- Со следующего месяца????? – я так неожиданно громко закричала в трубку, что сама чуть не задохнулась от собственных эмоций.
- Да, я вынуждена поднять арендную плату, - сухо ответила собеседница на другом конце. – Я и так слишком долго сдавала вам комнату по самой низкой в районе цене. Вы всё равно не найдёте более выгодной платы. Мало того, я настаиваю на том, чтобы вы дали мне решение о дальнейшей аренде в течение двух суток. В противном случае, я буду просить вас об освобождении жилплощади. Не думайте, что я не смогу найти других квартирантов.
- Нина Семёновна, ну как же так? – голос мой дрожал от отчаяния, а телефон готов был выскользнуть из вспотевшей ладони. - Вы же прекрасно знаете, какая у меня ситуация… Я просто не смогу столько платить.
- Настя, - хозяйка медленно вздохнула, - я всегда шла вам на встречу… Но, поймите, у меня тоже бывают проблемы, и решать чужие мне надоело. С октября я повышаю плату, и это моё последнее слово. Послезавтра я вам позвоню узнать о решении… У вас два дня.
Нина Семёновна нажала отбой, не попрощавшись, а я ещё долго стояла, прижав трубку к уху и слушая череду коротких писклявых гудков. Моё сердце надрывно стучало, образуя совместно с телефонными гудками уродливую какофонию. Глаза щипало.
Когда я плакала в последний раз? Мне казалось, что это было невероятно давно… Казалось, что в жизни уже не может случиться чего-то более страшного, чем было, и уже ничто не заставит меня пролить слёзы. Их просто не должно было остаться в моём организме – тогда я выплакала их полностью. Но я ошибалась. Мокрая пелена застилала глаза, искажая пространство вокруг меня. Убогое тёмное пространство, от вида которого самый отъявленный оптимист усомнился бы в яркости бытия. Пространство, которое со следующего месяца я не смогу оплачивать.
Нажав отбой, я опустилась на пол по стене и закрыла глаза. Из-под ресниц прорвались первые капли, и стоило мне ощутить их лёгкие движения по щекам, остановиться я уже не смогла. Оставалось лишь глушить беспомощные всхлипывания, уткнувшись в сгиб локтя.
За стеной, на которую я облокачивалась, что-то грохнулось с такой силой, что я спиной ощутила вибрацию, вздрогнув от неожиданности. Снова буянят соседи. За два с лишним года я так и не смогла привыкнуть к этим звукам: пьяной брани, упавшей мебели, громкой отвязной речи. Стены старого деревянного дома были настолько тонкими, что каждый раз я ощущала себя невольной участницей всего происходящего. И как бы я не старалась отгородиться от местного окружения, возвращаясь почти на цыпочках, часто не включая свет вечерами, имитируя своё отсутствие, полностью уйти от этого кошмара было невозможно. Иногда мне казалось, что окружающая грязь, моральная и физическая, поглощает меня. Казалось, что люди, в транспорте, в университете, в магазинах, словно знают, откуда я. Знают, что вечерами я сижу, вжавшись в старую кровать, слушая пьяные вопли вокруг и ощущая постоянный запах алкоголя, грязи и табачного дыма. И как бы часто я не старалась стирать свою одежду, он всё равно пропитывал собою ткань, постоянно напоминая мне, кто я. Но самое страшное, что вскоре и этот «райский уголок» будет мне недоступен.
Как бы я не злилась, хозяйка была права, снимать жильё дешевле, чем это, просто нельзя. Никто ведь не виноват в том, что у меня нет денег. Никто не виноват, что в шестнадцать я осталась на улице и была вынуждена выживать. Никто не обязан мне помогать. Я выбрала этот путь сама, и теперь только мне идти по нему, преодолевая колдобины и бездорожье. Именно этим я и занималась последние несколько лет – преодолевала.
