Верный товарищ Бобик

Анатолий Просняков
Из  «Личная жизнь».
Звонка мобильника не услышал. Проснулся ото сна в 6-30 утра. Снилось, что два вымогателя за 25 тысяч пришли в дом, и я их убил электрошокером. Затем решил их закопать в углу огорода. Стал размышлять и проснулся. В самом сне действие происходило в родительской усадьбе на Ангарской, соседней улице, а «закапывать» стал в нынешнем огороде. Видимо, стал приходить в реальность. Тревожный сон.  Пришлось ехать на автобусе – на электричку не успел. На улице был сильный мороз. После прихода с работы обнаружил, что Бобик умер. Накануне он сильно хромал, но уличную собаку домой не приведешь отогревать. Стало понятно, к чему сон.
 Бобик нам послужил около 16 лет. Для пса – возраст хороший. С сыном Ваней и Бобиком мы ездили в Тункинскую долину, что в Бурятии, когда Бобик был еще щенком. В багажном отсеке «Нивы» Бобику было вольготно. Ване было тогда 15 лет. В Торах, бурятском селении, мы свернули налево с основной трассы, ведущей к монгольской границе. Так мне и сказали: налево, но оказалось, что попали с точностью до наоборот. Надо было заезжать в сторону реки Иркут. Километрах в двадцати от трассы попали на ягодное место, где стояло зимовье с местными жителями. В основном, здесь были буряты. Молодежь гарцевала на конях. Ване тоже дали покататься на коне, а Бобик бегал за ним, весело лая. Вечером бурятки, набрав ягоды, отправлялись домой. К утру приходили в Торы, а затем некоторые вновь возвращались. Для нас такая выносливость была удивительной. На второй день Ваня остался рядом с машиной, боясь, что кто-нибудь в нее залезет. А мы с Бобиком пошли дальше искать ягоду. Зашли далеко по тропе. По обе стороны от тропы оказалась ягода. Я спокойно собирал совком. Вдруг Бобик отчаянно залаял. Я подошел к нему. На него, молча, глядела большая охотничья собака. Через две-три минуты по тропе проехали на конях охотники с ружьями. Я спросил, не на тетерева ли собрались, потому что видел неподалеку взлетевшую крупную птицу.
- Бери побольше! – весело ответил бурят, поправляя меховую шапку. Собака, так и не издавшая ни звука, убежала с ними. Звонкий крик Бобика сопровождал их.
Пока мы с Бобиком гуляли, Ваня беседовал с проходящими мимо сборщиками ягод. Один учитель из Тор набрал к этому времени сорок ведер брусники. Ваня был общительным человеком, ему люди охотно рассказывали о себе. Потом сын пересказывал мне разные истории.

На следующий день мы подружились с двумя местными жителями, которые встречались на общем стане, затем общались с Ваней и решили показать ягодные места. Брусничник был повсюду на горках, но ягоду уже, в основном, выбрали. Для местных жителей таежный огород дает пищу для жизни. В Торах перекупщики забирают ягоду по дешёвке, затем отправляют ее в Улан-Удэ или Иркутск. Бобик бегал за нашими проводниками с открытой пастью. На это было смешно глядеть, потому, что укусить он не решался без моего разрешения, а я на него цыкал и грозил пальцем. Особенно ему понравились ноги Анатолия, с виду русского человека средних лет, с круглым красным лицом. Возможно, от него пахло особенным для Бобика запахом. У меня было с собой три литра домашнего вина. Анатолий «бурханил» необычно: наливая полный стакан, он немного выпивал, зато остальное выливал Бурхану, то есть, на землю. Когда мне приходилось «бурханить», то отливал каплю-другую напитка, чтобы поддержать обычай, макая мизинцем, с которого и стряхивал каплю, зато остальное уходило на пользу – в желудок. Это вино я делал сам из лесной рябины, повез в дорогу именно с целью возможной платы или экстремальной ситуации. Такое вино – еще и целебное. То наше с сыном путешествие было в неизвестность. Бобик так и не дотронулся до штанов Анатолия, побаивавшегося его, как взрослого пса. Зато было весело с ним, к тому же дорога наша всегда была с приключениями: то бензин кончится, то подшипник сломается.

