Творческая автобиография для Школы В. Баканова

Юлия Моисеенко
Всем доброго времени суток! Позвольте представиться: Юлия Моисеенко, к вашим услугам.

Сколько книг успела перевести с 2002 года, уже толком и не помню. Работала со следующими жанрами: научная фантастика, фэнтези, детектив, кибер-панк, детский роман, исторический роман, «альтернативная проза» и так далее.

К Школе перевода Владимира Игоревича Баканова примкнула одной из первых. Семинары и встречи с коллегами во время конференций «Басткон» стали для меня, начинающей, настоящим откровением. Удивительно было столкнуться с десятками разных подходов к переводу на примере одних и тех же фраз, что сразу же позволило расширить сознание (зачёркнуто) палитру профессиональных приёмов.

А до того я приобрела неоценимый опыт работы на стройке нефтезавода, где усвоила от инженеров и строителей, сильно стесняемых необходимостью объясняться в присутствии женского пола, невероятное количество эвфемизмов – без которых, как вы понимаете, зачастую не обойтись при работе с современной прозой. :)

А ещё раньше, пока училась на иностранном факультете Рязанского Педагогического Университета, – переводила в стол, для себя, в основном современную и классическую немецкую поэзию или детские книги.

Так хобби переросло в призвание и профессию.
Каждая новая книга для меня – это творческий вызов, повод расширить свои познания о мире, проникнуться чужим способом мышления, «врасти» в чужой стиль… Расскажу здесь, пожалуй, о наиболее запомнившихся работах.

Мне повезло: пробой пера для меня стал дебютный роман австралийской писательницы Сесилии Дарт-Торнтон «Заклятие немоты», созданный по мотивам кельтских легенд. Хороший такой роман для детей и подростков. Рекомендую.

Автор порадовала меня увлекательно-реалистичной (подчас до мурашек) подачей старинных сюжетов, а также обилием поэтических вставок – песен, баллад и т.д. написанных в самом разном ключе и ритме. Приятно было проникаться её романтически-возвышенным языком, вдохновляясь для этой цели примерами русской поэзии и словарём Владимира Даля.

Тогда же я сформулировала для себя личную творческую концепцию: переводить, максимально придерживаясь авторского эмоционального настроя. Как можно чётче передавать чувства, возникающие у меня при чтении оригинального текста.

Следующим интересным заказом стало ранее не публиковавшееся произведение Генри Миллера «Нью-Йорк и обратно». Сразу предупреждаю: эротика в этом жизнеутверждающем «потоке сознания» практически отсутствует. :)

Строго говоря, это просто письмо, обращённое к другу, но достаточно длинное и любопытное. Автор, мощно повлиявший на литературу двадцатого века, как и всегда, запредельно откровенен, подкупающе насмешлив, беспощадно наблюдателен, сочно циничен и хлёсток.

Моим любимым отрывком стал дословно запротоколированный монолог иностранца, самодовольно поучающего окружающих на ломаном английском. Естественно, при передаче акцента, языковых ошибок и самого характера речи этого нестерпимо комичного индюка мне опять-таки пригодился опыт работы «вживую» с иностранцами на интернациональной стройке. Переводила – и хохотала.

Дилогия Дэна Симмонса «Илион»-«Олимп» впервые вывела меня на оживлённое общение с почитателями творчества «моего» автора, о чём я до сих пор вспоминаю с улыбкой лёгкой ностальгии. Очень приятные, интеллигентные и открытые оказались люди.

А вот поиск бесчисленных скрытых литературных цитат в этой постмодернистской дилогии, потребовавший нескольких месяцев каторжной работы в библиотечных архивах, – это, конечно, был тихий ужас. Я уже не говорю о новейших научных изысканиях, посвящённых телепортации и созданию машины времени, обо всех этих терминах, от которых пухла голова…

Зато чрезвычайно интересно было писать целые страницы в стиле Шекспира, Гомера и Пруста, которых так любят цитировать главные герои. И – внезапно! – обнаружить в тексте ранее не переводившееся стихотворение великого Роберта Браунинга, за которое опять-таки пришлось браться самой. Тут я уже, соответственно, вдохновлялась, часами читая Шекспира, Гомера и… ну, вы поняли принцип.

Наверно, у каждого переводчика есть свои любимчики. Таким несомненным любимчиком для меня стал Викас Сваруп, автор романов «Вопрос-Ответ» и «Шесть подозреваемых». (Первую книгу после оскароносной экранизации переименовали в России в «Миллионера из трущоб».)

И если язык первого романа прост, разговорен, наивен (повествование идёт от лица забитого полуграмотного подростка), что, кстати, порождает душераздирающий контраст с описанными в книге событиями и придаёт ей невероятную художественную мощь и правдивость, то «Шесть подозреваемых» пришлось переводить фактически на СЕМЬ разных языков. Именно столько здесь главных действующих лиц, и ни одно из них не говорит, «как нормальные люди».

Обо всех не скажу, но, к примеру, клинически зазвездившаяся гламурная актриса, мечтающая навсегда забыть своё провинциальное происхождение, без устали «якает», дотошно перечисляет модные марки и щеголяет псевдонаучными словечками невпопад.

