Преображение

               
                Разговор в метро.

   - Будь моя воля, я б вообще детективы запретил! И читать, и писать. Запретил бы как жанр. И фильмы-детективы тоже запретил бы.
   - Почему?
   - Да потому, что там одно сплошное насилие! Ответьте: о чем, как правило, пишут в детективах?
   - Об убийствах?
   - Конечно.
   - Так ведь в детективах речь идет о «литературных» убийствах. В детективе убийство – основа; загадка, которую писатель разгадывает вместе с читателем. Убийство, если хотите, лишь стандартный технический ход. Писатель сообщает читателю факты в определенной последовательности, читатель строит предположения о том, кто может быть убийцей. Писатель запутывает читателя, а читатель ищет логику в построениях автора. Что плохого в развитии логики?
   - В развитии логики ничего. А плохо вот что: люди, начитавшись детективов, отрываются от реальности и забывают о том, что убийство – это всегда трагедия. У убитого есть мать, жена, друзья. У него были обязательства перед другими людьми, свои планы, наконец. И этого их лишили, причем насильственным путем. Детективы по своему отрицательному воздействию чем-то сродни компьютерным играм.  Там у игрока есть оружие, здоровье, которое, как счет на телефоне, можно в любой момент пополнить, и даже если игрока убивают, то через минуту он снова в игре! А ведь есть люди со слабой, лабильной психикой, которые на какой-нибудь двести сорок первый час игры перестают видеть разницу между игрой и реальностью. И тогда они берут отцовские винтовки и стреляют по своим одноклассникам. Это же понарошку, никто не погиб. Убитые через минуту встанут, отряхнутся и скажут убийце: «Круто, пацан, ты нас так здорово шлепнул! Мы чуть не испугались!»
   - По-моему, Вы преувеличиваете. Убивают те, кто уже потерял шарики. Те, кто страдает манией величия, ненавидит остальных людей или считает себя орудием в руке Бога.  Вы читали Сартра, рассказ «Герострат»? Там это здорово описано.
   - Это детектив?
   - Нет, психологический этюд.
   - Понятно. Все равно, убийство – это плохо. Литературное или любое другое.
   - Да кто же спорит!
   - Значит, мне удалось Вас убедить.
   - О, разумеется!

              Статья в газете. Рубрика «Криминальная хроника».

   «…В течение апреля сего года в Андрееве пропали четыре человека – три мужчины и женщина. Один из мужчин работал в Государственной инспекции по безопасности дорожного движения в должности старшего инспектора, второй – заместителем директора зоопарка, у третьего была торговая точка по продаже комплектующих к компьютерам и оргтехнике. Женщина работала учительницей в школе.
   Как установило следствие, инспектора последний раз видели, когда он после работы садился в свою машину. Заместитель директора, по заявлению сотрудников зоопарка, вышел около двух часов дня из кабинета, чтобы сделать звонок, и больше не вернулся. С компьютерщиком вообще непонятная ситуация – он сидел за компьютером и пропал. Продавец-консультант утверждает, что шеф играл в «Варкрафт», когда пришли покупатели. Пока продавец консультировал пришедших, шеф все время был на виду, а когда продавец на минуту отвернулся, чтобы достать с витрины товар, шеф исчез. Сначала продавец не придал значения отсутствию начальника. Тот часто бегал на улицу курить или мог пойти за кофем в соседнее кафе. Продавец забеспокоился  только в конце дня, тогда же и позвонил гражданской жене пропавшего. Учительница вечером шла домой вместе со своей ученицей, которая жила в соседнем доме. По уверению ученицы, они расстались на автомобильной стоянке между их домами…»






   Дон Индельфонсо де Парайо был в отчаянии. Запасы съестного в замке подходили к концу, и помощи ждать было неоткуда. Вероломный сосед, дон Родриго да Сильва, нарушил данное им слово и напал на владения дона Индельфонсо. Он сжег три деревни, принадлежавшие дону Индельфонсо, и окружил его замок. Солдаты дона Родриго пили вино дона Индельфонсо и упражнялись в пьяном остроумии, хвастаясь друг перед другом своими злодеяниями.
   На второй день осады дон Индельфонсо попытался с небольшим отрядом проскользнуть по подземному ходу мимо вражеских солдат, но попал в засаду. К счастью, ему удалось спастись бегством, а весь его маленький отряд погиб. Дон Индельфонсо успел привести в действие механизм, засыпавший подземный ход песком и камнями, но солдаты противника согнали к замку его крестьян, захваченных в деревнях, и он слышал, как крестьяне разбирают завал. 
   Дон Индельфонсо знал жестокий нрав своего соседа и не сомневался в том, что, ворвавшись в замок, дон Родриго сожжет его дотла, а жену и дочь дона Индельфонсо обесчестит. Король благоволил дону Родриго и закрывал глаза на его бесчеловечные выходки.
   Дон Индельфонсо вошел в часовню и распростерся перед изображением Девы Марии. В течение нескольких часов он возносил пламенные молитвы небу. Он свято верил в то, что Дева Мария наблюдает за ним с небес и не позволит свершиться несправедливости.