Когда я разомкнула опухшие и саднящие веки, было уже темно. За окном клонились от порывов ветра деревья, и тени от их безумной «пляски» прыгали передо мной на старом обшарканном полу, напоминая мне веселье моих вечно пьяных соседей. Я лежала и пыталась найти те статьи расходов в моём «бюджете», которые можно было бы ещё хоть чуть-чуть урезать. Но таковых просто уже не осталось. Мой гардероб не пополнялся с незапамятных времён. К моему питанию даже слово «скромное» было бы неправильно применять. А плата за обучение в Университете сокращению не подлежала. Я боялась этого дня, словно предчувствуя, что рано или поздно передо мною встанет дилемма - перестать платить за обучение или пополнять сообщество бездомных, ночующих на вокзале. Оказаться на улице было страшно и стыдно, а бросить учёбу – единственное моё дело, доказывающее, что я не смотря ни на что, могу чего-то добиться в своей жизни, я не могла. И первое, и второе казалось подобным гибели.
Нужно срочно менять работу – другого выхода просто нет. Только нужна ли я кому-нибудь со своим очным обучением? Моя нынешняя работа – кафе быстрого питания – было единственным местом, где могли подстраиваться под мой учебный график. Но платили там более чем скромно, а взять дополнительные ночные смены я просто физически уже не смогла бы. Я и так была в коллективе самым многоработающим сотрудником, частенько слыша насмешки от своих молодых коллег, несущих свою «службу у свободной кассы» для удовольствия и тратящих заработанное на развлечения. Фразы «всех денег не заработаешь», «Настюха, наверное, просто на новые титьки копит», «тебя что, мама не кормит?», ставшие моими постоянными спутниками, больно резали душу. Потому как никто из шутников даже намёком не знал, что просто кормить меня было некому, а слово «мама» сжимало моё сердце на долгие часы. Признаться в том, насколько ничтожной была моя жизнь, я не могла. Было просто стыдно… Выбравшись из одной грязи, я попала в другую, старательно создавая при этом видимость того, что я чиста.
Утро встретило прохладой и серостью. Они как нельзя лучше гармонировали с окружающим меня пространством: почерневшими досками, обшивающими покосившийся дом, вечной грязью вокруг него и контингентом людей, обитающих в этих трущобах.
Увязая в хлюпающей жиже, я быстро дошла до ближайшего киоска прессы, стараясь по привычке быть незаметной для жителей моего дома, до омерзения пугающих меня. Киоскёрша взглянула на меня с нескрываемым интересом, словно увидела животное, которое давно перевелось в природе, когда я попросила продать мне газету о поиске вакансий.
- Странно, - словно спрашивая у себя самой, произнесла она, - обычно молодёжь сейчас всё в интернете ищет. На сайтах всяких. Давно у меня такие газеты никто не покупал.
Я, сделав беззаботный вид, пожала плечами.
- Мне просто с бумагой удобнее работать.
Знала бы она, что моя старая трубка с вечно залипающей клавишей «3», даже не ведала, что такое интернет. А иметь компьютер или ноутбук было просто несбыточной мечтой.
Обратно я уже возвращалась с драгоценной газетой, которая должна была решить мою судьбу. Только мои светлые поначалу грёзы с каждым проштудированным листом темнёли на глазах. Почти все работодатели, которым я звонила, узнав, что я учусь на дневном отделении, не видели смысла в дальнейшем разговоре. И как бы я не просила встретиться со мной и не увещевала, что согласна на любую работу, они бросали трубки, прерывая меня на полуслове. Все ночные вакансии либо слишком низко оплачивались, либо требовали специального образования и навыков. Тратить время на обучение девятнадцатилетней студентки никто не хотел. А ещё за несколькими объявлениями были завуалированы такие предложения, от которых я теряла дар речи, а кожа моя покрывалась противными мурашками. Долго потом я ещё приходила в себя от шока, поражаясь тому, насколько моё тело могло стоить дороже моих мозгов.
Через три часа звонков и поисков баланс моего телефона приближался к нулю, а газета была похожа на шахматное поле со светлыми и тёмными квадратами. Причём тёмные квадраты преобладали, а оставшиеся светлые изначально не заслуживали моего внимания, потому как при всём своём желании я не смогла бы работать слесарем 6 разряда вахтовым методом или водителем-дальнобойщиком с личным большегрузом.
