В каком-то городе, на какой-то из множества вечно перекопанных улиц, стоял какой-то серый и обшарпанный дом. В этом доме было 16 одинаковых этажей, на каждом из которых была рассыпана мозаика из семи квартир. Полоска кабинок лифтов и лестница резали этаж пополам на две зеркальные части. Каждой квартире по лоджии и одна общая на всех. С одной стороны, дом как дом, а с другой как архивный шкаф с множеством ящичков. Лоджии, лоджии. Окна-ящики открываются, закрываются.
На каком-то из верхних этажей, за каким-то из окон-ящиков, за письменным столом, над тетрадкой-дневником плакала какая-то девочка. Слезы капали на листы бумаги и превращали аккуратно выведенные буквы в синие пятна. Это были горючие слезы, те самые о которых всегда говорят. Самые горькие слезы проливают мамы, потерявшие детей и такие вот девочки над своими тетрадками-дневниками. Девочка всхлипывала, слезы катились по щекам, буквы тонули и растворялись в соленой воде, а сердце терзала нестерпимая боль. Девочке так хотелось, чтобы в комнату вошла мама, взяла её на ручки, погладила по головке, поцеловала в мокрые щёки и пообещала, что все будет хорошо, что все наладится и мир снова наполнится радостью и улыбками.
Но мама никак не заходила в комнату и не брала девочку на ручки, она жарила вкусные котлеты к ужину и варила макароны. Макароны слипались, а котлеты разваливались и маму это ужасно раздражало. А ещё раздражал начальник Иван Семёныч, вечно всем недовольный, скупой и пузатый мордоворот. И то, что цены в магазинах снова выросли. И то, что опять не получилось сходить в парикмахерскую.
И не приходило маме в голову, что надо взять на ручки и пожалеть тринадцатилетнюю дочку. Да и какие могут быть проблемы в таком возрасте? Покушать есть чего, одеть тоже, крыша над головой есть, и компьютер. Чего ещё желать?
А девочка плакала. Задыхалась от рыданий. Тетрадка-дневник тонула в луже слез. От воды ручка перестала писать. Сердце, истерзанное страданием стучало быстро и гулко. Мысли мелькали в голове, как случайные прохожие. Внезапно, одна из них остановилась. Взгляд девочки остановился на прямоугольнике балконной двери.
"Прыгни! Освободись!"- шепнула мысль.
Плечи, только что вздрагивающие от рыдания, замерли.
"Страшно." - подумала девочка.
"Не бойся! Прыгай! Докажи им всем!" - не сдавалась мысль - "Тебе нечего бояться. Там за чертой хорошо и спокойно. Там нет слез. Лети! Лети как птица! Почувствуй себя птицей."
Девочка поднялась со стула. Руки безвольно повисли вдоль тела, ноги были ватными. Девочка подошла к балконной двери, открыла её и шагнула за порог. Распахнула окно. Перекинула ногу.
"Прощай мама!" - мелькнуло у неё в голове.
"Дочка, иди кушать"...
"Ужин готов"...
"Ты идёшь или нет?"
Мамины слова ввалились в пустую комнату вместе с ней.
Она бросилась к открытой балконной двери, глянула вниз и завопила нечеловеческим голосом. На заасфальтированный площадке под окнами лежал распластанный труп её единственной дочери. Женщина вернулась в комнату и безвольно упала на стул. Она плакала, горючие слёзы катились по ящикам и падали на все ещё открытую тетрадь-дневник, растворяя синие буквы.
А на кухонном столе остывали слипшиеся макароны и вкусные котлеты...