. Тимур слышал за дверью эту возню и благодарил судьбу за эту дверь и сощуренную хитрую улыбочку хозяина не открывающего на громкий, требовательный в нее стук. Вечером Юсуф кому-то позвонил, коротко поговорил и надолго ушел, оставив Тимура в своей квартире одного, заставив мучительно ожидать, сомневаться в счастливом исходе, вдруг Юсуф вернется с полицейскими. Но его тревога была напрасной. Юсуф вернулся со своей привычной, хитрой, но все же обнадеживающей ухмылкой и сказал:
-Все нормально брат, хвала всевышнему, я тебе помогу... договорился сейчас с людьми... они тоже свои, не волнуйся брат... - он суетливо потер руки, азартно, как-то особенно радостно, будто помогая Тимуру помогал себе самому - ...ты Тимур пока здесь перекантуешься, пару дней еще... кто знает... - Юсуф нахмуренно взглянул в щель занавески - ...может они еще здесь, наблюдают, не будем спешить, ты же... - он улыбчиво взглянул на воодушевленного Тимура - ... не спешишь?
Тимур кисло улыбнулся и ничего не ответил. Да, кладбище не место куда стоит спешить. А ведь ему открывалась дорожка только туда. Через три дня приехали двое. Такие же темные, бородатые, худощавые, со странно сияющими глазами, так же умилительно ласковыми как и глаза Юсуфа, и такой же едва заметной веселой хитринкой в них, они все казались братьями. Завернув Тимура в ковер они вынесли его, уложили в машину и увезли из города. Пока ехали, никто и не заметил как ему, завернутому в ковер, в муках ломки стало плохо от удушья и он два раза терял сознание. Когда приходил в себя, то видел вокруг давящий туннель с запахом дизельной гари, кружок в его дальнем конце и ржавый угол кузова видный в этот кружок. Он не знал куда его увозили, трясло и качало так сильно что он думал как бы не умереть теперь так глупо, удачно выбравшись недавно из смертельного капкана. Когда несколько мучительных часов пути закончились и ковер развернули Тимур увидел над собой вечернее небо, горы вокруг и несколько вооруженных бородачей. Один из них поправляя ремень автомата на плече сказал:
-Салам алейкум, брат...
Тимур тоже поздоровался со всеми, (все как бы родственно приобняли его) представился и они пошли в чащобу.
Он провел в горах год. Первые пару недель ломался, делая вид что болеет. От этого, этой вынужденной игры было гадко, да и от всего вокруг было гадко и болезненно и ныли тревожные мысли - что если эти люди разгадают настоящую причину его нездоровья? Что если кто-то из них узнает пробивая по нему информацию? Как отнесутся они к нему в таком случае? Кто-то настойчиво советовал ему молиться, и все очень удивились, видно было что неприятно для себя удивились что Тимур не знает ни одной из молитв. Его тут же научили и убедили делать это почаще, болезнь скоро отойдет. Тимуру, прикованному к влажному матрасу в сырой землянке ничего больше не оставалось как учить в первые месяцы молитвы и ритуал намаза и понемногу становиться верующим как и все вокруг кто его приютил. День за днем, неделя за неделей он даже не заметил как действительно скоро поправился, ожил, стал выходить и прогуливаться в лесу и как тогда в первом реабцентре после прихода в себя он ощутил сейчас крайнюю ясность своего положения. Он в горах, у незнакомых людей, и жив благодаря их помощи. Останься он в городе его бы рано или поздно нашли и наверняка застрелили бы, судя по такой агрессивной операции, ведь его не особо упрашивали, Агасиеву он требовался мертвым. Здесь же Агасиев забывался. Особенно когда Тимур молился. Молитвы успокаивали его. Постоянные разговоры о мироздании созданном всевышним только для того чтобы все ему поклонялись, бесконечное поклонение и слова о нем, каждое действие, поступок, решение или же намерение что либо совершить не иначе как с помощью всевышнего и его благоволения, только через мысль о нем, лишь с его поводка. И Тимур тоже нацепил себя на этот поводок. Через полгода он стал уже другим. И прежним, как раньше, стал заниматься там в горах, забавляя остальных своими красивыми трюками с сальто, или же идеальным шпагатом, вызывая мужские одобрение и