Я снова и снова пробегала взглядом белые клетки, жирными штрихами вычёркивая неподходящие, пока листы не стали практически полностью чёрными. И вот тогда я случайно вдруг заметила его – неприметное объявление в разделе личных услуг. «Требуется няня на вторую половину дня для ребёнка 3-х лет. График работы 5/2. Оплата понедельная» Я не знаю, почему я сразу не заметила эти тринадцать слов. Я могла бы поклясться, что их не было. Потому как не могла я пропустить подобную вакансию с оплатой, в два раза превышающей мой теперешний заработок.
Няня для ребёнка! Это же просто счастье! Дети – это всегда прекрасно. Дети не могут обидеть, не могут предать. С ними можно не бояться прошлого, и им без разницы, в каком районе ты проживаешь, беден ты или богат.
Я в мыслях рисовала себе образ счастливо улыбающейся голубоглазой мордашки, перепачканной шоколадом, когда дрожащими пальцами набирала номер телефона, указанный в объявлении, молясь при этом, чтобы последних крох моего баланса хватило на этот звонок. Каждый длинный гудок в трубке телефона проходил дрожью через моё тело. И на девятый тревожный импульс я услышала негромкое женское «Алло».
- Добрый день! - во рту у меня так пересохло, что, казалось, я плохо выговариваю слова. – Я беспокою вас по объявлению в газете насчёт вакансии няни. Вас ещё интересуют эти услуги? – я затаила дыхание, мысленно молясь услышать в ответ «да».
- Здравствуйте! Да, мы всё ещё ищем няню, - ответил интеллигентный пожилой голос.
- Хорошо! - облегчённо выдохнула я в трубку, напрочь забыв скрыть излишнюю радость от услышанного, так что моя собеседница усмехнулась моей откровенности. – Я бы очень хотела получить эту должность…вакансию… ээ.. работу. Я готова приступить уже сегодня, сейчас.
- Погодите, моя дорогая! Не так шустро! – я чувствовала, как она улыбается, отвечая мне. – Вы же ничего ещё не узнали о работе, а уже готовы на неё устроиться.
- Готова! Правда готова! – быстро ответила я. – Вы знаете, когда я увидела ваше объявление, я сразу подумала, что это именно то, что нужно. Я уверена, что я справлюсь! Я люблю детей! А ведь это самое главное, что нужно для общения с ними.
На том конце провода повисло недолгое молчание и следующий за ним вздох.
- Ладно! – тихо и уже совершенно серьёзно ответила женщина. – Если вы действительно настолько полны энтузиазма, то приезжайте завтра в десять утра. Мы посмотрим на вас, вы посмотрите на нас. А потом вы решите, насколько вы готовы.
Я записала продиктованный ею адрес на чистом местечке перечеркнутой мною газеты и, оторвав драгоценный клочок бумаги, спрятала его в кармане.
- Спасибо вам большое! – прошептала я в трубку.
- До завтра, милая! – женщина отключилась.
Я готова была скакать по своей девятиметровой комнате вприпрыжку. Неужели судьба промахнулась, пропустив очередной удар по моей голове? Только бы всё получилось! Только бы я им понравилась! Если у меня будет эта работа, я смогу всё: учиться, продолжать снимать свою комнату, жить.
Весь оставшийся день я перебирала свои потрепанные застиранные вещи в попытках найти среди них что-то наиболее приличное и представительное. Я даже не обращала внимания на стуки за стеной и громкую брань соседей. Я лишь не могла дождаться, когда начнётся следующий день.
***
Утром меня ждало небольшое потрясение в виде расстояния, которое я должна была преодолеть, чтобы попасть на нужную мне улицу с незатейливым названием Весенняя, которая, как оказалось, находилась в другом конце города. Проработав какое то время курьером, я достаточно хорошо ориентировалась в городе, но почему-то накануне в моём затуманенном счастьем сознании не отразилось, что потенциальная моя работа будет так далеко.
Совершив две пересадки, чтобы доехать туда, я достала мелочь из кармана и поняла, что если оставшийся участок пути я проеду на общественном транспорте, то на обратный проезд у меня просто не останется денег. Оставалось проехать четыре остановки… Я пошла пешком.
