Девочка получила в руки карандаш раньше, чем сделала свой первый шаг. Старшая сестра, Арина, вложила его ей в руку. Марина очень ясно помнит тот момент, хоть не было ей тогда и года, и она только начинала знакомиться с миром. Но ясно видеться ей каждый кусочек того невероятного события, как тонкий гладкий предмет легко ложится в ее маленькую ладонь.
С тех пор она не выпускала карандаш из рук, забрать его у нее было, равносильно собственными руками завести будильник, который выключается лишь в момент полного истощения заряда. Себя маленькой Марина помнит выборочно, но достаточно ясно. Она очень любила пристраивать тонкую палочку к каждому предмету, словно уже тогда стремилась отыскать ему пару. Взрослым тогда невдомек было: чего так желает неугомонный ребенок, щупая и осматривая каждую вещь, обязательно поднося к ней зажатый в руке карандаш. Марине тогда тоже было не ясно: какую недостающую часть она ищет так отчаянно. Иногда нужно что-то большее, чем упорство, для решения задачи.
Но все загадки однажды обретают смысл: девочка, что недавно лишь научилась держаться на ногах, случайно в падении чиркает карандашом о стену, ломая его. На светлых обоях так появляется длинная красная линия. На громкий плач ребенка родители отзываются вниманием, а сестра послушно вкладывает в ее ладошку новый цветной карандаш. Из-за этой случайности Марина принимается рисовать даже раньше, чем уверенно ходить. Одноцветные линии множатся на белых листах, а на губах ребенка играет улыбка, и из комнаты часто слышится смех. Хоть девочка все еще очень мала, но родители уже позволяют себе немного передышки, иногда оставляя ее наедине с сестрой, что старше лишь на три года, но уже умеет рисовать картинки. А еще карандаши у Арины разные, и та любит сестренку: делится с ней цветными палочками и учит рисовать небо и траву. Марине нравится синий карандаш, но рисовать пока получается строго посередине листа.
Композиции на ее листах появляются раньше, чем первое слово срывается с ее губ. Сначала это даже кажется всем интересным, что ребенок говорит рисунками, но, когда Марине минует пять, родители начинают всерьез беспокоиться и искать ответы у специалистов. Девочка успокаивает их, говоря на первой же встрече с доктором, что очень любит рисовать, а слова цвета не имеют, потому они ей и не интересны.
Читать и писать Марина учится быстро и с удовольствием, объясняя это тем, что в буквах есть рисунок. Но говорить девочка все еще не любит. Рисунки в ее альбоме множатся, карандаши стачиваются и мастерство растет. Ее принимают в художественную школу, и первое время ей приходится тяжело. Сложно дается освоение новых техник и знакомство с возможными средствами, зато рисунки приобретают детальность и глубину. Девочка принимается за рисование с еще большим энтузиазмом и уже сама учит старшую сестру выводить линии и подбирать цвета.
Марина испытывает особую симпатию к синему и его оттенкам, ближе всего ей все еще карандаши, но краски дают гораздо больший выбор. Девочка часто рисует небо, к десяти годам у нее набирается много вариантов одного и того же явления. Ей все еще чего-то недостает, потому что картины ее статичны.
Родители, желая ее отвлечь, отвозят их с сестрой на море, надеясь, что смена обстановки что-то изменит, но делают только хуже. Марина впервые оказывается в месте, где небо над головой имеет пепельный цвет, где нет никакого намека на синеву, зато есть море с беспокойством волн и цвета, которых раньше ей рисовать не приходилось.
Девочка по привычке берется за карандаши, но не может даже близко подойти к оригиналу. Она проводит на берегу всю светлую часть дня, прячась в тени заботливо оставленного родителями зонта, такая же бледная, как в день приезда, и заметно осунувшаяся за это время. Арина носит ей соки и фрукты и постоянно зовет зайти в воду, но Марина настолько увлечена поисками подходящего цвета и способа, которым можно было бы передать движение, что само море для нее не более чем визуальный объект. Ей не нужно его касание, ей необходима возможность сохранить его на листе.