   В полночь он вышел из часовни и отправился на стены замка, чтобы сделать ночной обход и убедиться в том, что солдаты зорко наблюдают за вражеским войском. Поднявшись на стены, он увидел, что погода начала портиться; откуда ни возьмись, налетел холодный ветер, и его мощные порывы высекали слезы из глаз. Небо заволокло тяжелыми и низкими грозовыми тучами. Упали первые капли дождя, и вскоре разыгралась страшная гроза. Молнии, не переставая, сверкали то тут, то там, и от их блеска стало светло, как днем. 
   Осаждающие сбились в кучу и пытались укрыться от непогоды под перевернутыми телегами. Дождь лил с такой яростью, будто хотел утопить нападавших в своих потоках.   
   Мощный раскат грома сотряс землю до основания. И в блеске молний дон Индельфонсо увидел огромного всадника в сияющих белых доспехах, спускающегося с небес. Всадник занес блистающее копье над вражеским войском и нанес удар в самую сердцевину его. Полыхнула ослепляющая глаза вспышка, мгновенно исчезнувшая в темноте неистово бесившейся бури.
   Ливень продолжался до утра. К полудню небо очистилось, и  когда дон Индельфонсо вновь взошел на стены и посмотрел на неприятельский лагерь, то увидел, что от него ничего не осталось – на его месте зияла громадная воронка с блестящими и гладкими, словно стекло, краями.
   Спустившись со стен, дон Индельфонсо вскочил в седло и выехал из замка.    Подъехав к воронке, он спешился, подошел к ее краю и посмотрел вниз.
   На дне ее, словно мухи в янтаре, лежали вплавленные в стекло дон Родриго и его солдаты. Глаза их были открыты и с выражением непередаваемого ужаса смотрели в высокое небо.
   Дон Индельфонсо медленно перекрестился, затем преклонил колени и стал горячо молиться, благодаря Деву Марию за своевременную  помощь.

   Брэндон Блайт, среди «берегового братства» более известный как «Ангел», пытался на своем корабле, «Семи смертях», уйти от королевских судов. Он поднял все паруса, но днище его фрегата сильно обросло, и судно не могло развить полную скорость. До заката было еще далеко, а королевская эскадра, состоящая из четырех кораблей, с каждой минутой приближалась к нему, и намерения её были самыми недвусмысленными.
   Блайт знал, что за его голову назначена большая награда. Королевские корабли хотят драться? Что ж, он предоставит им такой шанс.
   Он отдал распоряжение готовиться к бою. Дорого обойдется флоту Её Величества его голова!
   В предстоящем сражении Блайту можно было рассчитывать только на абордаж. Его команда, состоящая из трехсот самых отчаянных головорезов Карибского моря, сокрушит любую другую, в этом Блайт был уверен. Каждый его боец стоил двух, а то и трех человек, в чем Блайт имел возможность неоднократно убедиться.
   Оставалось только подобраться ближе к королевским судам. Если он возьмет на абордаж хоть один корабль эскадры, остальные галеоны не смогут открыть огонь из пушек по его фрегату, ибо тогда они будут расстреливать своих же моряков. А захватив корабль, он сможет уже на равных помериться силами с эскадрой.
   Блайт точно знал, как поступит командир эскадры. Сначала его корабли подойдут на расстояние пушечного выстрела и пронизают его паруса, чтобы лишить корабль скорости и маневренности, а потом пустят на дно бортовыми залпами.
   Капитан пиратского корабля был уверен в своей гибели. Если он избежит смерти в бою, его вздернут на рее. Блайт был одним из самых удачливых флибустьеров, и его удачливость вызывала дикую злобу высокопоставленных колониальных чиновников.  Он грабил не только испанские, португальские и французские корабли. При случае Блайт мог организовать сухопутный рейд вглубь континента для  набега на золотые или серебряные рудники, а мог напасть на жемчужный промысел. Неоднократно его корсары грабили богатых плантаторов, и освобожденные рабы-негры примыкали к нападавшим, предпочитая рисковую, но веселую жизнь пирата медленной гибели на плантациях.   
   Блайт спустился с мостика в свою каюту, чтобы промочить горло ромом. Перед боем он всегда выпивал стаканчик ямайского рома, чтобы не чувствовать боли от ранений. Он вытащил запаянную сургучом пробку, налил ром в серебряный кубок и поставил бутылку на стол. 
   Перед возлиянием он произнес придуманную им самим молитву Зеленой Леди – так Блайт называл Хозяйку морской пучины и Покровительницу моряков Маринию.
   Он услышал звук пушечного выстрела, и ядро шлепнулось в воду перед носом его судна – это был приказ лечь в дрейф. Никто не имел права отдавать приказы Блайту. Они будут драться. И плевать на неравные условия! 
   Он вызвал своих лейтенантов и отдал необходимые распоряжения.
   На корабле закипела работа: матросы натягивали сеть для защиты от падения частей рангоута, поврежденного неприятельскими ядрами, абордажная команда готовила крюки.
   Блайт поднялся на мостик. Внезапно он почувствовал, что ветер меняет направление и усиливается. Он посмотрел на горизонт и увидел в далеких облаках женское лицо, улыбающееся ему. Блайт счел это за добрый знак и тут же отдал команду сделать поворот оверштаг и идти навстречу королевским судам, чтобы вклиниться в их строй.
