Кая за свою жизнь столько историй выслушала о странном заброшенном доме на краю города. Двухэтажное здание, будто бы макнули в дым, отчего краска на стенах потеряла любые намеки на цвет. Лунный свет серебрит это прибежище тьмы и упадка, придавая ему удивительное очарование, словно ночь – единственное время, когда давно утерянное способно еще раз напомнить о себе. Ей бы верить, одной хотя бы, но разве много верного в истории, что из уст в уста перетикает?
Девочка всматривается в пустые проемы окон, кое-где сохранившие стекла и не забитые еще досками, и думает, как может нечто столь величественное пасть так низко, чтобы дети стали пугать друг друга байками о тех временах, когда хозяева еще не покинули дома. Каким прекрасным он должен был быть тогда! Гордое строение на вершине холма, видимое со всех более низких точек города, острый край угольной крыши, устремленный в небо, сверкал тогда еще красками и жизнью, наверняка, то было пристанище не для одного птичьего поколения. А стены ровные и мощные, так плотно нынче увитые плюшем: какой цвет носили они? Прекрасные окна с резными ставнями, как способное видеть существо, всматривались в окружающие земли с надменной гордость. Скольким гостям было позволено взойти на это крыльцо, что и сейчас способно выдержать вес человека?
Кае только одиннадцать, но ей уже и сейчас понятно, что никаких тайн не может скрываться в старом покинутом доме. Разве что немного памяти, въевшейся в стены, как копоть после пожара. Память ее не пугает, как и прошлое не ранит ребенка, она взлетает по ступеням крыльца, словно успела уже позабыть, что дыры в мягком дереве возникли не просто так. Проводит раскрытой ладонью по оставшейся линии перил, не боясь острых краев ее покрова. Однако все равно замирает перед высокой дверью. Какой бы храброй она не казалась своим друзьям, говоря, что готова разбить все их теории раз и навсегда, пробравшись в пустующий дом посреди ночи, она также дрожит. Громада дома тенью нависает над ней.
На мгновение ей даже становится смешно от желания постучать, прежде чем толкнуть темную дверь. Та поддается с трудом, петли, давно не пившие масла, сопротивляются и надсадно кашляют, звук этот способен бы испугать любого, но Кая уважает время. Она почтительно придерживает дверь, чтобы хлопком не разбить глухого очарования запустения, но даже тогда на голову ей сыпется пыльная крошка. Половицы под ногами девочки скрипят в приветствии, и звук этот в тишине и темноте кажется благословением. Девочка слышит биение собственного сердца, и дорожка фонарика дрожит перед ней, отчего голос дома видится ей приветствием. Она направляет луч бегать по стенам, а сама всматривается в то и дело всплывающие картины, но рассмотреть их ей не удается, толстый слой пыли светом не пробить.
После вытянутого коридора перед ней вырастает огромная витая лестница, которую все реже можно встретить в современных домах, только как неудачные отсылки к моде прошлого. Справа и слева виднеются проемы помещений. Кая сворачивает в одно из них, попадая в нечто, напоминающее гостиную, посреди просторной комнаты стоит стол, на котором ваза с засохшими цветами смотрится по-настоящему пугающе. Как много времени нужно растению, чтобы рассыпаться в прах? Девочка совсем не светит себе под ноги, пуская луч гулять по стенам и предметам: ей попадаются старинные кресла, укрытые какой-то тканью и толстым слоем пыли, деревянные и металлические полки на стенах, на которых еще хранятся книги. Камин, на дне которого схоронились остатки золы, и другие призраки человеческого существования – все это погребено под слоями пыли и увешано раскидистыми узорами паутины. Кая сталкивается с двумя совершенно разными ощущениями: страхом и любопытством.
Всей той храбрости, что таится в ней недостаточно, чтобы успокоить беспокойное сердце, однако что-то еще толкает ее продолжить путь. Просто переступив порог, девочка доказала всем тем, кто смеялся над ее желанием заглянуть дальше, чем способно показать покрытое пылью окно, но она делает шаг, а за ним еще и еще. И вот она уже снова оказывается перед лестницей, ведущей на второй этаж.
