***
Это было при советской власти. В совминовском пансионате собрание. Отчёт директора о проделанной за год работе. Планы на предстоящий период. В зале в основном жёны ответственных работников. Разжиревшие матроны с гирляндами драгоценностей в ушах и на шеях. Они устали от бесконечных карточных игр и несуществующих болезней.
Перед ними на сцене, как на эшафоте, стоит директор пансионата. Для них он – мелкая сошка. И дальнейшая административная карьера его зависит во многом от их сегодняшнего настроения. Он перед ними как школьник. Как провинившийся клерк. Очень волнуется. Поминутно достаёт из кармана большой клетчатый платок и протирает лысину и вспотевшее лицо. Он замучен их придирками, претензиями, наставлениями. А ведь кажется: ну что ещё им надо? Обслуживание, питание, природа … даже погода. Всё – в превосходной степени! По высшему разряду! Ведь как сыры в масле!
Но нет!
«По утрам очень кричат грачи! Как быть?»
И пронизывающий испепеляющий взгляд на «виновного».
***
Жил в нашем доме старик. Ничего ещё был дедок! Крепкий. Нигде уж, правда, не работал, но охоч был до всяческих общественных мероприятий. Организовал однажды какую-то комиссию. Кто ему это поручил? Обозначил её важными многозначащими словами. Объявил полномочия. Себя назначил председателем. На первом собрании избрали, опять же по его предложению, секретаршу. Маленькую юркую серенькую мышку. Из таких, как и он, очень ответственных.
И началась работа! Развесят, бывало, по подъездам объявления о предстоящем собрании и ждут его не дождутся. А когда день наступал, то приходили оба пораньше, часа за полтора, открывали зал в цокольном помещении, набрасывали на стол кумачовую скатерть, доставали бюстик вождя и ставили в угол. На специальную, предназначенную для него, полочку.
Председатель занимал место за столом президиума и сидел, перебирая бумаги, и поглядывая на приходящий люд. А когда народ заполнял помещение и сидел, притихший и озабоченный, старик вставал и, постучав карандашом по графину с водой, бодро и торжественно произносил: «Ну что, товарищи, квариум налицо? Налицо… Начнём, пожалуй!»
Сборник кодексов и законов тоже всегда стоял у него на полочке. Грамотен был, зараза!
***
В Большом зале филармонии вечер русского романса. Сцена утопает в цветах. Восторженные слушатели не скупятся и на аплодисменты. Вся эта обстановка, божественная музыка создают атмосферу гармонии и восхищения. А примадонна! Она излучает талант, молодость и красоту! Вот только что смолк очередной шквал аплодисментов, и к микрофону подошла ведущая, чтобы объявить следующий романс.
Но певица мягко отстранила её и прочувственно произнесла:
- А теперь следующее произведение я хочу посвятить моим друзьям, которые находятся в этом зале … Мы теперь, к сожалению, редко видимся, потому что живут они далеко, за границей, и только вчера прилетели в Москву.
Потом, слегка помявшись, она прижала руки к груди, и с явной долей извинения, добавила:
- Они, правда, не русские... они евреи. Но поверьте … они очень … ну очень хорошие люди.
***
В девяностые годы дочка летала в командировку в Тольятти. По дороге от аэродрома проезжали дачные посёлки двух и трёх этажных шикарных особняков, которые красовались за высокими заборами. Но рядом, по соседству, были и участки совершенно заброшенные. Недостроенные сооружения из кирпича вызывали чувства недоумения. Всё затянуто пустошью, и по всему было видно, что продолжения строительства не предвидится.
- А это что такое? – спросила она водителя.
- А это уже всё… Отстрелянные, – спокойно ответил он.
***
Старый муж:
- И куда же мне теперь идти?
Старая жена:
- Иди куда знаешь.
- Это куда?
- Куда раньше ходил.
- Эка, милая, так-то раньше… Теперь туда не пойдёшь.
- Чево это?
- Чаво-чаво!.. Не пустят. Охранники кругом. Эти меня не знают.
- Какие охранники? Ты о чём?
- О прежней работе. О чём же ещё?
- А-а… А я подумала…
- Что подумала?
- Да про любовниц твоих.
- Господь с тобой! Каких любовниц? Ишь, куда хватила! (Смеётся). Варенья объелась, что ли?
***
В гастрономе возле кассы миловидная интеллигентного вида дама лет тридцати пяти спокойным, хорошо поставленным голосом телеведущей говорит даме лет пятидесяти:
- Не хватало ещё, чтобы каждая дешёвка делала мне замечания!
Торговый зал не огласился душераздирающими воплями, дамы не вцепились друг другу в причёски, а мраморный пол не разверзнулся под ними. Первая, отвернувшись, продолжила прерванную беседу с продавцом, а вторая промолвила:
- У вас, дамочка, вероятно, не было мамы, которая научила бы вас, как вести себя в обществе.