   Командир эскадры разгадал его маневр и отдал приказ рассредоточиться. Но было уже слишком поздно: пушки Блайта открыли огонь, и когда дым от выстрелов рассеялся, командир эскадры увидел, что один его корабль идет ко дну, а на палубу второго с остервенением лезут матросы Блайта. Командир эскадры отдал приказ захватить оба судна, поскольку численность его  матросов была значительно больше, чем у Блайта, но удачный выстрел попал в пороховой погреб на его судне, и команда вместе с кораблем взлетела на воздух.
   Капитан оставшегося корабля счел, что мужество не всегда уместно, и лег на другой курс. Блайт с миром отпустил его.
   Позже, празднуя победу, Блайт горячо благодарил Маринию за своевременную помощь. Он бросил в море три бочонка рома и оружие, захваченное у неприятеля. Он чтил Хозяйку морской пучины и не хотел терять с ней добрые отношения.

   Эжени Дюбуа безучастно смотрела, как крыса доедает остатки ее трапезы. Она находилась в прострации с тех пор, как королевский суд приговорил ее к повешению. Судейские попались не из тех, кто тянет кота за хвост. Выступил прокурор, несколько слов сказал защитник, и ее осудили. Завтра ее повесят. И конец песенке.
   Черт дернул этого Франсуа прийти к ней в тот день. Он заявился в трактир навеселе, выпил еще вина и поднялся к ней в комнату. В общем-то, он был добрым человеком, да и в любви не прихотливым. С ним никогда не возникало затруднений. Кроме того злосчастного дня!   
   Он зашел к ней в комнату, запнулся об оторванную половицу и ударился головой о стоящий на полу утюг. Когда она перевернула Франсуа, он был уже мертв.
   Жизнь ее не заладилась с самого рождения. Когда ей был год, погиб на войне отец. Мать никогда не любила ее.  Когда Эжени исполнилось пять лет, мать пристроила ее в церковный приют. В отрочестве пьяный привратник надругался над ней. В юности ее охватил неизвестный недуг, который чуть было не лишил ее зрения.
   С двадцати лет она стала работать трактирной проституткой. Она была привлекательной особой, поэтому мужчины приходили в трактир посмотреть на нее, хлопнуть по заду, а те, кто был при деньгах, еще и спали с ней.
   Франсуа Рюи, ее постоянный клиент, на протяжении трех лет ходил к ней. Она чувствовала, что нравится ему, и если бы он не был женат…
   В этом месте Эжени всегда прерывала себя.
   Прокурор обвинил ее в предумышленном убийстве с целью ограбления. А она даже не смогла ничего сказать в свою защиту, настолько ей показалось диким такое обвинение! Франсуа дарил ей подарки, давал деньги сверх положенного, был с ней ласков… Зачем ей убивать его?
   Завтра она встанет на скамейку под виселицей, палач наденет мешок ей на голову, затянет на горле петлю.  Хрустнут ломающиеся позвонки, и она больше никогда не почувствует боли.
   Эжени было жалко себя, но она не смогла выдавить ни слезинки. Слезы кончились уже давным-давно.
   Взгляд ее блуждал по камере и вдруг наткнулся на изображение Девы Марии. Охранники говорили, что до нее здесь был испанец, а испанцы почитают Деву Марию больше Спасителя. Эжени встала на  колени на влажный земляной пол и стала молиться.
   Она читала молитвы с такой искренностью, будто изливала душу самому близкому на земле человеку. Ей казалось, что Дева находится вместе с ней здесь, в темной, без окон, камере, слушает ее и плачет рядом с ней. Она поведала Деве всю свою жизнь, нескладную и неладную. Она рассказала Деве все без утайки, даже то, о чем предпочитала не вспоминать. А Дева печально улыбалась и гладила ее по головке, Эжени чувствовала это.
   Она посмотрела на Деву и не увидела ее. Что-то упало ей на руку. Она тронула пальцем, нащупала что-то влажное и поняла, что это слеза. Вот почему она не видела Деву – глаза ее были полны слез!
   То, что она снова может плакать, почему-то приободрило ее.
   Утром к ней в камеру пришел священник и исповедовал ее.
   Затем ее отвели на эшафот и сняли с нее одежду, оставив лишь рубашку. Она стояла на краю помоста, а легкий ветерок играл ее волосами, ластился к ней, будто игривая кошка.  Она прищурила от яркого солнца глаза и посмотрела в высокое голубое небо. Над крышами кружились большие черные птицы, верно, то были вороны.
   Внезапно она увидела, что вороны кружат не беспорядочно, а складывают из своих крыл картину, ибо в небе появилось созданное из летящих птиц женское лицо, благостное и прекрасное, и оно улыбалось Эжени.
   Люди вокруг тоже заметили необычную картину в небе. Кто-то надсадно захохотал, кто-то упал на колени и стал молиться, кто-то ругался грубой площадной бранью, но никого из присутствующих представление в небе не оставило равнодушным.
   Наконец палач подвел ее к виселице. Вдруг на помост вскарабкался человек, который протянул судейскому чиновнику какую-то бумагу. Чиновник прочитал послание и прокричал:
   - Наш всемилостивейший король, Людовик Семнадцатый, да продлятся годы его,  прощает эту заблудшую и дарит ей свое королевское помилование – сегодня у него родился наследник!  Да здравствует король!
  - Да здравствует король! – жарко ахнула толпа.
   Палач набросил на плечи Эжени плащ и легонько толкнул ее в спину: ступай прочь.
