Радуга

Елена Самсонова
Заканчивалось счастливое, полное событиями лето – и Надю везли в другой дом, во Мгу, на улицу Болотную. Там она жила с родителями, точнее, больше всего с мамой, потому что папа был часто «в море».

Надя тоже очень любила этот большой деревянный дом на десять квартир и знала всех наперечет его жителей. Правда, они почему-то называли его некрасивым словом «барак»…

Барак стоял в нескольких десятков метрах от железной дороги, которая жила своей сосредоточенной, важной и шумной жизнью, где тетеньки что-то торопливо передавали по громкоговорителю и эхо от их голоса еще долго витало в воздухе, где поезда мчались со скоростью света по сверкающим на солнце рельсам, а высовывающиеся из кабины машинисты громко сигналили, пролетая мимо Нади с мамой, которые ждали, когда поезд пройдет, чтобы дойти до магазина.

Надя вдыхала знакомый запах топлива и быстро считала мелькающие мимо вагоны: «…Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…». Где-то на восемнадцатом вагоне Надя сбивалась, и мама, крепко держащая ее за руку, говорила: «Не верти головой, закружишься и упадешь под колеса поезда!»

Зато Надя могла за несколько километров отличить по звуку прибывающую электричку от других поездов и очень удивлялась, когда стоящие на платформе взрослые тети и дяди, заслышав шум, торопливо бросались собирать свои вещи. «Куда они торопятся-то?» – думала она. – «Это же товорняк с бензином из Киришей идет»…

Еще Надю из деревни ждал верный ее друг. Когда он вставал на задние лапы, то был  аккурат ростом с Надю. Звали его Тобиком и жил он вольно, без цепи, в будке, рядом с железнодорожной мастерской и напротив Надиных окон на втором этаже. Тобик был в курсе всех Надиных секретов и вместе с ней участвовал во всех ее приключениях (если бы только мама знала!): то они подглядывали за мастером, который чинил старые шпалы, то лазали по старой трубе, проложенной вдоль болота, то прыгали «на спор» с мальчишками со старого сарая на рыжий сырой песок… Всего и не вспомнишь! Да они и так любили просто сидеть рядом с будкой, и Надя рассказывала ему, как прошел сегодня день, читала стихи, пела песни, а Тобик внимательно ее слушал, а потом, сладко зевнув, ласково лизал Надину щеку…
Как-то после сильного дождя Надя высунулась в окно и встрепенулась… Если протянуть сейчас руку – то можно было потрогать огромную, переливающуюся всевозможными цветами радугу. Она потянулась к ней, и Тобик, категорически не любивший воды и поэтому не решавшийся выходить на улицу, звонко тявкнул из будки, завидев свою подругу.

Надя стремительно скатилась вниз во двор, где уже высыпали ребята в резиновых сапогах. Они весело шлепали по лужам, нарочно брызгая друг друга.

- Побежали к радуге? - предложила Надя с расширенными от восторга глазами.
- Вот дура, - сказала Алена. – До радуги нельзя добежать!
Алена была коренастой девочкой с черными, как смоль, волосами, туго заплетенными в косички. Она дружила только с мальчишками и презирала Надю, считая ее плаксой и глупой «маменькиной дочкой».
- Сама дура, - огрызнулась Надя.
Восторженное настроение моментально исчезло и от обиды у Нади задрожали губы. Теперь она точно решила бежать к радуге.
– Кто со мной?

Маленький толстый Лешка захотел потрогать радугу. Надя взяла Лешку за руку и они побежали.

- Тобик, ко мне! - поманила Алена бросившуюся было за ребятами собаку.
- Тобик, ко мне! – яростно топнула ногой Надя.

Тобик, подумав немного, посеменил навстречу к Наде.
Ребята бежали по дороге, прыгая прямо в теплые лужи, и мечтая, что они сейчас добегут до радуги и с ними случится что-то необыкновенное, что точно - они не знали, но обязательно что-то случится…

- Вон она, вон! – задыхаясь от счастья, кричала Надя. – Посмотри, какая она красивая! Она уже совсем близко!

- Да, близко, - повторял за Надей пыхтящий Лешка.

…Дома уже давно закончились и дети бежали по болотистому полю напрямую к железобетонному заводу. Если обогнуть завод, то за поворотом, наконец, будет точно стоять радуга!

- Ну, еще немножко, - уговаривала Надя Лешку.
- Я уже устал бежать. Я хочу домой, - заканючил Лешка.

Отказался дальше бежать и Тобик. Он выбрал место посуше, лег на кочку и положил огромную голову на передние лапы.

Надя оглянулась вокруг. Внезапно все стемнело, поднялся ветер и совсем рядом прогремели первые угрожающие раскаты грома. Стараясь не показывать в голосе охватившего ее жуткого страха, Надя скомандовала: «Тобик, домой!»
Тобик послушно встал и заковылял обратно к дому…

Надя стоит в углу, вытирая слезы, катившиеся крупными каплями по грязным щекам. Ее наказали за то, что она в грозу далеко убежала от дома вместе с чужим маленьким мальчиком, а взрослые бегали в округе и кричали их, и только дядя Коля первым увидел бегущего Тобика, а за ним – запыхавшихся детей.

Сквозь слезы вещи в комнате принимали диковинно вытянутые очертания, и телевизор на черных тоненьких ножках вдруг выгнулся и сочуствующе закивал Наде своим серым экраном.

Надя вспомнила, как однажды она увидела в нем одну молодую женщину с кучерявыми каштановыми волосами, которая пела грустную песню под названием «Старинные часы». Сейчас Надя моментально почувствовала с ней солидарность. «Конечно, она тоже что-нибудь сделала, что не понравилось взрослым, и они наказали ее, заперев в холодную кладовку, как у нас в деревне, а там висели огромные, старые, все в паутине часы с черными и острыми стрелками. Вот оттого эта женщина так взволнованно и поет, вспоминая, как ей было страшно в этой кладовке…».

И тут Надя дала себе слово, что когда-нибудь обязательно добежит до радуги и больше никого с собой брать не будет. Только Тобика.