Насквозь прожжённый лицемерный политикан временами впадает в подражание самому Ганди, а, беседуя с киллером, без кавычек цитирует «Бхагават-Гиту».

Скандальный журналист беззастенчиво имитирует своего кумира Золя.

Абсолютно фольклорный персонаж Ларри Пейдж, духовный брат Форреста Гампа… Ну, его «простонародный» язык вообще описать невозможно!

Заезжий карлик с Андаманских островов употребляет примитивные речевые конструкции, а при сильном волнении – и вовсе прибегает к жаргону своего племени, на языке которого говорит сейчас от силы человек пятьдесят на Земле; к слову, разобраться с жаргоном мне помогал не кто иной как Вилли Мельников, знаменитый полиглот из Книги Рекордов Гиннеса, по случаю именно в это время приезжавший в Рязань…

А в работе над бесконечными местными реалиями (в творческую командировку по этому поводу меня почему-то так и не отправили ;)) добровольно вызвалась помогать одна русская читательница, переехавшая жить в Индию, за что ей ещё раз низкий поклон.

Говоря о Сварупе, стоит, пожалуй, упомянуть ещё один любопытный момент. Один из героев романа «Вопрос-Ответ» – ребёнок, страдающий страшным расстройством речи. С его уст слетают исключительно нечитабельные наборы звуков. Так вот, перевод уже был отправлен на редактуру, когда до меня внезапно дошло, что мальчик на самом деле изъясняется при помощи шифра. Пришлось в срочном порядке заниматься раскодировкой, переписывать каждую его фразу и составлять таблицу соответствий для любознательного русскоязычного читателя.

(Продолжение следует)

Гибсон, Уильям. «Страна призраков». С папочкой кибер-панка отношения сложились не сразу. Я уже однажды отказывалась от этого автора, и книга «Распознавание образов» попала в руки моего коллеги Никиты Красникова, который перевёл её вдохновенно и, насколько я знаю, с большим удовольствием. Вот и «Страна призраков» показалась мне при первом знакомстве, мягко говоря, странным произведением. Однако, вчитываясь, я внезапно поймала поток особого, неповторимого юмора-нонсенса, который просто не ожидала встретить, зная творчество Гибсона, – и всё встало на свои места.

Другим важным ключом к пониманию книги стало её глубинное сходство с «Алисой в Стране Чудес». Имя главной герои – Холлис, даже «‘Оллис» для пущего сходства; в сумасшедшем квесте-походе под девизом «пойди туда, не знаю куда, принеси то, неизвестно что» (куда её посылает создатель журнала «Синий муравей» – жаль, не «Синяя гусеница») она попадает в «шахматную» реальность, расчерченную на квадратики с координатами Джи-Пи-Эс, встречается со скрытным и обидчивым художником Бобби Чомбо (чем не Шалтай-Болтай?), изучает мир двойников виртуального зазеркалья и участвует в абсурдных диалогах совершенно в духе Безумного чаепития, а в конце даже видит своего Бармаглота.

Не менее прекрасна в книге история безвольного наркозависимого переводчика Милгрема, попавшего в заложники к криминальному злодею Брауну, изящно перетекающая в дерзкую политическую притчу о современном положении простых американцев («После одиннадцатого сентября у нашего народа выработался стокгольмский синдром по отношению к правительству»). Как говорится, «Если вы хотите сказать что-то недозволенное – вложите свои сокровенные мысли вы уста не самого приятного персонажа; желательно, психа».

В этой же книге встречается сноска, потребовавшая от меня самых невероятных усилий. Сноски вообще – мой личный творческий фетиш; на этапе работы с ними текст начинает играть совершенно новыми красками, всплывают неожиданные параллели между персонажами и сюжетными линиями, иногда кардинально меняется понимание текста. Так вот, невинная на первый взгляд оговорка героя о том, что белые детальки «Лего» – то же самое, что коричневые драже «M&Ms», обернулась для меня неделями упорных расследований в сети, которые ничего не дали. Как раз в это время меня позвали поработать с американцами, и только ДВАДЦАТЫЙ по счёту опрошенный понял авторский намёк и сумел дать мне ключ к разгадке. /* В общем, белые Лего — это большая редкость. А конфетки поначалу делали двух цветов — голубого и коричневого. Потом компания, выпускающая их, провела опрос среди населения по поводу желательной расцветки драже, и оказалось, что коричневый цвет вызывает нежелательные ассоциации. ;) Потом было ещё несколько опросов: коричневый убирали сначала совсем, потом возвращали; сейчас он встречается в малых дозах. Так вот, молодёжь придумала, что найти в пакетике коричневую конфетку — это к удаче, поскольку редкость!/ Уж и не знаю, считать ли совпадением, что во время нашего разговора собеседник за обе щеки уплетал те самые «M&Ms» из объёмистого мешка…

