Легенда о непокорных братьях из стойбища К, алм

Евгений Гудан
Легенда эта древними корнями
Земли нижнеамурской прикоснулась.
Дремучим вихрем по столетиям носилась,
И на Амур, на родину, вернулась.

На острие маньчжурского копья,
И в оперенье вражеской стрелы,
И с верой, непонятной и чужой,
И в облике ужасного зверья.

Давно никто не ждал с чужих сторон
Посланцев иноверцев-чужестранцев.
Они пришли, чтоб данью обложить
Язычников, живущих на Амуре.

Шел парусник. Вослед за ним – другой.
Несли их струи «Черного Дракона».
Так в древности еще Амур-реку
Маньчжуры-иноверцы называли.

Дракон-Амур, меж скалами петляя,
Немало видел на своем веку.
Топил он струги русских казаков,
И в ужас приводил нанайцев, ульчей.
Они все говорили на других,
На непонятном нивхам языках.
И многие из них Мангу-реку,
Как родину, как мать, воспринимали.
Селились на высоких берегах,
Рыбачили, охотились, женились.
Но для других навек она осталась
Заветной и желанной, но чужой…

Бежит Амур от дальних-дальних гор,
А впереди – леса, долины и луга:
На всем пути плетут затейливый узор
В гранитном панцире седые берега.
Повсюду жизнь кипит. На Сунгари,
Что узкой лентой тянется, – маньчжуры,
А на могучей и великой Ла-реке
Живут охотники и рыбаки – нанай,
Там рядом с ними – звероловы-удэге.
Нанайцы дружат с ульчами,
Все говорят – они один народ:
Язык их очень схож. Он льется,
Как будто ручеек журчит таежный,
К Амуру пробивая вечный путь.
И все вокруг речь нани понимают,
Услышит эвенк нани-хусэни,
И говорит своим: «Он нам сродни».

В низовьях, от Тэнчи и до лимана,
И дальше к югу,
Вдоль по побережью –
Сурового Татарского пролива –
Повсюду обитали мои предки, –
Ловцы удачи: добывали зверя,
Ловили рыбу – было все в ходу.
Таков удел, таков у нас обычай –
Так было суждено нам на роду.
Большое стойбище – хозяйские амбары,
И что ни дом – добротные жилища.
И юкола на вешалах краснеет –
Богов и нивхов
Царственная пища.

На чудном месте, древнем и красивом,
Уже столетья стойбище стоит.
Названье – К’алм. Но что о нем, известно?
О том гласит народная легенда,
Седой старик потомкам говорит…

…Давным-давно, в уже забытом веке,
Когда седые горы были молодыми,
Разгневались на предков что-то Боги:
И голодом решили уморить,
Совсем забыв о нуждах человека.
Сперва добычи, что греха таить,
Здесь у народа было очень много:
В амбарах предков – мяса изобилье,
Ломились полки от запасов рыбных.
Но кончились они. Не ждали люди,
Что к ним придет
Страшнее стужи голод.
Охотники идут на зверя – нет удачи.
С удачей рыболовы распрощались.
Исчезла рыба даже в щедрой Мачи,
На озере-Чильтахе рыбы нет.
Все люди отощали в поселеньи:
Удачи нет – и нет у них припасов.
В тайге амурской занялись пожары –
Все дикоросы сгинули в огне.
Что делать? Опустели все амбары.

И на совет старейшины собрались –
Людские больно было видеть муки,
И видеть смерть сородичей своих.
– Я столько лет живу на белом свете, –
Сказал старейшина один, –
Беды страшней не видел. Наши дети
Хватили столько горя, хватит с них!
Пришла пора нам думать с ними вместе,
Как всех спасти и прокормить.
И стали они думу думать…

Меж тем, жизнь теплилась,
Хоть пусты закрома.
Нужда без стука подступает,
С порога на порог идет беда.
Смерть косит всех – по своему закону.
Еще неделя, и тогда – конец,
И в стойбище живого не отыщешь.
Спасти людей здесь сможет
Лишь Творец:
Одна надежда, – что случится чудо…