   Эжени сразу направилась в ближайшую церковь и стала горячо молиться Деве Марии. Она твердо была уверена в том, кто спас ее от неминуемой смерти. 

   Луиджи Малуччи изнемогал от жажды. Все, что осталось от его каравана –  он сам и его верблюд, безнадежно заблудились в самом сердце Лигурской пустыни. Песчаный вихрь, налетевший с севера, сбил их с пути. Но это было полбеды. Беда случилась, когда проводник погиб в схватке с кочевниками, напавшими на них, сонных, ночью на привале. Остальных спутников по одному, вместе с верблюдами, унесла Птица.
   Припасы воды были у Пьетро, его последнего спутника, которого схватила Летающая башня. Это произошло двое суток назад.
   Луиджи смотрел вперед, но кругом был один песок. Тонны песка. Миллионы тонн песка. Ничего, кроме песка. Песок скрипел на зубах. Песок был везде. Как он ненавидел песок!
   Взобравшись на бархан, Луиджи, заслоняя рукой глаза от палящего солнца, стал осматривать окрестности. Километрах в пяти на восток он заметил зелень. Он напряг глаза и стал пристально вглядываться вдаль. Неужели оазис?
Он засек направление и тронул верблюда. Корабль пустыни нехотя подчинился человеку и стал спускаться с бархана.
   Смерть была от Малуччи на расстоянии вытянутой руки. Он чувствовал это. Несмотря на дикую жару, смерть была леденящим сердце присутствием – сзади, за левым плечом – ее пустые глазницы без насмешки и без жалости наблюдали за ним.  Его целью было выжить, ее – забрать его душу.
   Они договорились со смертью без слов. Луиджи даже не понял, каким образом был заключен договор. Мгновенное взаимодействие сознаний человека и Собирателя Душ привело к тому, что смерть дала гарантии в том, что не будет насылать на человека испытания в виде песчаных бурь, летающих башен, кочевников и прочего и оставит в покое, если он сумеет выйти из пустыни. Но если не сумеет…
   Пять километров были пройдены. Оазиса не было. Луиджи остановил верблюда, спешился и с трудом забрался на бархан. Соленый пот разъедал ослепшие от солнца глаза. Луиджи крепко зажмурился, вытер пятерней пот и открыл глаза. Сделал попытку осмотреться – боль в глазах ослепляла его. Придется ждать до вечера, чувствуя себя, словно мясо в жаровне.
   Луиджи лег в тень верблюда и тронул наждаком языка растрескавшиеся губы. Завтрашний день он не переживет. Его тело высушит солнце, песок отполирует кости до блеска, и он же засыплет их, погребая в своей утробе. На его могиле не будет креста.
   Луиджи вспоминал свое детство. Как он, оставшись без родителей, учился выживать в трущобах портового городка на юге Италии. Как он впервые сел на корабль. Как заработал свои первые деньги. Как отказывал себе во всем, чтобы купить дорогой товар и продать его с прибылью. Как стал владельцем собственного корабля.
   Жизнь изрядно его потрепала, но Луиджи никогда не сетовал на судьбу. Он знал, что за неудачей обязательно придет удача, как вслед за ночью наступает день. Ему не повезло в любви, у него было семьи, но разве стоило горевать по этому поводу? Его корабль захватывали пираты. Не единожды он оставался без гроша в кармане, но не отчаивался и начинал все заново. Он твердо был уверен в одном: пока он жив, возможно все.
   Сейчас же он всем своим существом понимал, что в последний раз видит этот бесконечно прекрасный мир. Теперь его единственным желанием было умереть на родине, под цветущей яблоней, наслаждаясь ласкающим слух плеском волн… И он отчетливо понимал, что этому желанию не суждено исполниться.
   Внезапно он почувствовал прилив сил. Он сел, привалившись спиной к изгороди. На том берегу реки стояла Анжелика и махала ему рукой. Он сбежал к воде, бросился в реку и поплыл. Вода была теплая, она ласкала его, плескалась, попадая в глаза, а он смеялся от счастья, ибо еще никогда ему не было так хорошо.
   Он выскочил из воды и взлетел вверх по крутому берегу. Анжелика ждала его. Он медленно пошел к ней. Он приближался, глядя на ее лицо, а оно, прекрасное лицо его возлюбленной, росло в размерах, увеличивалось и вскоре заслонило собой все вокруг, поглотив мир. Затем рот Анжелики открылся, и она сказала одно слово:
  - Живи!
   Тотчас его сознание помутилось, а когда он пришел в себя, то увидел рядом с собой закутанных по самые глаза бедуинов. Один из них приподнял его голову и поднес ко рту фляжку с водой.
   Луиджи никогда не верил в Бога и не умел молиться, но в эту минуту из самого его сердца вознеслась вверх благодарственная молитва.   

   Мать появилась  как всегда внезапно. Она висела над постелью дочери и причесывала свои длинные рыжие волосы.
   - Привет, мам, - Яяина сдула со лба мешающую прядь и посмотрела на мать.
   Мать оценивающе взглянула на себя в невидимое зеркало.
   - Привет, доченька, -  сказала она и положила расческу.
   Расческа, как только женщина отпустила ее, исчезла.
   - Как твое исследование? – спросила мать.