***
Не знаю как сейчас, а раньше у нас вовсю процветали блошиные рынки. «Процветали» в смысле разнообразия ассортимента. Что там только не продавали! Про одесский, например, говорили, что на нём можно купить всё. От мышеловки до атомной бомбы.
В Германии они тоже существуют. Когда моя сестра Лора с Семёном там жили, то каждую субботу и воскресенье посещали эти рынки. Там их называют фломаркты. Но это по-немецки. Русские дали им другое название - фламарты. Без буквы «к». Боже мой, чего там только не было! Антиквариат, сувениры, раритетные коллекции, диски, книги, картины. И тут же оглобли, сеялки, веялки и прочая, прочая. И всё это в умеренную, доступную цену. «Ойре» или «айн ойре, цвай ойре» - только и слышишь в ответ, когда спросишь о цене. Это немцы так почему-то величают «евро».
Нас, когда мы приезжали в гости, обязательно возили на эти «пиршества». За всё время проживания там Лора приобрела ТАКОЕ количество товаров! Здесь уместно было бы слово «зачем», с вопросительным восклицанием, но от женщины услышишь столько оправданий, что мужская логика всё равно потерпит фиаско. Кроме одежды и прочего разнообразия Лора подсела и на статуэтках, вазочках, чашечках, собачках, кошечках, тарелочках, блюдечках. На всех этих безделицах малой художественной формы. Можно, конечно, я понимаю, но не в таких же количествах! Они висели, сидели, лежали, стояли на стенах, на комодах, на сервантах, на книжных полках. Словом, всюду. Как машины сейчас в московских дворах. И, конечно же, всё это было причиной постоянной Лориной гордости и нескончаемых забот. А если сказать о том, какая она патологическая чистюля, значит ничего не сказать! Все эти произведения искусств необходимо постоянно протирать, переставлять с места на место, менять, так сказать, экспозиции с появлением новых единиц. И это был адский труд. В мужском понимании.
Потом, когда пришло время возвращения на родину, всё это богатство переехало в Санкт-Петербургскую квартиру. И, как говорится, теперь там радует глаз.
Однажды в Москве Ирина Павловна пригласила нас: моего брата Костю с Наташей и меня в гости. Квартира отличная. Шикарная мебель. Красивые люстры. Картины. И, конечно же, какое-то количество этих самых статуэток. А у кого их нет?!
Когда женщины удалились на кухню, я, кивнув на собрание, спросил брата:
- Ну как тебе коллекция Ирины Павловны?
Он подумал и, оценивающе махнув рукой, сказал:
- По сравнению с Лорочкиной это нищета!
***
Что вы всё о новых русских, да о новых русских! Я сам недавно столкнулся с таким у лифта в заводоуправлении. Он был молод, высок и статен. И чёрное пальто до пола, и парфюмом пышет.
- Вы не подскажете, на каком этаже булгахтерия? – спросил он меня. И даже не улыбнулся.
***
Служил у нас Миша Иджян, красивый, весёлый парень из-под Гагр. Был он, к тому же, и очень любвеобильный. Как-то принёс мне своё письмо, написанное русской девушке. На предмет выявления орфографических ошибок. Я поправил текст, и после этого стал у него постоянным корректором. Адресатов у него оказалось много, и работой я был всегда надёжно обеспечен. Однажды Мишино сердце особенно тронула доярка из Владимировской области. Маша. Она, в ответ на посланную им фотографию, прислала и свою. Да ещё и рубль приложила. А, надо сказать, что по тем временам эта купюра была значительной. Для солдата – тем более. И вот Мищя, так он называл себя сам, принёс только что написанное письмо. Мне понравилась первая фраза: «Дорогой мой Маша, - писал он, - как ты догадался что я не русский?»
***
Весна. Солнечный день. Родильный дом. Он же Институт сохранения беременности. Из окон второго и третьего этажей молодые мамы общаются с новоиспечёнными папами. Кричат друг другу что-то, посылают воздушные поцелуи.
Только и слышно: «На кого похож?», «Какой вес?», «Как себя чувствуешь?», «Не хулигань там без меня! Приеду – проверю».
Букеты цветов и разнообразное продовольствие постоянно плывут вверх в целлофановых пакетах по натянутым бечёвкам.
В сторонке – группа молодых парней. Все навеселе. Хохочут. На вопрос молодого отца: «На кого похож?», радостно орут: «Да ты его не знаешь». Они ждут конца затянувшегося свидания, чтобы продолжить отмечать приход в этот мир нового человека.
В это время мимо поспешает стайка девушек. Далёких пока ещё от этих переживаний. Они, вероятно, учащиеся какого-то техникума, находящегося рядом. У них – всё впереди. Потому-то так беспечно щебечут и хихикают.