Жара стоит. И над Амуром
Не видно чаек и бакланов.
«Куда исчезла живность вся?» –
И люди без надежды хмуро
Глядят, как мертвые, страдают
И старики, и молодые.
Кто стар и прожили свой век,
Пытались вспомнить – о беде подобной:
Чтоб люди умирали у реки,
Здесь, где они издревле обитали,
Охотились и Бога почитали,
Просили у всесильного Тол Ыза,
Чтоб он в беде помиловал людей:
Послал бы им удачу на рыбалке,
Большие косяки могучих рыб.
А то совсем уловы стали жалки,
Запасов нет. Нет жизни у реки…
Молились люди, делали обряды,
Просили молча у Хозяина Воды
Богатой на улов рыбалки.
Они теперь любой рыбешке рады.

Наутро, лишь рассвет забрезжил,
В надежде на Творца и чудо,
И стар, и млад – все люди вышли,
Чтоб на заре Тол Ызу помолиться
И ждать всевышнего суда.
Амбары люди подмели – до крохи,
Из закромов всё выскребли семейных,
Последнее бросали молча в реку,
Покорно угощали все Тол Ыза…
– О, Тол Ыз! Усмири свой божий гнев,
И пощади всех в стойбище живущих!
Дай нам улов свой из Амур-реки, –
Такой, чтобы на всех людей хватило…
И вдруг раздался грохот в небесах.
Как божий гром, он покатился в горы,
И, рассыпаясь там, как жуткий смех,
На скалах умер, превратившись в голос.
«Вы испытанье тяжкое прошли,
Домой идите. Утром будет чудо…»

Наутро лай собак всех разбудил,
Кто жив был, все пришли к реке на берег.
И все, кто был в тот миг еще живой,
Перед Амур-рекой окаменели:
Пред ними кит лежал – совсем живой!
Постигнуть чуда люди не умели.

Средь сопок на таежном берегу,
Как будто не успев еще проснуться,
Как человек, лежал он на боку, –
Огромный кит – не в силах шевельнуться!
Грузным телом своим
Скалы он раздвигал.
Ртом он воздух хватал, –
Жаждал, видимо, жить.
И сейчас в океан
Он хотел бы уплыть.

Но, увы, тяжело, невозможно
Свое тело в Амуре спасти,
Нелегко исполином ведь быть:
Божьей Волей – Китом в море жить…

И он вскоре устал,
И навеки уснул.
И спасением нивхам он стал.

Отъедались все: люди, собаки,
Не дай Бог – на земле голодать!
Даже людям из дальних селений
По куску стали мясо давать.
Съели сердце, язык, даже ласты,
Наконец, утолили свой голод.
Ну а кости кита не бросали:
Что могли, вместе в кучу собрали,
И в Амур увезли. Посредине реки
Кости бросили в воду. И вскоре
Против стойбища остров поднялся.
Он зарос тальником, лопухами,
Украшая амурские дали.

И с тех пор, как легенда гласит,
Больше горя здесь люди не знали.
Видно, Богу людей стало жалко –
Пощадил он людей за их муки,
Что Тол Ыза они уважали.
Претерпев неудачу и голод
Все верны Властелину остались.
И с тех лет наделил он людей
Быстротою ума, остротой языка,
И смекалкою их наделил.
А напротив селения K’алмво,
Там, где сбросили кости кита,
Вырос остров с названием Лайда.
И в заливах его рыбы много теперь,
Рядом полно леща, верхогляда,
А осенней порой мимо Лайды
Нереститься проходит кета.

Так легенда гласит, что Тол Ыз
Защищает от смерти людей.
Нивхи верят с тех пор,
Когда кончился мор,
Что Тол Ыз им помог,
Когда кит от погибели спас:
Он как будто спустился с небес.
А быть может, из моря приплыл,
Чтобы людям в несчастье помочь:
В благодарность богам,
Люди щедро дары им дают,
По ночам шаманы камлают,
Людям боги с тех пор помогают.