Возможно, эти тайны и стоило бы оставить неприкосновенными, но любопытство трогает ее спину легким дуновением, словно дом приглашает ее продолжить знакомство. Ступени скрипят под ногами, ноют даже под незначительным весом ребенка. Кая светит себе под ноги на протяжении всего первого пролета, опасаясь пропустить дыру, скрытою под выцветшей ковровой дорожкой. Но после безрассудство снова возвращается к ней. Она обращает луч на стены и вздрагивает, когда в дорожку света попадает рамка. Время и запустение никак не коснулись ее, и женщина, что изображена на фотографии, предстает пред ней, как только что законченный рисунок. Пусть в черно-белом цвете нелегко рассмотреть волос, глаз или платья, но красоты в однотонном снимке не спрятать. Незнакомка с правильными чертами лица и немного более пристальным взглядом предстает перед девочкой странным приветом из прошлого, когда красота была таинством природы, а не карикатурой, нарисованной умелой рукой человека. Смотреть на ее фото уже было благословением. Кая сама не ожидает от себя подобного, но, спрятав на время фонарик в карман и подождав, пока глаза немного привыкнут к темноте, девочка снимает фотографию со стены, оставляя на той сиротливый светлый участок.
Убрать сувенир ей некуда, потому она просто несет его в руке, почти сразу же осознавая, что на верхнем этаже фонарик ей уже не нужен. Кая оказывается на площадке, от которой два хода: в правое крыло и левое и несколько дверей. Одни из них распахнуты, другие плотно закрыты, сложно решить: какую из них осмотреть первой.
Кая выбирает правое крыло, потому что у дальней стены на той стороне почему-то светлее всего. Только двери здесь оказываются закрытыми, и, как девочка не старается, ни одной из них открыть ей не удается. Можно предположить, что именно здесь когда-то находились хозяйские спальни. Удивительно то, что дом, который полнился ранее звуками и шорохами, словно дыхание задержал на время, потому что Кая, ступая по старому дереву, может слышать только биение собственного загнанного сердца.
Достигнув конца коридора, девочка оказывается в пятне лунного света: в крыше над ее головой зияет пропасть темного звездного неба и крупного шара полной луны. Ее глазами теперь видится гораздо больше, но смотреть особо не на что. Серые стены не имеют единого цвета, но в воздухе запах пыли и затхлости уже не столь ощутим. Последняя дверь в этой краю приоткрыта, Кая толкает ее с неприкрытым предвкушением, слишком много осечек было до этого момента. Она переступает порог и остается стоять там же.
Комната оказывается освещенной участками, дыры в крыше дают возможность рассмотреть обстановку, в которой нет полной уверенности в неприкосновенности былого. Кое-где среди пыльного настила на полу видны дорожки, будто кто-то тряпкой провел, нет паутины, плотного кокона, на предметах. Девочке становится неуютно от этой незавершенности, но испугаться по-настоящему ей приходится тогда, когда взгляд ее упирается в неосвещенный участок у дальней стены комнаты. Тьма клубится в нем, дышит, словно живая, и пусть увидеть ей удается немного, у Каи мурашки высыпают на коже, а сердце замирает на миг. Ей остается только следить, как луна в этот момент заканчивает свое восхождение на ночном небе, и тропа света достигает подножия кресла.
В нем сидит женщина с темными волосами и бледной кожей, высокими скулами и удивительно ладными чертами лица, красные губы буквально светятся на этом фоне. Но по-настоящему прекрасным эту картину делают глаза, взгляд их завораживает смесью интереса и серьезности. Брови выразительные слегка приподняты, словно застыли в немом удивлении. Кая тоже была бы удивлена, если бы страх не блокировал каждую из возможных реакций. Рука ее разжимается, отчего рамка с фотографией с глухим ударом касается пола, по стеклу проходит трещина, пересекающая фигуру женщины, изображенной на ней.