Эта часть города была чистой и ухоженной в сравнении с теми задворками, жить на которых была вынуждена я. Повсюду ухоженные не смотря на осень клумбы, пожелтевший, но аккуратный газон. Я чувствовала себя нищим из трущоб, внезапно оказавшимся в царском дворце, в очередной раз испытывая стыд и неловкость. Радовало лишь то, что эти образцовые улицы были почти пусты воскресным утром.
К тому времени, когда я, спеша, дошагала до нужного мне дома, моё тело покрылось испариной, а сердце бешено колотилось. Время близилось к одиннадцати утра. Я набрала номер квартиры на циферблате домофона, и, спустя несколько секунд, тот пропиликал, оповещая открытие двери. Меня ждали! Тяжело дыша, я шагнула в блестяще новую кабину лифта. Этот лифт больше походил на космический корабль, чем на те аппараты для передвижения, оплеванные и исписанные, которые привыкла видеть я. Новый элитный дом снова напомнил мне о том, что я являюсь никем. Я вздохнула, нажав светящуюся голубыми огоньками кнопку «Вверх». Лифт бесшумно и плавно понёс меня на седьмой этаж.
Нажимая кнопку дверного звонка, я ожидала увидеть, что дверь мне откроет та приятная пожилая женщина, с которой мне довелось общаться по телефону. И поэтому я вздрогнула, увидев за открывшейся дверью его.
Меня встречал мужчина, взрослый, высокий, я едва доходила ему до ключиц. Нахмурившись, он взирал на меня сверху вниз, всем своим видом выражая пренебрежение и превосходство надо мной. Я утёрла капельки пота, выступившие на лбу.
- Здравствуйте, я по объявлению насчёт работы няней. Я вчера звонила по телефону и договорилась о встрече с …
- Я понял, - перебил он меня. - На сантехника вы мало похожи. Проходите, раз уж пришли.
Он демонстративно посмотрел на наручные часы, тем самым дав мне понять, что недоволен моим опозданием. Я протиснулась в пространство между ним и дверным косяком, стараясь не дышать и быть как можно дальше от его тела. Он захлопнул за мною дверь, заставив меня содрогнуться.
- Я не знаю, чем вы заслужили благосклонность моей матери, но она вчера отчаянно просила меня рассмотреть вашу кандидатуру, – говоря со мной, он продолжал хмуриться, глядя мимо меня, будто я была самым отвратительным из всех живых существ на Земле. – К сожалению, большая срочность не даёт нам большого выбора. Вы принесли с собой рекомендации, отзывы с предыдущих мест? Из какого вы агентства?
Я растерянно хлопала глазами, совершенно обескураженная допросом. Звоня вчера по объявлению, я совсем не подумала о том, что вряд ли мне доверят ребёнка, основываясь лишь на одном моём желании получить работу. Тогда я была слишком рада тому, что есть хоть какой-то шанс. Мужчина в нетерпении развёл руками.
- Вы вообще работали няней?
Я осторожно замотала головой, не в силах издать ни звука. У моего собеседника от удивления открылся рот, а брови взметнулись вверх. На мгновение мне показалось, что он лишился дара речи.
- У вас совершенно нет опыта. Нет никаких рекомендаций. И вы решили, что я позволю вам заботиться о своём ребёнке? Что такого вы наговорили моей матери, что она была так уверена в вашей компетенции? Сколько вам вообще лет? - он наконец-то посмотрел мне прямо в глаза, но уж лучше бы не смотрел, потому что от его надменного взгляда я ощущала себя полнейшим ничтожеством.
- Девятнадцать, - тихо сказала я и увидела, как он закатил глаза. – Да, я не работала раньше няней. Но я учусь на факультете психологии – это очень близко к педагогии.
- Педагогике, - раздражённо поправил он меня.
- Педагогике, - эхом повторила я, как первоклассница, чувствуя, как заливает краской лицо.
Мой суровый собеседник молчал. Он напряжённо смотрел куда-то в стену, и я прямо чувствовала, как он мысленно отсчитывает минуты до того времени, когда я покину его квартиру. Я понимала, что в эту минуту проваливаю главное собеседование в своей жизни.
- Пожалуйста, - прошептала я, цепляясь за последние ниточки надежды. – Мне сейчас очень нужна работа, и если вы дадите мне шанс, я смогу доказать вам, что я ответственный человек. Ваш ребенок будет в полной безопасности, вам не о чем беспокоиться. Я правда очень люблю детей.