Но к стойбищу К’алмво однажды
С людьми подошли два судна.
Было много гребцов, и воинов много,
На чужом языке, непонятном,
Говорили они. И каждый из них
Хотел сотворить здесь свой суд.
– Соболя есть, орлиные перья? –
Дань платить Поднебесной Империи! –
Подступил толмач чужеземный.
– Соболя есть, орлиные перья, –
Отвечал им старейшина К’алмво, –
Но платить мы не будем дани!
Торговать мы согласны с вами!
– Только дань! Только дань! –
Всё сильней распалялись маньчжуры.
– А не будете дань платить,
Мы с живых с вас сдерем три шкуры!..

Завязалась кровавая схватка,
Берега окропились кровью.
Но не сдались нивхи маньчжурам,
И пришельцы покинули К’алмво.
Недалёко ушли чужеземцы.
В Тырво, рядом, остановились:
Выше, вверх по течению Ла –
Километрах в семи от К’алмво,
Там еще над рекой скала
Высится до небес.
В этом месте решили пришельцы
Сделать на ночь привал над рекою.
Силы не было после сраженья,
Стали раны лечить маньчжуры.
Вождь пришельцев решил поставить
В этом месте охранный пост.
Не решился идти он к морю:
Нивхи – сильный, свободный народ,
Покоряться не будет маньчжурам…

Долго вождь смотрел на скалу:
До небес вознесся утес!
«Коли нивхов в бою не взять,
Надо хитростью их одолеть…»
Вождь решил здесь построить кумирню
Из гранитных камней – на вершине.
Чтоб далёко был виден храм Будды –
Утром, днем, даже ночью при звездах.
А на стенах одну только надпись,
Но на разных пустить языках:
Мол, вот здесь у маньчжуров граница –
Поднебесной! Пусть всяк убоится!..

Залечили раны маньчжуры.
Обживать стали место в Тырво.
А в Империю с просьбой – гонцов:
Надо воинов нам в подкрепленье.
Ближе к осени, стылой, глубокой,
К экспедиции той чужеземной
Возле Тырво два судна пристали
Из страны Поднебесной, далёкой.
Были воины там и священник
И умельцы-строители были.
Возводить стали храм в этом месте,
Ставить стены его – из гранита:
От набегов от жителей К’алма,
Чтоб была у маньчжуров защита.

Люди мирные – жители К’алмво,
Ни сражений, ни крови не надо.
Но пускать на родимую землю
Чужестранцев с оружьем – не рады.
Вырастают красивые парни,
Крепыши! Старикам – загляденье!
Будут воины – К’алмво защита!
Старики им давали наказы:
Защищать обиталище предков,
Но для этого парням надо
Силу брать от земли родимой.
И учили искусству боя
Нивхи старые воинов юных.
Среди них выделялся силой
Парень крепкий и молодой.
Грудь широкая, хватка – медвежья!
Стариков почитал Кистан.
А другой умом отличался,
В драку он не бросался зазря.
Встретить зверя в тайге не боялся,
На рыбалке удачлив Паян!

Старики им советы давали:
Где вы силой врагов берите,
А где и своим умом.
Друг друга в бою берегите,
Чтоб живым возвратиться в дом.
Пусть враги вас числом превосходят,
Храбрость, ум у вас и мастерство!
И не будет родимый берег
Под пятой чужестранца стонать.

Призадумались крепко парни,
Как теперь маньчжуров изгнать,
Что пришли на родные нам земли –
Будет храм их в Тырво стоять?!
Здесь родимое стойбище наше,
Родовые угодья отцов.
С верой чуждою, данью несносной –
Так приходят лишь только враги!
Так не будет – вовеки веков!
Не нарушим заветы отцов!
Мы не зайцы – сидеть по кустам,
Разнесём этот храм по кускам!
И развеем его – в пух и прах.
Парням этим неведом был страх –
И отвага светилась в глазах.

Поздней осенью храм был готов.
Он взлетел над утесом стрелой –
Храм служения чуждым богам
Над обителью нивхской взошёл.
И на стенах его письмена
Вознеслись на чужих языках,
Чтобы сеять покорность и страх –
На китайском, монгольском,
Тибетском, чжурчженьском…
Нивхи тщетно пытались прочесть письмена.
Богдыханов монгольских ли здесь имена?
Поднебесной Империи страшный указ,
Мол, маньчжурский за этими землями глаз?
Но старейшина-нивх
В суть письмен тех проник:
Здесь чужой для нас тыф,
Здесь чужой нам язык.
Поклоняться ему,
Проклиная судьбу?
И забыть нам навек,
Что и нивх – человек?