уважение. И вместе с тем он стал каким-то новым, в нем появилось что-то такое чего не было раньше, какая-то странная простота, открытость, даже кротость. Тимур не замечал этого, он наслаждался атмосферой места откуда его не гонят, более того он здесь нужен, и за него, если понадобится здесь все станут горой, это чувствовалось в глазах и вообще в поведении этих людей с оружием в руках ревностно хранящих свои идеалы. Идеалы были настоящими, грозными, теми за которые эти люди стремились умереть так, как стремились бы выжить все остальные. Все остальные здесь были чужаки, а чужаки всегда противники, от них и охранялись эти идеалы. Охранялись изредка нападая отсюда, из этого глухого места в горном лесу, из этих землянок и палаток среди труднопроходимой и укрытой сверху чащобы. Тимур был здесь своим, у костра, в кругу новых друзей, своих названных братьев, держа над пламенем выструганный деревянный шомпол на котором тонкой змеей обвилось и выпекалось тесто, увлеченно рассуждая со всеми о божественном. Презрительно отзываясь о земном. В этом упоительном горно-лесном угаре пролетели лето и половина осени, подступала зима и Тимур уже настолько отрешился от себя прежнего, что когда ему предоставилась возможность уехать за границу, вступить там в ряды своих братьев и погибнуть помогая в их борьбе, он выбрал остаться здесь и принести такую же пользу у себя на родине. Его прошлое не погасло, оно тлело памятью под этим новым захватившим его огнем. Этот огонь словно прислушивался к памяти, все время, почти весь год, когда Тимур оставался наедине с самим собой. Этот огонь пылал языками мести. Тогда его улыбчивые, (умиротворенно сияющие как у всех здесь) глаза серьезнели, лицо искажала гримаса боли и отчаяния, незнания того что дальше, скоро ему конец, смерть теперь не отстает, словно повсюду ее реклама, напоминает о себе, следует по пятам, заставляет думать о себе. И тут рефлекторно приходит на ум молитва, он тихо бормочет ее и его глаза понемногу начинают улыбаться и сиять снова. Смерть? Подумаешь! Оболочка дрыгнет ногами раз, другой, застынет и сгниет, главное быть чистым перед всевышним, суметь оправдаться перед ним на страшном допросе. А Тимуру есть за что перед Ним краснеть. А здесь на земле он может только оказаться полезен своей смертью, заплатить ею за ту правду которую несут его новые братья. Он улыбался размышляя и пытаясь придать своей смерти счастливые черты. Молитва здорово помогала при этом. Он не ужасался земной смерти, потому что теперь, после длительного общения с братьями, знал, что есть еще одна смерть, вторая, и она ужасней первой. Это был короб чудовищной правды под который Тимур подставил и свое плечо. После некоторого размышления и убеждения в своей правоте, Тимур заявил о своем решении уйти. Но не за границу, а вообще из этой жизни. Он решился на самоподрыв. Только с единственным условием, скорее просьбой, совершить его в своем городе. В глазах лидера к которому Тимур тихо обратился по поводу своего решения и просьбы, он заметил полное одобрение, даже торжество от того, что Тимур наконец выбрал и готов послужить ради общего дела. Лидер значимо погладил бороду и сказал что все устроит, нужно немного подождать. Ожидание длилось недолго. Его опять тайно переправили туда откуда привезли год назад и поселили на окраине, в обшарпанной квартире старого дома под снос. Неделю он жил там, не включая ничего из техники, чтобы не слышать массмедиа, только молился день и ночь. Каждый день заезжали двое незнакомых, судя по бороде и сверкающим глазам, братьев, помогающих в этом деле. Они не представились, но привезли еду и напитки. Молчащие и словно виновато улыбающиеся одними глазами они заговорили с ним в самый последний день перед выходом. Один, нос которого был тонок, ноздри хищно острились и впечатление было такое что нос это стрелка указывающая на рот, вынул из большой спортивной сумки синюю полицейскую форму, расгладил ее, достал фуражку, протянул Тимуру.
-Примерь брат... надеюсь по размеру... хотя... - он взглянул на часы - ... я успею поменять...