А теперь – о том, чего многие ждут. Перевод «Страны призраков» был удостоен антипремии «Абзац» от газеты «Книжное Обозрение». Заслуженно ли – судить, разумеется, не мне. Говорят, после этого в интернете поднялась настоящая битва, в ходе которой множество голосов (и каких голосов!) прозвучало как против моей работы, так и в её защиту. Если честно, я была не в курсе всей этой истории, и вот почему. Незадолго до номинации я родила ребёнка; опасаясь за моё состояние, родные, как могли, берегли меня от шумихи. В доме даже «нечаянно интернет сломался». :)

Но знаете, хотя упоминания об антипремии – в отличие от бастконовского «Зеркала-2005», «Лучшего фантастического романа года» («Илион») и «Лучшего переводного романа года» («Вопрос-Ответ») – прочно приклеились к моему имени в интернете (это был единственный повод написать о моей скромной персоне аж в самой Википедии), я не жалею о времени, потраченном на перевод этой глубокой и остроумной книги. Желаю только, чтобы, подобно «Алисе», она вышла бы ещё в нескольких разных переводах, чтобы наш читатель имел возможность выбора.

Чак Паланик, «Кто всё расскажет». И снова мне повезло на знаменитого автора, резко сменившего стиль и мировоззрение, каковую перемену российская аудитория попыталась списать на меня. Автор «Бойцовского клуба» внезапно убрал из книги весь экшен (кроме воображаемого) и заменил его чёрным юмором. Каждая строка текста ошеломляла игрой слов и головокружительными языковыми вывертами, переводить которые возможно только в изменённом состоянии сознания. На помощь пришёл мой маленький сын, спавший в то время примерно три часа в сутки – с тринадцатью перерывами за ночь. Хронический недосып создал нужную атмосферу – и дело пошло, как по маслу. :) Люблю эту книгу. Хотя, увы, не могу её посоветовать любителям прежнего Паланика.

Однако прошу прощения: увлеклась. Далее – телеграфным стилем.

Самым удачным своим переводом считаю недооценённую у нас чёрную романтическую антиутопию «Подземный Венисс» Джеффа Вандермеера.

Самый читаемый – безусловно, детектив «Невинная кровь» Ф.Д. Джеймс. Это читают в поездах, это читают мои знакомые. Даже моя учительница литературы.

Самый почётный заказ – Сомерсет Моэм, «Официальный статус». 24 страницы текста. Шесть недель каторжного труда. Неделя споров до виртуальной хрипоты с чудесным, дотошным редактором – Александрой Питчер. Выигранное сражение за сохранение авторской «оговорки по Фрейду», в корне меняющей отношение к этому пронзительному рассказу о славном, в общем-то, парне, нашедшем своё место под солнцем – место трудолюбивого и аккуратного палача.

Самый быстро выполненный заказ – «Голодные игры. И вспыхнет пламя» Сьюзен Коллинз. В силу не зависящих от меня обстоятельств эту книгу пришлось переводить в шесть раз быстрее обычного. К счастью, она не потребовала ни работы с реалиями (только ознакомления с предыдущим томом трилогии), ни работы над каламбурами; достаточно было живых диалогов и легко читаемой авторской речи. Книга получилась хорошая. Хотя, будь моя воля, я бы сейчас нашла, что исправить. Как и в любом из своих опубликованных переводов.

Самый древний автор, помимо Овидия, Вергилия и Гомера, – Пьетро Аретино, «Диалоги» (Вита-Нова, итальянский язык, 15-й век). Классика! Автор, у которого не стеснялись заимствовать идеи Шекспир и Пушкин. Приступать было страшно. Работать – страшно интересно. Роман, до краёв переполненный эротикой, на деле же – о чём угодно, только не «об этом». Тут вам и лингвистические споры о границах допустимого в литературной речи, и политическая сатира, и пророческое «Make Love, Not War», и постмодернистские пересказы Вергилия и житий святых, и готовый учебник продаж, жёлтой журналистики, пиара всех мастей, и убийственная полемика с ненавистными редакторами… Повторюсь: это всё пятнадцатый век. Самую сложную задачу представляли собой, конечно же, изумительные стихи с каверзным чередованием рифм и ритма, настрой которых варьировался от элегии до непристойности, от церковного благоговения (Аретино – теолог) до площадной брани, от тонкой улыбки и полнокровного смеха до желчных ухмылок и мрачного гогота.

Стивен Кинг, «Томминокеры» (в соавторстве с Марией Казанской) – самая сложная книга в моей карьере. Будучи воспитана на куцых анонимных переводах из лихих девяностых, я совершенно не ожидала встретить у Короля такую бездну поэзии, такой изумительно чистый, щедрый, искромётный, во многих отношениях элитарный язык. И опять же, такую насыщенную игру с реалиями, что, будь у меня возможность написать предисловие, я бы озаглавила его так: «Томминокеры» Стивена Кинга – энциклопедия американской жизни». Спасибо, кстати, эпохе интернета, позволившей мне найти записи каждой цитируемой в тексте песни, чтобы перевести её в точном соответствии с настроением и ритмом исполнения.

Вот, если вкратце, и всё.

Остаётся добавить, что в жизни я – застенчивый интроверт, увлекаюсь чёрно-белым кино, экзотической вышивкой и кухней, люблю красивую музыку, не смотрю телевизор.