Ночью в К’алмво упал первый снег,
Он покрыл реку, горы и лес.
«Это знак, – произнес человек, –
Боги нам посылают с небес.
Коль на нашей амурской земле,
Без согласия и нашей воли,
Чужестранец построил свой храм,
Лучшей нам не видать теперь доли.
Все здесь будет не наше теперь:
И богатства речные, и зверь,
Все отнимут у нас чужестранцы.
Как рабы на них будем глядеть?
Дань платить и богов их терпеть?»

Ночью в К’алмво великий шаман
В бубен бил в исступленьи, как зверь.
И с богами всю ночь говорил.
Что ответили боги ему, –
Ни младенец, ни старец не знал.
А когда от камланья устал,
Он Кистана к себе подозвал.
Но что воину он говорил, –
От народа Кистан утаил.
Но сказал своим братьям Кистан,
Что на днях в наступленье пойдёт.
Поддержал его умный Паян:
– Нас сраженье нелёгкое ждёт…
Ночь закончится, сразу
Мы с Кистаном пойдем на Тырво.
Храм буддийский пойдём разрушать.
Чужестранным пришельцам назло –
Под пятой их не будем лежать!

Без сраженья в тот раз обошлось.
Поздней осенью, пред ледоставом,
Весь отряд распрощался с Тырво,
Без потерь возвратился в Китай.
Во дворец к императору Мину
Допустили вождя из отряда:
– Будды храм вознесён над рекой,
Что зовется «Черным Драконом».
Поднебесной владыка доволен,
Что Империя так возросла,
И что править отныне он волен
Той рекой, где сокровищ – не счесть!
И людьми – в шкуры зверя одетых,
И в одежду из рыбьих шкур…

Небольшая горстка маньчжуров
Будды храм охраняла с тех пор,
На великое чудо надеясь:
Под защитою Будды теперь.
Но у нивхов к богам чужестранным,
Что оковы и дань принесли,
Незнакомую веру чужую,
Вызывает лишь ненависть храм,
И пришельцы, живущие в храме.
Нивхи – мирного края народ,
Всё привыкли решать они мирно.
И не стал убивать их Кистан –
И сказал им достойно Паян:
– По добру уходите отсюда…
И в империи вашей Кидань
Своему передайте владыке:
Никогда не платили вам дань,
И платить не намерены нивхи!

Восвояси ушли чужестранцы,
Нивхи храм разобрали буддийский,
Камни бросили в воды дракона.
И следов не осталось от храма…

Нивхи вечно молились Тол Ызу,
Неизменно ему поклонялись.
Все обряды, что испокон жили,
Как святыни, всегда исполнялись.
Так прошло полстолетья, не меньше.
Люди старились и умирали.
Про историю с храмом средь нивхов
Молодые почти и не знали.
Вдруг весенней порой на рассвете
На широком амурском просторе
Появились три судна пред К’алмво.
Кто такие? Зачем? И откуда?
Как обычно, чужих здесь не ждали.

На амурском крутом берегу
Чужестранная речь зазвучала.
Взглядом реку окинув на миг,
Дянги нивхов собрать повелел.
И, собравшись, народ возмутился.
Нивхи столь непреклонными были,
Что готовы в сражении биться –
Копья, пики не зря прихватили.
И Дянги отстранил толмача –
Всё понятно здесь без перевода:
Дань платить не намерен народ,
Чужестранного гнёта не примет.

Жирный Дянги, как рак, покраснел,
Но сдержал он свой гнев мимолётный,
Лишь как будто сильней погрузнел,
Словно съел он собаку прилюдно.
Понял он, что не будут платить
Нивхи дань, дорога им свобода.
Их нельзя даже перехитрить –
Есть у нивхов достойные Боги!
Надо долготерпением взять,
Покорить многолетним измором.
Пост империи соорудить
Храм воздвигнуть на горном утёсе.
Будды храм! Чтоб глядел на восток,
И на север, на юг и на запад,
Чтобы все, кто появятся здесь,
Отовсюду тот храм узнавали –
Даже звёзды, что смотрят с небес,
Или птицы, что здесь пролетают.