Когда одна из них оглянулась на смешливого красивого парня, на которого невозможно было не оглянуться, он оказался ещё и очень сообразительным:
- Девушка! – крикнул он. Не желаете поступить в этот институт? Устрою без всяких экзаменов!
***
На всероссийском конкурсе искусств был выставлен скульптурный портрет заслуженного пенсионера, Ветерана Труда, с орденом Трудового Красного Знамени на лацкане пиджака. Пенсионер был изображён в тот момент, когда каблуком рваного ботинка старательно расплющивает алюминиевую банку из-под пепси-колы.
***
В гостях разомлевший от выпитого и хорошего настроения доцент института вещает:
- Просто не знаю, что делать с этой девочкой! Пожалеть что ли?
- Какой девочкой? Что она натворила?
- Да с моей кафедры… Уж больно слабенький диплом.
- Пожалей, конечно! Тебя же когда-то пожалели.
***
Лёша жил на Переяславке. Время было послевоенное, голодное, но в буфете кинотеатра «Перекоп», рассказывал он, всегда были бутерброды с маслом и красной икрой. Уж чего-чего, а икра была в достатке! Пока фильм не начинался, к трапезе не приступали. А вот когда в зале гас свет, и на экране появлялись первые титры, мальчишки, как по команде, опускали руки вниз и с брезгливой поспешностью стряхивали на пол этот так опостылевший деликатес. А хлеб с маслом уписывали за обе щеки.
***
- А где Арон?
- Пошёл камни разбрасывать.
- Зачем?
- Чтобы потом собирать их.
- Он что, идиот?
- Нет, но так положено. Об этом в Библии написано.
***
Больница. В длинном, стеклянном коридоре, соединяющем два корпуса, мы сидим на диванчике с Василием Петровичем, пожилым заслуженным человеком. Он академик. От космической медицины. Так, по крайней мере, он отрекомендовался мне в первый день знакомства. Вполне возможно. В те годы почему-то много их, академиков и членов-корреспондентов, вдруг объявилось среди нас. Мы с ним по вечерам гуляем по парку и ведем неспешные беседы на всевозможные темы. Вот так и сейчас. Мимо нас проходит старшая медсестра нашего отделения, Валентина Николаевна. Молодая и очень симпатичная женщина. Поприветствовали мы друг друга кивком головы. Потом, когда она уже отдалилась от нас на приличное расстояние, я сказал:
- В годы инквизиции, в Испании её сожгли бы на костре.
- За что!? - опешил Василий Петрович.
- За красоту...
И мы посмеялись, поохали, поахали над тогдашними нравами. Надо сказать, что не я всё это придумал, а давно вычитал в какой-то книге.
Потом получилось так, что на следующий день, на этом самом диванчике сидели уже Василий Петрович и моя дочка Юля. Она читала. Я же в это время отсутствовал из-за прохождения очередной медицинской процедуры. И надо было тому случится, что, как и вчера, мимо опять проходила та же самая Валентина Николаевна. Всё такая же привлекательная.
- Валечка! - окликнул её Василий Петрович.
- Да, Василий Петрович. Я вас слушаю - приветливо отозвалась она и подошла.
- А вы знаете, дорогая Валечка, - строго и назидательно произносит Василий Петрович, - в Испании, в годы инквизиции вас, наверняка, сожгли бы на костре!
- Ой! Что вы!.. Почему? За что?
- За красоту, Валечка! Исключительно за красоту...
- Ну и шутник вы, Василий Петрович! Как меня напугали - смеётся она и машет руками.
Когда дочка посвятила меня в эту историю, я понял, что Василий Петрович, оказывается, не только академик, но и очень способный ученик.
***
Пётр Дорошенко
ЛЕТНИЙ ЗАКАТ НА ВОЛГЕ
Жара июньская спадает,
в удилищах весь островок.
И солнце,
словно поплавок,
слегка качнувшись,
исчезает ...
***
Вот кончится январь,
февраль напишет строчку,
проклюнет март словарь
берёзовою почкой.
Зимою слово спит,
спокойно и глубоко.
И незачем спешить
будить её до срока.
Санаторий "Звенигород", октябрь 2018г.
***
Летим в Египет. Бортпроводница объявляет, что высота полёта – десять тысяч метров, скорость – 850 километров в час, за бортом – минус 52.
В соседних креслах два бизнесмена учат друг друга как жить в нынешнее время:
- Я тебе подскажу… я тебе расскажу…
Ещё разливают.
- Ну, давай за Илюху! Давай за Илюху! Чтобы не подвёл.
Илюха – это ИЛ-76, на борту которого мы находимся.
***
Когда дядя Мотя умирал, он сказал своей горячо любимой русской жене:
- Надька! Если там… ну ты понимаешь… что-то есть – я найду способ, как известить об этом.
И вот прошло много лет. Не нашёл дядя Мотя способа, не известил. Да и Надя давно уже там. И тоже молчит. Похоже, что ничего там нет, а всё только здесь.