Кая делает шаг назад, инстинктивно понимая, что ей уже сейчас стоит бежать из этого дома, но ужас, сковавший тело, не желает дать ей хотя бы возможность на спасение. Женщина поднимается на ноги, представая перед девочкой во всем великолепии своего образа. Красное бархатное платье, обнимает тонкую фигуру подобно паутине, виденной ею ранее, но ткань его тяжелая, а цвет такой насыщенный, что восхищение тает под гнетом ирреальности. Шлейф касается пола, отчего тайна чистых линий может казаться разгаданной. Губы видения, шагнувшего из темноты, горят еще ярче, чем бархат платья на светлой коже обнаженных плеч, до белой груди спускается ожерелье с поражающей идентичностью алого цвета, который имеет главный камень. Рот ее раскрывается в улыбке, отчего белизна зубов получается подсвеченной лунным светом, два из них кажутся слишком большими – верхние клыки, продолговатые и заостренные. Женщина протягивает ладонь, делая жест в сторону упавшего фото, и говорит:
- Вижу, ты присмотрела для себя сувенир, - голос ее звонким ручейком втекает в уши девочки, отчего весь страх разом спадает с нее, рот приоткрывается в удивлении. Кая смотрит на существо перед ней и пытается понять: человек это или приведение, и может ли призрак быть столь прекрасным. Она опускается и поднимает с пола фотографию и решает, что отвечать видению можно, ведь никто все равно ее сейчас не видит.
- Она была единственной вещью, которой не коснулось запустение, - это не было похоже на достойное оправдание ее проступку, но другого у нее попросту не было.
- Время не трогает тех, кто не по зубам его могуществу, - девочке сложно понять этих слов, они дымкой утренней опускаются на ее плечи, обещая однажды раскрыться полуденным зноем. Следующие слова становятся для нее неожиданностью: - Ты можешь забрать ее, если хочешь, я не стану тебе мешать.
Словно опровергая свои слова, женщина покидает место, занимаемое ею раньше, проходит к старинному серванту, стекла которого потемнели от времени, но кое-где на нем видны светлые следы, как от касаний пальцев. Пусть в этом не видать угрозы, только от движений ее рябь проходит, а в воздух поднимаются песчинки пыли. Неважно, кем является эта женщина, почему она пробралась в старый заброшенный дом, в котором не жил никто уже много лет, но одно становится девочке понятным – это никакой не призрак, те не способны воздействовать на материальные объекты. Именно поэтому она и не побоялась пробраться сюда под покровом темноты в одиночестве. Сейчас же все изменилась, она напугана и растеряна, но все еще не может просто так сбежать.
Кая смотрит на женщину, которая держит в руке бокал, снова с оттенком красного, видит, как губы той встречаются с алым напитком, что окрашивает стекло и уголки рта, и не может понять, что все еще держит ее в этом доме. И словно ответом тишину разбивает ее вопрос:
- Кто вы?
Женщина улыбается девочке, губы ее расходятся, обнажая белизну зубов, но цвет их запятнан краснотой напитка. Отчего на клыках алый цвет становится невыносимо ярким, словно мало было до этого контрастов. Она выдает мягкий смешок, короткий, словно сама не ждала подобного, а у Каи на руках приподнимаются волоски.
- Та, которую ты не ожидала здесь застать, - все-таки произносит она. И пусть это снова похоже больше на загадку, чем на ответ, девочка понимает, что та имеет в виду. Ей бы стоило сразу понять, что пустующие дома не хранят прошлого, что цветы сухие давно должны были пеплом осыпаться на поверхность стола, что за открытой дверью хранятся только те тайны, знакомство с которыми не сулит ничего хорошего. Кая сама удивляется, когда находит силы на еще один вопрос:
- Вы позволите мне уйти?
Женщина облизывается полные губы, собирая красные разводы в уголках, и кивает. Девочка не желает ждать еще чего-либо, она разворачивается и выбегает, только бросив на ходу сдавленное: «Простите!».
Кая продолжает бежать, даже когда страшный дом остается далеко позади. Не оглядываясь, она все еще чувствует тяжелый взгляд его пустующих окон, и, только когда сил не остается вовсе, она останавливается, упираясь руками в колени в попытке отдышаться. В руке она находит все также крепко зажатую фотографию, снимку гораздо больше лет, чем она способна представить, но это не меняет главного: на нем изображена та же женщина, что встретилась ей в темном доме, историями о котором ее пугали с детства.