   - Мама, сколько раз я тебя просила: перед тем, как спроецироваться, вызови меня по трансу! – Яяина  была недовольна вторжением.
   - У тебя появились секреты от матери? – спросила  мать.
   - Нет, мама, просто существует такое понятие как элементарная вежливость, - Яяина произнесла про себя команду, и одеяло послушно сложилось в воздухе и спряталось в нишу под кроватью.
   Мать села рядом с дочерью.
   - Прости меня, -  она смущенно улыбнулась.
   Яяина кивнула головой.
   - Расскажи, как продвигается твое исследование, - попросила мать.
   Яяина по-мужски поскребла пятерней подбородок и ответила:
   - Вообще-то, это не исследование, мама. Обычное задание для студента второго курса.
   Мать сделала маловразумительный жест, означавший: задание или исследование – какая разница? Расскажи о нем.
   Яяина продолжила.
   - Задание простое. Мне нужно было отправить в прошлое устройство, применяющееся при съемках художественных фильмов – визаург. Ты знаешь, что он из себя представляет?
   - Нет.
   - Это устройство создает реальность требуемого объема и качества. Скажем, нужно увидеть Землю мезозойского периода. Вносишь данные в считывающее устройство, и все. Хвощи, плауны, древние рептилии, испарения многочисленных болот…И все аутентично. Хочется создать какое-либо существо, от монстра до ангела, пожалуйста: задавай  необходимые параметры, и оно возникнет, и будет обладать теми качествами, которое ты прописала.
   - Для чего тебе надо было отправить в прошлое это устройство?
   - Это долгая история.
   - Я никуда не тороплюсь.
   - Хорошо. В начале двадцать первого века в стране, носящей название «Россия», жил юноша, который впоследствии стал отцом-основателем абстрактной физики – стыка всех существующих научных дисциплин, можно сказать, их альфы и омеги. Он обнаружил и сумел доказать то, что в основе строения вещества лежит Команда, то есть материя, в сущности, не что иное, как энергия информации.  Сначала ученые открыли, что вещество состоит из молекул и атомов. Потом они узнали, что атом состоит из ядра и электронов. Затем, что ядро состоит из нуклонов. Еще через некоторое время, что нуклоны состоят из кварков. Потом выяснили, что кварки состоят из миноров (ударение на первый слог). Затем обнаружили, что миноры состоят из нуллисов. Так вот, Иванов, – основателя абстрактной физики, как ты знаешь, звали Виталий Иванов – исследуя нуллисы, пришел к выводу, что они не существуют как частицы материи, а играют энергетически-информационную роль. Не известным науке образом он сумел понять тот энергетический язык, на котором отдается Команда, предписывающая частицам определенные свойства и соответственно детерминирующая свойства материи. Благодаря работам Иванова ты, мама, можешь проецироваться ко мне в комнату, находясь от нее за восемь тысяч километров, а я могу мысленно приказать одеялу сложиться и спрятаться в нишу. И еще многое другое.
   - Так что же этот Иванов?..
   - Из воспоминаний современников известно, что Иванов какое-то время работал в магазине, торгующем компьютерами и запчастями к ним.
   - А что такое «компьютер»?
   - Ты у меня совсем дремучая, мама. Так назывались электронно-вычислительные машины – ЭВМ. В те времена они выполняли функции сегодняшних сопров. Впрочем, хватит об этом. Если тебя это интересует, можешь скачать информацию о той эпохе непосредственно в память. 
   Теперь об Иванове. Однажды к нему в руки попало некое устройство, благодаря которому он проник в святая святых материи.
   - А разве не запрещено перемещать в прошлое предметы, которые могут изменить ход истории? Ты же знаешь классический парадокс о человеке, который отправляется в прошлое и убивает своего дедушку.
   - Ну разумеется. При путешествии в прошлое ставится так называемый Порог Безопасности – временнАя петля, которая срабатывает в случае, если ход истории изменяется. Она отбрасывает мир обратно в точку изменения и рассеивается в несуществующем будущем. Попросту говоря, ставится защита от дураков. Поэтому путешествия во времени безопасны.
   Иванов должен был получить это устройство, понять, как им пользоваться, а потом этот отрезок времени был бы удален из ткани времени. Поскольку это всего лишь учебное задание. Я сама выбрала время вмешательства и человека, на которого воздействуют, потому что Виталий Иванов – великий человек, и мне очень хочется встретиться с ним и пообщаться. Подумать только, я буду общаться с самим Ивановым! С гением двадцать первого века!
   - Ты отправишься в прошлое?!
   - Конечно. Мне надо удалить временной отрезок, и я не могу это сделать, не присутствуя при этом, верно? Успокойся, мама, путешествия во времени абсолютно безопасны. Тем более меня будет подстраховывать мой куратор.
   - А кто твой куратор?
   - Профессор Береснев. По-моему, вы знакомы.
   - Да, да. Потом расскажешь мне, как все прошло.


   - Привет, мам!
   - Привет, доченька.
   - У меня есть для тебя новость.
   -  Какая?
   - Я сегодня была в прошлом, и знаешь, что выяснила?
   - Что?
   - Визаург не попал к Иванову!.. И Иванов исчез!
   - Как – исчез?
   - Так, исчез! Завтра мы планируем с профессором Бересневым переместиться в точку на два часа раньше прибытия визаурга, чтобы узнать, какие события помешали Иванову получить устройство.