Наверное, в эту минуту я выглядела невероятно жалко со слипшимися от пота волосами, запылёнными брюками и неуверенным писком. Мне бы очень хотелось, чтобы из ниоткуда вдруг передо мною выросла та приветливая женщина, но рядом со мною стоял лишь её сынок – деспот. Он тяжело вздохнул с видом, что терять ему уже нечего.
- Моя мать объяснила вам, в чём заключается работа? – спросил он устало.
- Нет. Она сказала, что мне всё расскажут при встрече.
- Пройдёмте со мной.
Я скинула обувь и, быстро посеменила за ним по мягкому безупречно чистому ковру. Проходя по довольно длинному коридору, я осторожно заглядывала в открытые двери. Таким же безупречным было всё вокруг – стены, пол, двери. Ни пылинки, ни зазубренки, ни одной вещички или игрушки, лежащей не на своём месте. Удивительная стерильность для квартиры, в которой жил маленький ребёнок. Не было даже ни одного рисунка на обоях – вечных спутников малышей. Квартира больше была похожа на дорогую гостиницу, чем на уютный дом. Мужчина остановился около белоснежной двери в конце коридора и, открыв её, жестом пригласил меня войти. Я вновь протиснулась мимо него, затаив дыхание.
Комната была достаточно большой и светлой. На стоящих по краям стеллажах аккуратно располагались игрушки, выстроенные в ряд, словно новобранцы. Мне казалось, что они даже были построены по росту. На верхней полке ровно сидели плюшевые мишки, зайки и прочие звери. На средней полке – машинки, корабли и подобная техника. Вся нижняя полка была заложена конструкторами и развивающими играми. Все сияло новизной и дороговизной. Прямо безупречная магазинная витрина.
На идеально заправленной маленькой кровати не было ни одной морщинки. Бельё и покрывало были постелены как по линейке. Всё продумано, красиво и правильно, словно в дизайнерском каталоге меблировки.
И вот посреди этого сказочного пространства на ковре с пушистым ворсом спиной ко мне сидел совсем маленький мальчик. Я видела только узкие худенькие плечики, вздрагивающие от усилия в то время, как он копошился с чем-то, лежащим у его ног. Он сидел на коленях, неестественно широко разведя ноги, и с одной ступни у него сполз синий с жёлтыми звёздочками носочек, оголив сверкающую белизной пятку.
- Это кто у нас такой хорошенький? – нарочито жизнерадостно сказала я, делая шаг к ребёнку. – Давай-ка мы с тобой будем знакомиться! И как же тебя зовут, малыш?
Мальчик, видимо услышав незнакомый голос, обернулся через плечо в мою сторону, и я обомлела. Его круглое почти плоское личико имело пугающее отрешённо-безумное выражение. Раскосые глаза были словно срезаны по внутренним уголкам прикрывающей их кожной складкой. А с языка, который не убирался в рот, тягучей субстанцией тянулась слюна. Я, повинуясь секундному порыву, попятилась назад.
- Он не говорит, - услышала я твёрдый голос за спиной и резко обернулась.
Отец ребенка пристально смотрел на меня, изучая мою реакцию. Он был непривычно спокоен, лишь только глаза его по-прежнему выражали характерную твёрдость и надменность.
- Вам что-нибудь известно о синдроме Дауна?
- Конечно! – растерянно пискнула я.
Мне ничего не было известно о Синдроме Дауна. Все мои познания сводились к тому, что в моей школе так оскорбляли учеников, не особо блеснувших умом. Конечно, я знала, что в мире есть люди, объединенные характерными чертами внешности и особым интеллектом. Но я всегда сторонилась общения с ними, сдерживаемая непонятным мне внутренним страхом.
Мальчик, потеряв ко мне интерес, отвернулся и продолжил заниматься своим делом.