Именно из-за Бобика я вывел жизненный принцип: «Привяжи ребенка к себе цепью – он будет жив-здоров». Я и сам в свое время мог кончить жизнь трагически, потому что малышом носился, видимо, от переполнявшей меня жизненной энергии так, что не осознавал возможных последствий. Однажды вылетел с мостика на камни речки Камениоки в родной Карелии, но полет прервала рука подоспевшего моряка. Для ребенка – экстрим вокруг. Ваня, как только научился бегать, врезался лбом в чугунную батарею. Шрам остался на всю его короткую жизнь.
Вначале подрастающий Бобик бегал свободно на участке. Но, учитывая злой нрав старухи-соседки, пришлось посадить его на цепь. Эта старуха кубической формы отравила всех предыдущих собак, которые заводились у нас. Так умерла в мучениях лайка Снежка, названная так за белейшую шерсть. Последний песик Пушок вырвался из ее рук, весь израненный, чтобы умереть на моих руках. На участке обычно валялись отравленные куски хлеба, прилетевшие из-за забора. Соседская бабка устраивала и другие козни: била кувалдой в стену, обливала наших детей кислотой, не давая им проходу, орала непристойности на всю улицу. Но сдохла уж больше десяти лет назад, и никто, даже ее родные, об этом не жалеет.
Задача Бобика была: злиться на проходящих возле забора, чтобы тяжелой цепью бить по металлической крыше конуры. Тогда всем становилось понятно, что в доме злая собака. Песик он был незлобивый, лаял, в основном, на одного человека - моего давнего товарища Лешу, которого такая встреча обижала, да на пробегавших по улице собак. Случилось так, что ночью во двор залезли воры. Вначале Бобик лаял, даже слишком настойчиво. Я вышел: ничего не было особенного. Лег спать. Он мог лаять на невидимых в ночи котов. Лай продолжался, потом лай затих, были слышны какие-то звуки. Хотелось спать. Однако подозрительные стуки и звон стекла услышала жена. Она вышла на крыльцо и позвала: «Бобик, Бобик!». Бобик молчал. Тут уж пришлось проснуться. Как был в трусах, пробежал по всему участку. Бобика не было. Зато обнаружил в дальнем углу на горочке из глины весь медный кабель, который был в наличии, магнитолу, вытащенную из автомобиля, и пакетик с «серебрянкой» - алюминиевой пудрой, которую долгое время не мог найти, считая потерей. Венчали все это две «фомки», легкие и удобные. Неизвестные в темноте нашли то, что я не мог найти днем. Еще и оставили мне подарки. А Бобик с цепью вырвался от лап разбойников и убежал в открытую калитку. Утром, нагулявшись, он вернулся.

Бобик был единственный пес, умеющий улыбаться. Он приоткрывал ротик (пасть никак не скажешь), высовывал слегка язык и вилял всем туловищем, не только хвостом. Однажды его я отпустил с цепи, очень уж просился погулять. Бобик тут же выбежал на улицу и укусил, видно, от своей собачьей радости,  проходившую мимо девочку.  Такой подлости от него не ожидал. Девочка отказалась идти в дом, чтобы обработать йодом ушиб. Пришлось извиняться. Больше не стал отпускать его с цепи. Потом Бобик случайно вылез из ошейника, нашел дырку в заборе и попал под машину. Шея Бобика была прикрыта толстым слоем шерсти, такое своеобразие, поэтому ошейник ослаб. Когда он выздоровел, ошейник я затянул потуже, чтобы не было случайностей.
Травмированная нога и раньше в морозы подмерзала. На этот раз совсем отмерзла – морозы были далеко за тридцать. Позавчера пришлось его вытаскивать из конуры к миске с пищей. Он вышел, добросовестно добирался, потому что был всегда послушным, но падал – нога не слушалась. Потом кое-как забрался в будку, где выл и жалобно гавкал, словно разговаривая. Я мог только пожалеть его словами. В этом случае смерть – лучший выход, как завершение мучений.
Упаковал его в коробку и отвез на  «мусорку». Хоронить зимой негде. Пока тащил, вспоминал блокадный Ленинград, когда люди на санках возили родных на Пискарёвское кладбище. Вернувшись, помянул Бобика рюмкой коньяка. Верный был товарищ.