Вновь маньчжуры построили пост,
Снова храм вознесли на утёсе.
Лучших воинов в крепких доспехах
Здесь оставили – пост охранять,
Исполнять повеления Будды.

Экспедиция тут же снялась,
Отплыла в Поднебесной пределы.
Будды храм и построенный пост
Походили скорей на погост –
Позабыты, заброшены были.

Зимы наши – страшнее, чем смерч,
Обжигающим ветром пылают.
Что доспехи маньчжуров прожечь –
Они душу у них выжигают!

Разыграется коли пурга, –
Вздыбит в небо Охотское море!
Вековая застонет тайга, –
Пляшет смерть на амурском просторе!
Стонет буря, ревёт и рычит.
Сунуть носа маньчжуры не могут.
И ни Будда, ни меч и ни щит
Здесь пришельцам уже не помогут!

Будто в норке крысиной живут,
Затворившись в посту, чужестранцы.
Ждут набегов от нивхов они –
Безрассудные эти пришельцы.
И, конечно, неведомо им,
Как прекрасна у нивхов душа,
И что значит для нивха свобода.

Но уже наступила весна.
Солнце ярче горит над Амуром.
Лёд подвинулся, стало тепло,
Улыбается Будда маньчжурам –
Нет пурги и не щурит свой взгляд.
На утёс волны дыбятся с плеском.

Иероглифы будто горят
На монгольском, китайском, тибетском,
На чжурчженьских гласят языках.
Только чужды для нивхов они
Испокон есть у жителей К’алмво,
Свой язык, свои духи и Боги.
Им маньчжурская вера чужда,
И храм Будды – вовеки не нужен!
С колыбели хранит их Тол Ыз,
И нет выше для нивхов Пал Ыза.

Солнце так же, как раньше встаёт,
Так, как раньше, и ловится рыба,
И в тайге всюду водится зверь,
На морского охотятся зверя, –
Как Богами завещано им,
Так живут они – жители К’алмво.
Так ведь предки их здесь испокон
Обитали на землях родимых.

Сколько можно на Будду смотреть?
Посылают гонцов в Тырво нивхи.
С просьбой их к самому богдыхану.
Чтоб маньчжуры посланье послали
С просьбой нивхов: не нужен храм Будды.
Веру чуждую нивхи не примут.

Пусть уходят с земли их маньчжуры –
За Амур – в свои древние земли.
А то нивхи опять соберутся,
Храм разрушат и пост уничтожат…

Стало ясно служителям Будды:
Не найдут они паствы средь нивхов.
И не будет вовеки покоя
Чужестранцам в обители нивхов.
И уехали вскоре монахи.
Не исполнив своих намерений.
Что ждало их в родимых границах –
Одному только Будде известно,
Но об этом он нам не расскажет.

Были рады, как малые дети,
Тем событиям жители К’алмво.
Храм буддийский они разобрали –
Всё, до камешка, бросили в реку.

Столько много веков пробежало!
Лихолетья – всё кануло в Лету,
Так вот бурнокипящие реки
Без следа в океаны уходят.
Только память людей не остыла:
До сих пор в К’алмво помнят Кистана,
Добрым словом всегда вспоминают
Здесь потомки Паяна деянья…
Всё мои соплеменники помнят,
Эту память хранят, как святыню.
«Люди доброе в мире творили», –
Так всегда старики говорили…



………………………………………………
«Черный Дракон» – река Амур.
Мангу – река Амур /ульчское/.
Ла – река Амур /нивхское/.
Нани – самоназвание ульчей.
Нани-хусэни – парень.
Тэнча – стойбище Тэнча /село Богородское/, /ульчское/.
К’алм – маленький кит.
Мачи – озеро на левом берегу Амура.
Чильтах – озеро на Кальминском острове.
Тол Ыз – Хозяин Воды.
Пал Ыз – Хозяин Тайги.
Лайда – остров напротив села Кальма.
Тырво – стойбище /село Тыр/.
Мин – император Китая /XV век/.
Кидань – Китай.
Дянги – начальник.
Тыф – дом.