Тимур оделся в форму и взглянул на себя в зеркало. Форма ему шла. Это было странно и он как зачаровался глядя на себя нового и непривычного. Мысль о завтра ожгла его холодным огнем страха и сняв пришедшийся ему в пору костюм он снова стал молиться. Второй аккуратно уложил какую-то сумку в прикроватный угол. Тимур понял что это за сумка, точнее внутри нее - его близкая смерть. В бессоннице, в огромном напряжении и спасительных, отгоняющих навязчивый страх молитвах Тимур провел свою последнюю ночь в этой далекой квартире за городом. На улице лаяли собаки, какая-то близкая под окном и много других в разных точках района, собаки будто переговаривались между собой и этот возникающий в разных местах воющий лай рисовал в его голове весь город, его родной район, и он внезапно замолкал, прекращал молитву, широко, словно жадно открытыми глазами вглядывался в незнакомую темную даль, вспоминал Лайлу, Хасикова, спорт-зал... Все что было когда-то, звало его, просило одуматься, бросить все это, бежать! И радостно отзывалось его сердце на этот зов, но... куда? Где он теперь найдет приют? И оставался только один выход, завтрашний, конечный... и вновь звучала молитва в его воспаленной голове и он сам себе казался уже стоящим на другом берегу, к прежнему себе не вернуться, между берегами пропасть. Тимуру хотелось чтобы эта ночь не кончалась, но беспощадно наступило утро, серое, неприветливое, оно бледным привидением поднялось в окнах, зачирикали птицы, загудели первые машины, ожил дом, за стеной захлопали двери, послышались голоса. Все это стало давить сильней. Звон ложек размешивающих сахар в чьем-то утреннем чае, повышенные тона, кто-то уже с утра скандалит, весело шумящая вода по трубам звали его к себе, тянули простой мыслью о жизни. Голова была тяжелой, в ней гудел сумбур, мысленная борьба, борьба между нравственной идеей и инстинктом, борьба жуткая, мучительная, способная уже от этой давильни в голове свести в могилу раньше времени. Вот, наконец, пришли те двое и хоть немного скрасили его одиночество. Один в спальне, на кровати, быстро собрал адский пояс, другой помог надеть его и скрыть под полицейской формой. Когда ему объяснили что надо звонить чтобы взорваться Тимура опять стала бить внутри мелкая дрожь. Он пробовал молиться, но сегодня молитва помогала как-то слабо. Особенно не выходил из головы ложечный звон. Когда от подъезда шли к авто, на глаза ему попался черный щенок игриво кусающий размотанный клубок магнитной ленты, глаза щенка на миг поднялись на проходящих и снова опустились и это поразило Тимура, полоснуло острой тоской, черными блестящими глазами этого щенка словно посмотрел на него сейчас весь мир, с мимолетным любопытством и таким же мгновенным равнодушием. Проходя от подъезда до авто он успел почуять женские духи, табачный аромат, бензиновую гарь, давно не ощущаемые запахи сейчас заострились и волновали, возбуждали страх, он брал начало от этих деталей напоминающих об обычном мире из которого предстояло убраться с помощью адской катапульты. Визжащие покрышки и сигналы на оживленной дороге, словно зная что в последний раз, как отчаянно кричали, пытаясь его образумить и вонзались в мозг. Умирать конечно же не хотелось. Логика пыталась чем-то объяснить, оправдать, романтизировать свою смерть. Его наверняка вспомнят, расскажут, поставят в пример. Но все побеждала мысль о мести. Лишь бы там куда Тимур сейчас направился был Агасиев. Тимур уцепился за эту мысль, воодушевился, прогнал ею страх и думал, смаковал ее всю дорогу. И все равно сквозь это мрачное вдохновение звенела чайная ложка, и вспоминаемый, будто хрустальный звон в голове вводил внутренний диалог Тимура в ступор и он бессознательно, отрешенно смотрел на дорогу и улицы. Понимая что видит все это в последний раз он грустно вспоминал как когда-то завтракал у себя на кухне и мать обязательно спрашивала потом наелся ли он. Он тосковал. Вот приехали. Он задел фуражкой верх дверцы выбираясь из машины, поправил ее, надел широкие солнцезащитные очки, в кармане нащупал телефон, глубоко вздохнул и с чувством выброшенного из лодки (машина тут же умчалась) направился к кафетерию возле здания МВД. Никто не обратил внимания на неизвестного полисмена. Тимур вошел и сразу окинул глазами зал в поиске Агасиева. Его не было. Хоть бы "еще", а не "уже" -подумал Тимур и сел засвободный столик. Высидел полчаса пока кафетерий не заполнился. Все было как во сне. И вот, вслед за двумя в дверь вошел Агасиев. При виде его все сжалось в Тимуре в громадный кулак с побелевшими костяшками. Страх улетучился уступив место в душе противному чувству при виде того как Агасиев вальяжно здоровался с кем-то, как спесиво улыбался не слушая что ему говорят, его фирменный надменный отворот морды в сторону, как бы не хотя даже дослушивать, он был в своем репертуаре. Заказав что-то у стойки Агасиев сел за свободный столик рядом со столиком Тимура. Тимур остался неузнан Агасиевым, хоть тот и глянул на него, мигом, равнодушно, как обычно на чужака. Тимур сжал в ладони мобильный и подсел за столик к Агасиеву. Агасиев удивленно уставился на него. Тимур не снял очков, но глаза Агасиева будто узнали его лицо, но пока сомневались.