Чем больше усилий она прилагает, тем меньше у нее выходит. Марина находит цвет, которым можно передать глубину, но движение ей не поддается. Арина вкладывает ей в руки фотоаппарат в один из дней, и девочка послушно делает пару снимков. Песок у подножия волн густо пропитан сыростью, он слипся и, как пласт, недвижим. Пена, взбитая дыханием морским, словно остановилась на полпути. Сама вода видится гораздо темнее, чем предстает вживую. Марина хочет большего, чем неудачная фотокарточка.
Она сбегает из домика с рассветом: на голове у нее кепка, в рюкзаке за спиной краски, вода и кисти, в руках – ватман, натянутый на стенд, маленький табурет – вместо столика. Марина долго идет в одном направлении вдоль берега, желая найти место, где людей было бы меньше. Это оказывается не так-то просто, потому что и в этот ранний час навстречу ей попадаются тени. Когда же встречи становятся редкими, она останавливается, складывает все вещи на песок и подходит к самой кромке воды. Несмотря на холодный воздух, море облизывает голые подошвы почти горячим языком, мягко укрывая пальцы комьями песка и осколками ракушек. У Марины спирает дыхание от избытка чувств и ощущений: у нее под ногами холодный песок и теплые волны, а впереди горизонт сливается с водой. Цвета видятся странной смесью синевы и зелени, они манят тело и лечат душу. Девочка вслушивается в рокот моря и даже разбирает в нем советы, а после возвращается к холсту и начинает рисовать.
Мазки ложатся на холст с отчаянной простотой и небывалой легкостью, но цвет не идет. Марине приходится отложить кисть и вернуться к кромке. Девочка опускается к воде, уходя острыми коленками в мягкий сырой песок, помещая руки в соленую пену. Она просит у моря помощи, краткого мгновения затишья, чтобы успеть запечатлеть движение в момент его рождения, о цвете в тот момент не помышляет, и море откликается на мольбы, вкладывая в ладонь к ней ракушку темно синего цвета.
Марина продолжает рисунок, начиная с противоположного угла холста в этот раз, она множит мазки и играет цветом, ударяясь то в один оттенок, то в другой. И море следует своему обещанию: волны замедляют бег, пена ложится на песок ласково, почти без брызг, вода блестит на солнце и изгибы ее полотна подобны танцу, ритм которого девочке удается поймать.
Когда Марина заканчивает, картина разворачивается перед ней, движение в той не замирает: волны движутся, песок принимает влагу, вбирая в себя брызги и осколки, а солнце смягчает тона и тени. Море живое раскинулось на холсте, кажется, только приложи ухо, и рокот послышится из глубины, которой не бывает в одних лишь красках.
Вся семья возвращается домой, и Марина не притрагивается к краскам, избегая касаться даже карандаша. На стене море шумит с картины, и волны его не прекращают движения, а синева затапливает все вокруг. В руках девочки постоянно зажата ракушка. Когда же она садится рисовать, тушь заливает кляксами белый лист, ничего не выходит. Линии бороздят просторы, но не находят в них ни оси, ни отклика, будто вмиг Марина лишилась таланта.
Девочка выкидывает все свои старые альбомы, кисти и краски, ломает карандаши, а после обломками снова рисует море, желая утопить в том все неудачные попытки, но ничего у нее не выходит. Тот единственный стоящий пейзаж грохочет на стене, посыпая пеплом, что затянул небо, все ее старания.
Арина покупает ей новый альбом и набор карандашей, где цвет единственный – синий, снимает со стены картину морскую и просит сестру нарисовать ей небо, полное звезд и загаданных желаний. Одна из них срывается в движении, и Марина просит у нее, чтобы мир ее стал чем-то большим, чем синий карандаш и зажатая в руке ракушка.