Лимон лежал на блюдце и пыжился. Он был очень доволен собой. Вырос он в какой-то ничтожной стране, наполненной грубыми грязными людьми, которые, однако, сознавая его важность, поливали его отца-дерево, следили и ухаживали за ним, а когда пришло время, бережно сняли лимон и даже надели на него специальную защитную сеточку. Потом лимон положили в изящную коробку, украшенную яркими надписями, и там лимон лежал, окруженный другими, но, конечно же, гораздо более заурядными лимонами, в полной темноте и по правде сказать, плохо понимал, что происходит.
Но однажды коробку раскрыли и лимон оказался в ярко освещенном помещении среди других фруктов. Люди, которые наверняка были гораздо лучше людей его родной страны, ходили вокруг и громкими голосами восхищались красотой и свежестью лимона (по правде сказать, иностранных языков лимон не знал, но по выражению лиц этих людей легко угадывал, что у них на уме). И очень скоро один из таких знатоков взял лимон и положил на весы, а потом - в тележку, а потом - в полиэтиленовый пакет. Соседями лимона в пакете оказались жутко важная пузатая бутылка, наполненная какой-то золотистой жидкостью и жалкий кусочек сыра, явно стеснявшийся своих размеров.
Лимон принесли в другое помещение, не такое огромное, но так же залитое ярким светом и положили на изящное фарфоровое блюдце. Лимон никогда не чувствовал себя таким особенным. Он готовился к триумфу. Звякнул бокал, наполняясь золотистой жидкостью, лимон взяли в руки... И сняли с него кожуру. Лимон было засмущался своей наготы, но тут же острое лезвие вошло в его нежную плоть и лимон, истекая соком, скончался.
А сыр, кстати, еще долго сох, забытый, в холодильнике и кончил свою жизнь на терке, когда экономная хозяйка решила посыпать им пиццу.
Про судьбу коньяка ничего определенного сказать не могу. То есть его, конечно, выпили. Но среди коньяков, особенно среди коньяков высокой выдержки, бытует поверье, что коньяки целиком не умирают, а отдают богу свой винный дух, чтобы потом, там, в царстве божием, получить награду. За что? Какую? Бог весть.