-Салам! - глухо сказал Тимур.
-Алейкум - смущенно улыбнувшись ответил Агасиев, глаза его все вспоминали знакомые черты незнакомца в очках и форме.
-Тебе тут смс пришло - сказал и взглянул на мобильный в своей руке Тимур.
-Мне... От кого? - машинально нахмурился Агасиев.
-От Лайлы Иллаевой. - спокойно и тихо пояснил Тимур.
-Какой Лайлы?- еще более удивился Агасиев.
Тимур холодно блеснул клыком.
-Что, не помнишь уже?
-Честно говоря нет... а кто ты? - пригляделся к Тимуру его враг.
-Тимур Адамов! - громко сказал Тимур и за ближайшими столиками стихли, прислушиваясь к возрастающим тонам их диалога. Тимур чувствуя это боковым зрением решил покуражиться над Агасиевым. Он снял очки и Агасиев удивленно выдохнул:
-Ты-ы?
-Да! Известие тебе принес... гнида!
-К-какое? - напряженно произнес Агасиев, начавший радоваться такому появлению Тимура, видимо решив, что Тимур пришел сюда с повинной.
-Такое! - громко сказал Тимур и раскрыл полы бушлата, отвернул вверх рубашку и оттуда зловеще блеснул желтый скотч. Агасиев медленно поднялся будто понимание распрямляло его и опять сел под тяжелой рукой Тимура.
-Сидеть, падаль!
Весь кафетерий притих наблюдая за странной парой. И тут Тимуру пришла в голову мысль правильно использовать свой выход, уничтожить Агасиева не только взрывом, но и оставить ему памятник, обелиск его гнилостной деятельности как оборотня, среди своих. Своих? Тимур взглянул на присутствующих и мысль о том, что они не при чем окончательно взяла в нем верх. Он увидел в руках одного из полицейских смартфон и понял что делать. Он сразу обратился к нему.
-Включи камеру... включи, включи... Агасиев признание хочет сделать...
Агасиев с бледным лицом, вникая в этот неожиданный удар, осмысливая происходящее, обмяк на стуле и не отрывал глаз от небрежной щели в рубашке Тимура из которой что-то поблескивало. Полицейский со смартфоном еще не заметивший пояса нерешительно включил камеру и навел на Тимура. Ему стало интересно снимать и так, без его просьбы, ведь интересно, какой-то сумасшедший, неадекватно себя ведет, возможно выпивший... сам же просит, для ю-туба пойдет...
-Снимай - сказал Тимур и показал на камеру свой пояс. Теперь обомлели те ближние кто это увидел, медленно понимая ситуацию они неотрывно смотрели на торс Тимура, вид желтого скотча и проводков парализовал их и глядя на их посерьезневшие лица замолчали остальные. Тимур невозмутимо указал кому-то за стойкой на дверь.
-Закрой...
Дождался пока щелкнет замок и продолжил ровным четким голосом.
- ... теперь все послушайте меня... на мне бомба, мобильный это детонатор, любое движение и я нажму на кнопку...
Тимур помолчал, убедился глядя на лица что слышат и понимают все. Все теперь слушали его очень внимательно. Он продолжил.