   - Будь осторожнее, доченька!
   - Не беспокойся, мама, нас будут подстраховывать.


   - Привет, мамуля, ты не спишь?
   - Привет, доча. Нет, не сплю.
   - Представляешь, что случилось! Визаург попал в руки девочки-подростка! Там такое было!
   - Доченька, расскажи все по порядку.
   - Хорошо, слушай. Мы прибыли в точку, дождались, когда появится визаург, и увидели, как его нашла незнакомая девочка. Она без лишних слов положила его в пластиковый пакет и ушла. У визаурга интересный дизайн, так что понять  девочку можно. Не буду рассказывать, как мы шли за ней, как ждали, когда она выйдет из дома и куда направится. И знаешь, куда она направилась? В магазин к Иванову! Показала ему устройство, тот заинтересовался, начал изучать. А потом – ррраз! – и исчез. Девочка была очень довольна этим фактом, быстренько собралась и ушла домой.  Так что теперь нужно будет узнать у этой девочки, куда исчез Иванов. Не мог же он сквозь землю провалиться!
   - Ты опять собираешься в прошлое?
   - Да, мама. С профессором Бересневым.

               
   С тех пор, как Лида Билиятия стала осознавать себя,  у нее появилась твердая уверенность в том, что мир – самая настоящая юдоль мучений. Все вокруг доставляло ей одни страдания. Неодушевленные предметы, словно живые, норовили пребольно толкнуть ее или ударить (из-за неважной координации Лида частенько стукалась о находившиеся на ее пути выступы и углы), люди – обидеть, а животные – поцарапать или укусить. С каждым новым тычком, доставшимся от злого мира, она все больше уходила в себя. К семи годам Лида свыклась с подобным положением дел и перестала реагировать на раздражители. Но только внешне. Внутри ее кипела злоба. Глядя на улыбающихся сверстников, в душе она скрежетала зубами от зависти и злости. Как они смеют быть счастливыми, когда она настолько несчастна! Смех вообще приводил ее в исступленное состояние. Лишенная возможности чувствовать радость, она ненавидела всех, кто был способен быть счастливым. С каким удовольствием она превратилась бы в великана и растоптала людишек, копошащихся у ее ног, как червяков! Как она радовалась бы, видя, как те мучаются от боли! Да, люди отплатили бы ей сполна за все страдания, которые она безвинно пережила!
   В школе она связалась с компанией хулиганистых мальчишек и все дни напролет стала пропадать на чердаках и в подвалах. Вскоре она сделалась предводителем их небольшой группы, поскольку была самой жестокой среди всех: с удовольствием истребляла голубей (голуби стали облетать стороной квартал, в котором она жила), сооружала в близлежащем лесу виселицы для кошек и собак и без всякой жалости полосовала перочинным ножом  остальную мелкую живность. Мальчишки ее уважали и побаивались, но счастье ее длилось недолго: даже ребятишки чувствовали, что с ней не все в порядке, так что через несколько месяцев компания распалась, и она вновь осталась одна. 
   Потом ненависть Лиды трансформировалась в луч пристального внимания, подвергающий оценке потенциальный объект ненависти, и стала прицельной, ибо Лида пришла к выводу, что даже у нее не хватит сил ненавидеть весь мир – он слишком огромен. Животные – всего лишь неразумные твари, поэтому она стала относиться к ним с презрением, но без ненависти. Они просто были недостойны ее внимания. Радующихся сверстников она тоже перестала ненавидеть – ее это больше не касалось.  Пусть живут себе, как хотят, барахтаются в своих убогих лужах счастья и пускают розовые пузыри – ничтожные, глупые дешевки, не способные на настоящее чувство!
   Теперь ядовитое жало Лидиной ненависти было направлено только на сожителей матери. Она ненавидела их двадцать четыре часа в сутки, потому что даже во сне расправлялась с этими подонками, мерзавцами, сволочами, с этими уродами, животными, ничтожествами. С какой радостью она била по их глупым головам тяжелыми железяками, и красные брызги разлетались далеко вокруг, и как сладок был вкус этих брызг! Как она хохотала от счастья, сворачивая их цыплячьи шеи (однажды Лида посмотрела голливудский боевик, в котором главный герой запросто сворачивал шеи противникам, и запомнила эту технику)! Как они просили у нее пощады, валялись в ногах, плакали и стенали, размазывая слезы по опухшим небритым щекам! Она делала вид, что прощает их, милостиво отпускала на все четыре стороны, и, когда они вздыхали свободно, думая, что угроза миновала, она догоняла несчастных, взвивалась над ними, словно коршун, и уничтожала безо всякой жалости, разбивая массивным стальным клювом их головы, словно пустые яичные скорлупки. 