- Ваша работа будет начинаться ровно в 14.00, ни минутой позже. Ежедневно с понедельника по пятницу вы должны быть здесь к этому времени, сменяя мою маму. Кормить ребёнка и гулять с ним вы будете по расписанию, составленному мною, строго придерживаясь всех пунктов. Так же в ваши обязанности будет входить поддержание чистоты в комнате ребёнка, во всех остальных комнатах убирается горничная, приходящая в выходные – это уже не ваша забота. Покупка продуктов и составление рациона питания тоже не будет вашей обязанностью…
Его голос звучал монотонно и чётко, будто он произносил выученную речь в тысячный раз. Каждое сказанное им слово пульсировало в моём сознании, но их смысл был мне непонятен. Я просто стояла, ошарашено разглядывая светлую рыжеватую головёнку, склонившуюся над ковром. Ребёнок казался погружённым в свой собственный не понятный никому мир. В этот момент его не заботило присутствие ни родного отца, ни чужого человека. Он был поглощён своим занятием, с громким сопением теребя игрушку. Ею был маленький сиреневый бегемот с изрядно обтрёпанными конечностями, так не похожий на остальные идеально новые игрушки. В моей голове вертелся один единственный вопрос: что я буду делать со всем этим? Как мне общаться с маленьким человечком, который не понимает меня и не обращает на меня внимание? Можно ли вообще с ним общаться? Или, может быть, он, словно зверюшка в клетке, должен всегда сидеть за закрытой дверью на этом пушистом ковре.
- Вы ответите на мой вопрос? – громкий голос вывел меня из оцепенения, и я повернулась к мужчине за мной.
- А? Что, простите?
Он раздражённо вздохнул.
- Послушайте, если вы хотите уйти, просто скажите об этом. Избавьте меня от необходимости рассказывать вам всё это. Я смотрю, вы уже не так полны энтузиазма, как раньше?
Я впервые позволила себе заглянуть в его глаза. И в эту минуту наряду с надменностью и твёрдостью в его взгляде читалась новая для меня эмоция – обида. Обида не на меня и даже не на этот момент, а просто глубокая вселенская обида на жизнь. Я не знаю, что заставило моё тело произнести «Всё в порядке». Эту фразу составил не мой мозг, потому как здравый ум кричал мне бежать как можно дальше. Эту фразу произносило моё сердце.
Мужчина моргнул пару раз и отвёл свой тяжёлый взгляд.
- Минуту назад, когда вы витали в облаках, я спрашивал, готовы ли вы к такому режиму работы.
- Думаю, да.
- Мне не интересны ваши думы. Мне нужно знать точно. Если уж вы получили протекцию со стороны моей матери, и я вынужден взять вас на работу, я должен быть уверен в том, что вы будете здесь в нужное время.
- Я готова, - уже уверенным тоном сказала я, хотя внутренняя дрожь лишала меня остатков самообладания.
- Хорошо, - минуту помолчав, произнёс мужчина. – Как к вам обращаться?
- Меня зовут Настя… Анастасия.
- Так вот, Анастасия, к работе вы должны будете приступить с понедельника. Как я уже и говорил ранее, до двух часов дня с Лёвой, так зовут моего сына, находится моя мать. В два часа вы должны её сменить, без опозданий. Мой рабочий график не нормирован, но я редко когда прихожу позже восьми вечера. До моего возвращения с ребёнком будете сидеть вы. Мой номер телефона и необходимый распорядок дня для ребёнка будут написаны в рекомендации, с которой вас ознакомит моя мать в понедельник. Все остальное вы узнаете в процессе работы. Думаю, на сегодня всё.
Я кивнула. Всё было ужасно странно. Мои представления о работе даже близко не стояли к тому, что мне предстояло. Никакого весёлого детского смеха и добродушных родителей, никакой атмосферы семьи и уюта. Лишь деспотичный тиран и пугающий меня больной ребёнок, инструкцию по эксплуатации к которому мне обещали выдать в понедельник.
- Вы хотели ещё что-то узнать? - видя мой нерешительный вид, спросил отец мальчика.
- Нет… То есть, да… Как зовут вас? Вы не представились.
- Андрей, – сухо ответил он.
- А по отчеству?
- Не надо отчеств. С вас достаточно будет и того, что вы выучите моё имя.
Я в очередной раз ощутила себя униженной. Я никогда не считала себя глупой, да и вряд ли была ею, но он общался со мною так, будто перед ним стояло самое безответственное и безумное существо, не заслуживающее даже его взгляда. Моё лицо горело, словно от пощёчины.