- ... я пришел сюда за своей правдой... - он указал на белого как мел Агасиева - он сейчас все расскажет... давай... - подтолкнул Агасиева жестом Тимур.
-Что? - искренно не понял Агасиев.
-Рассказывай.
-Про что?
-Про изнасилование...
-Чье? - медлил Агасиев сам не зная зачем пытаясь удержать время.
-Лайлы... невесты моей... Марат, я ведь пришел не за видео, а за тобой конкретно... не хочешь говорить, я нажимаю...
-Подожди, подожди Тим... пожалуйста, давай поговорим... - заспешил Агасиев.
-Так мы это и делаем, я сказал, теперь ты... -спокойно сказал Тимур.
Агасиев, как пойманный в ловушку звереныш, озирался в поисках помощи. Он заметил в некоторых глазах некое черное злорадное согласие с Тимуром. Его здесь знали и может быть даже не удивились что Агасиев своими бесконечными выходками кого-то так вывел из себя. Кто-то из этих полицейских осторожно сказал:
-Тимур... тебя Тимур зовут? Тимур, подожди, не делай, не бери грех на душу, давай поговорим...
Тимур озлобленно повернулся к тому.
-А я жду, пусть он говорит... он знает... Марат, ты живешь ровно столько, сколько продлится твой рассказ... а вы... вы все! - Тимур обвел всех взглядом победителя - ... будете знать, из-за кого умрете...
-Да постой, брат... постой! - раздались встревоженные голоса, но Тимур многозначительно поднял руку с телефоном вверх заставив их замолчать и перевел уничтожающий взгляд на Агасиева. Тот наконец стал быстро говорить, признаваться, оправдываться, валить все на Нэвсова.
-Тим... это он, это он придумал, я сам не очень хотел, отвечаю, б-братан, ну так получилось... - не зная как спастись шептал Марат под тяжестью глаз всех кто стал на него смотреть после этого признания с презрительной досадой.
-Снял? - спросил Тимур у полицейского с камерой, тот кивнул и Тимур убеждаясь что видео сохранено, заставил показать его. В напряженной тишине кафетерия резким шепотом всхлипнули оправдывания Агасиева из смартфона.
-Теперь иди - сказал Тимур этому полицейскому. Тот нерешительно отправился к входной двери, а Тимур обведя глазами всех почувствовав ликование, восторг, великодушие от своего триумфа, сказал:
-И вы все... уходите!
Те кто сидели за столиками ближе всех к Тимуру, не заставили повторять и тут же двинулись к выходу, за ними медленно потянулись остальные.
-Брат, послушай... может все-таки через закон? - неуверенно спросил какой-то худой полицейский проходя мимо и кивая на Агасиева - он же теперь понесет наказание, но зачем самому то тебе взрываться?
-Я сказал уходите! Все... кроме Агасиева! - злобно рявкнул Тимур не веря ни в какой закон и справедливость, сейчас он взял эти функции на себя и ему нравилось, это было последней радостью в его жизни - уходите, пока у меня настроение хорошее...
Все исчезли в двери на улицу и через три минуты в кафетерии стало тихо и пусто, только дождь барабанил по стеклам. Агасиев сидел за столом в полуобморочном состоянии и пытался достучаться до Тимура.
-Тим, пожалуйста, не надо, я тебя прошу, брат... я напишу признательное... давай через закон, пожалуйста... - уцепился Агасиев.
-Не брат ты мне, падаль... - скривился в презрении и злобно прошипел Тимур - когда меня в квартире блокировал, что, радовался, правда? А сейчас песни поешь про закон? Как тебе верить, если этот закон представляешь ты, оборотень? Сколько вы людей так "наказали"... прикрываясь законом? А? Ну, сколько? - дружелюбно и едко осклабился Тимур вглядевшись Агасиеву в лицо, наслаждаясь его обвисшей мимикой и своим последним триумфом. На улице, за залитыми дождем стеклами чувствовалась суета, остро ощущалось окружающее кафетерий невидимое пока, но возрастающее давление. Тимур понял что лучше не медлить, иначе могут заблокировать радиоволны раньше чем он нажмет на вызов.
-Ну, все Агасиев... поехали.
Агасиев увидел как Тимур яростно жмет кнопку в мобильном и пронзительно по бабьи завизжал выставив вперед руки.
-Подожди-и-и!