   Ее мать, мечущаяся в поисках лучшей доли женщина, по неизвестной причине умудрялась знакомиться только с одиозными личностями, словно нормальных  порядочных людей не существовало на свете. Возможно, ей просто не везло; другим  вероятным объяснением этого феномена мог служить тот факт, что она сама их притягивала, ибо мать Лиды в одинаковой степени любила и разудалых мужчин, и веселое застолье. Прицел ее матримониального устремления был сбит напрочь, ибо всем известно, что в ресторане, или баре, спутника жизни не найти, в лучшем случае – развлечение на одну ночь.  Но Лидина мать считала иначе, и Лиде часто приходилось мириться с присутствием в их квартире посторонних мужчин, отравляющих воздух ядовитыми алкогольными миазмами. Лида много раз говорила с матерью о том, что им с матерью мужчины не нужны, ведь им и вдвоем хорошо, а мать только кротко вздыхала в ответ, закатывала под лоб глаза и говорила: «Подрастешь, доченька, сама все  поймешь».  Лида понимала лишь одно: мать – безвольный человек, и ненавидела себя за то, что родилась женщиной. Она поклялась самой страшной клятвой, что никогда не будет такой, как мать, и никогда в ее жизни не появится мужчина, будь он хоть Аленом Делоном (Лиде нравились фильмы с участием известного французского актера: у него был спокойный, чуть с морозцем, взгляд, и еще он никогда не улыбался).   
   Еще Лида жгучей ненавистью ненавидела одну из многочисленных материных подруг Соню, известную своим взбалмошным характером.  Никому в мире не дано было предугадать, что в следующий момент выкинет Соня.  Она могла поставить на плиту жариться картошку и тут же, бросив все, уехать на три дня к бабушке в другой город. Лиде казалось, что внутри Сониной  головы находится незафиксированная деталь, некий универсальный замыкатель, которая движется хаотичным образом и непредсказуемо соединяет  логически никак не связанные между собой контакты. При этом Соня работала в гимназии и учила детей математике! Доверить Соне детей было так же правильно, как назначить филолога руководить сталелитейным цехом. Главной причиной Лидиной ненависти было то, что, несмотря на свою перманентную обезбашенность (этот эпитет, по мнению Лиды, как нельзя лучше подходил Соне), она умудрялась иметь множество близких знакомых мужского пола, которых она после опустошения их банковских карт и душ  сплавляла своей подруге – Лидиной матери. Обманутые в своих чувствах мужчины плакали и жаловались на Соню, но после того, как любвеобильное сердце Лидиной матери залечивало их душевные раны, уходили с первыми лучами солнца прочь и больше не возвращались, причем потом рассказывали про Лидину мать всякие гадости.  Впрочем, Лида не считала мужчин, ночевавших в их доме лишь однажды, достойными ее ненависти. Лидину ненависть надо было заслужить! 
   Первым сожителем ее матери, которого она возненавидела, был Юрий Мыло, изгнанный за какие-то грешки из рядов полиции чиновник и после  остракизма присягнувший на верность доблестной Государственной инспекции по безопасности дорожного движения.  По мнению Лиды, это было тупое животное-самец, на котором вполне можно было ставить лабораторные опыты. Красное усатое лицо, которое очень хотелось назвать рожей и наотмашь ударить по ней палкой, толстые, словно вареная колбаса,  красные от солнечных ожогов руки с вечно мокрыми ладонями и короткими, стремительно считающими купюры пальцами, беременное брюхо, готовое в любой момент разорвать форменную рубашку и произвести на свет  большеголового гомункула, кривые кавалерийские ноги с толстыми ляжками – Мыло даже с натяжкой нельзя было назвать симпатичным.  К тому же он имел весьма дурные манеры: разговаривал всегда громко, мог в любой момент пукнуть и тут же вульгарно расхохотаться над произведенным организмом  булькающим звуком, по ночам храпел, как трактор, что было слышно даже через стенку, и постоянно был навеселе. Набираясь до полного отключения разумной деятельности, он становился молчаливым и каким-то механически спокойным, глаза его делались стеклянными (в течение долгого времени взгляд не менял своего направления) и не видели ничего перед собой. Нетвердой походкой он направлялся к Лиде, садился к ней на кровать и начинал длинный монолог, понять который было невозможно – гласные и согласные беспорядочно перемешивались между собой, затем из них извлекалось среднее арифметическое, и те звуки, которые получались в итоге, нельзя было определенно причислить ни к гласным, ни к согласным, ибо то, что выходило у Мыла изо рта, больше напоминало периодически прерывающееся, всхлипывающее гудение квартальной трансформаторной будки.
   И самое главное, от Мыла воняло. Разило мокрой псиной. Это была основная причина Лидиной ненависти.  Человек не может так вонять, считала она. К тому же она презирала собак, которых считала глупыми, чересчур доверчивыми и излишне преданными людям животными. А разве можно быть преданным кому бы то ни было? Разве можно доверять кому-либо? Конечно, нет!
   Лидина мать жила с Мылом припеваючи: он сорил деньгами, как арабский шейх, поэтому она закрывала глаза на его пьянство, вонь и дурные манеры. Но однажды Мыло перешел дорогу какой-то «шишке», что сказалось на его заработках и карьерном росте, отчего он стал приходить домой злой и вскоре вообще пропал.