- Почему вы так со мной разговариваете? Вы сами нуждались в услугах няни. Ваша мама пригласила меня. А теперь вы меня оскорбляете, будто я незаконно проникла в ваш дом. Если вы всех считаете настолько глупыми и недостойными, почему тогда вы, ваша жена или ваша мама сами не воспитываете вашего ребенка?
Моё сердце трепетало в груди. Но не от обиды, а от того, что, возможно, впервые в жизни я настолько открыто возразила кому-то. Оторвав свой взгляд от стены, Андрей посмотрел на меня с такой болью и ненавистью, что я пожалела о сказанных словах, и на секунду мне показалось, что он способен меня ударить.
- Уж поверьте мне, никогда в жизни я не доверил бы своего сына чужим людям, - с досадой прошипел он. - Но моя мать очень больна и не в состоянии ухаживать за ним целый день. В силу своих возможностей она находится здесь полдня. Я же не могу оставить работу, потому что ребёнок нуждается в дорогостоящем лечении, и кто-то должен на это лечение зарабатывать, – на мгновение он, сглотнув, замолчал. – А матери у него нет.
- Простите! – я виновато опустила глаза. – Я просто не знала, что…
Андрей ядовито усмехнулся.
- Можете не извиняться! Я всё равно не ожидал от вас ничего более умного.
Последнюю обиду я проглотила, осторожно последовав за ним к выходу. Он твёрдо ступал по ковру, и я могла видеть, как напряжена его широкая спина, обтянутая безупречно выглаженной рубашкой. Моё присутствие для него было не многим приятнее, чем его для меня. От досады я глубоко вздохнула, втянув слишком много воздуха. И мои внутренности наполнились его запахом – сочетанием цитруса и ментола. Чудовищной отдушкой бритвенного лосьона, окончательно выбившей меня из колеи. У меня закружилась голова.
Все те минуты, которые я лихорадочно пыталась надеть обувь, он стоял надо мной, нависая безмолвным холодным истуканом, а моё сердце отбивало нервную дробь. Мне казалось, что он пристально изучает меня, отмечая для себя мой скромный наряд и заношенные пыльные ботинки. Мысленно я надеялась, что ему не придёт в голову смотреть вслед мне в окно. Иначе он к довершению к моему жалкому образу увидел бы, как я, минуя остановку, плетусь пешком до следующего места пересадки, потому как лишних денег на проезд у меня нет.
Всю дорогу я находилась под впечатлением от странного семейства, в котором мне предстояло работать. И чем дольше я о нём думала, тем больше сожалела о попавшемся мне на глаза объявлении. Я не могла понять своих чувств, но, казалось, та внешне идеальная квартира будто окутала меня пеленой негатива и боли.
Я думала о несчастном мальчике, о его необыкновенных пугающих глазах. И почему-то у меня не выходил из ума его носочек, сползший с ноги – от этой картины он казался мне совершенно брошенным и одиноким в своём отшлифованном мире. Его отец, сказал, что у малыша нет матери. Возможно, она умерла при родах, так и не увидев и не обняв своего особенного ребенка. И от этого факта мне становилось ещё некомфортнее, потому как неизбежно мне придётся окунуться в тяжёлую историю этой семьи.
Но всех сильнее меня пугал сам Андрей. Я не могла избавиться от неприятного осадка, оставшегося после общения с ним, от той надменности и холодности, шлейфом исходившей от него. И с дрожью представляла, что общаться с ним мне теперь предстоит каждый день. Оставалась лишь маленькая крупица надежды на то, что его родительница не окажется похожей на своего сына, и в её лице я смогу найти хотя бы одного союзника.
Я была так погружена в свои тяжёлые раздумья, что когда вдруг посмотрела в грязное окно полупустого автобуса, поняла, что проехала нужную мне остановку. Меня не отвлекли ни долгая дорога до дома под накрапывающим неприветливым дождём, не выполнение учебных заданий на предстоящую неделю. Всё это время мысли об отказе от этой работы неприятным фоном преследовали меня. Возможно, если бы для раздумий у меня был ещё хотя бы один день, я бы точно пошла на попятную.
Продолжение следует