   Мать погоревала немного, затем устроилась на работу (деньги, оставшиеся от Мыла, быстро кончились), и через две недели у Лиды появился новый отчим. На сей раз им стал директор зоопарка. Каким образом мать из крапленой колоды ресторанных подонков смогла вытащить козырного туза, Лиде было непонятно.  Правда, вскоре он стал заместителем: кто-то из московских бонз решил пристроить на руководящую должность в зоопарк своего родственника, но это было неважно – Владимир Кнопп запросто дал бы сто очков вперед любому мужчине. Он был ухожен, пострижен, подтянут,  следил за собой, спиртное не переносил на дух (Лида сильно удивилась, когда узнала, что Кнопп трезвенник) и вообще был положительным человеком. Сначала Лида даже растерялась – неужели она ошибалась, и среди мужчин есть нормальные люди, но вскоре обнаружила у Кноппа Ахиллесову пяту: Владимир оказался сексуальным маньяком. Он маслеными глазками похотливо смотрел на грудь, бедра и ягодицы Лиды, и однажды, когда матери не было дома, предпринял попытку соблазнить её, а когда она отвергла его по-военному стремительные ухаживания, попытался изнасиловать. На Лидино счастье пришла мать; Кнопп пригрозил Лиде жестокой расправой, если она проболтается. С тех пор Лида всерьез возненавидела его – как оказалось, уход за внешним видом, подтянутость и прочее были не более чем уловками для соблазнения доверчивых женщин. А Лида не переносила лицемеров.
   Счастье Лидиной матери с непьющим Кноппом (Лида ни за что не призналась бы, что была благодарна Владимиру за то, что стала видеть мать трезвой) было недолгим:  однажды в гости пришла Соня, Владимир приволокнулся за ней, и когда тут же, на кухне,  получил желаемое, на кухню вошла вернувшаяся с работы мать. Владимир с Соней быстро покинули квартиру, а Лида вздохнула свободно – она боялась Кноппа, ведь он так образно описал, как будет лишать ее жизни, и глаза его были при этом мечтательно полузакрыты, словно он рассказывал о том, что радует его сердце. 
   Соню мать все-таки простила, ибо та привела в свою защиту неопровержимый аргумент, гласивший: «все они козлы», после чего мать с Соней выпили по полуторалитровой бутылке «Сангрии», отчего вечером покинули дом в приподнятом настроении, и на следующее утро мать познакомила Лиду с  очередным своим сожителем. На сей раз им оказался совсем молодой человек, который был на десять лет моложе матери и соответственно на десять лет старше Лиды. Это был парень лет двадцати пяти, старающийся для солидности добавить себе еще не прожитых лет, для чего он отпустил усы и бороду.  Борода была жиденькой, как у карикатурного подьячего, усы росли только под носом, но Виталий Иванов считал, что волосы на лице создают должный антураж.
   Лида ненавидела Виталия, но как-то не по-настоящему, словно он был чем-то вроде боксерской груши для тренировок по ненависти. На нем можно было только набить руку, приобрести необходимый навык, чтобы впоследствии возненавидеть нужного человека  с полным знанием  дела.
   Иванов был добрым и нежадным мужиком, к Лиде относился как к младшей сестре и нисколько перед ней не задавался. В своих суждениях был непосредственен, как ребенок, и Лида порой недоумевала, предполагая, что Виталий над ней издевается, спрашивая о вещах, известных даже младенцу. Но нет, Виталий задавал вопросы совершенно искренне, Лида была уверена в этом. Ей часто приходилось напоминать себе (ибо она порой забывала об этом и поддавалась ребяческому очарованию Виталия), что она ненавидит Иванова, ненавидит давно и упорно, и, хотя она сама прекрасно понимала, что это ложь, ей удавалось возбуждать в себе инфернальные переживания, вспоминая вонючего Мыло, подлую дуру Соню или жестокий взгляд Кноппа и проецируя на Виталия возникшие эмоции. 
   Виталий был владельцем небольшого компьютерного магазина. Компьютеры он любил так же как мать любит собственное дитя – разговаривал с ними, как с друзьями, ласково гладил системные блоки, сдувал с них пыль, пылесосил нутро, менял «железо», делал апгрейд и при необходимости ремонтировал. Он-то и научил Лиду играть в компьютерные игры-стратегии. Он показал ей, как играть в «Героев меча и магии» третьей версии, и в течение двух месяцев Лида прошла самый сложный уровень игры.
   Она играла за компьютером, когда ей в голову пришла мысль о том, что если бы ей удалось залучить в виртуальное пространство этих дегенератов: Мыло, Кноппа, Соню и Иванова, то она придумала бы «игрушку» под названием «Хроники Земли», или «Новое время», или еще что-нибудь подобное – персонажи претерпевали бы душевные и физические страдания, борясь с различными трудностями, и в конце погибали бы в страшных муках, после чего Лида начинала бы игру заново. Единственной проблемой было то, что персонажи игры ничего не чувствуют, и, следовательно, игра теряет смысл. Можно, конечно, запрограммировать так, чтобы они и рыдали, и кричали от боли,  да только все это будет понарошку – реальной боли-то они не почувствуют. А Лиде очень хотелось, чтобы они страдали! Вот если бы переместить в виртуальное пространство живых людей!  Раз за разом убивать их, а затем воскрешать, чтобы снова убивать, но уже по-другому!
   Однажды Лида отправилась в магазин к Иванову – он обещал для нее скачать у приятеля новую игру-стратегию. На площадке возле магазина, на пятачке, который Иванов выбрал для перекуров, лежал небольшой сверток. Это было какое-то устройство, по виду похожее на роутер, завернутое в прозрачный пластик. Лида сразу подняла его – ее привлек необычный дизайн девайса. Множество сенсорных панелей, куча индикаторов, необычные, будто выпуклые и переливающиеся всеми цветами радуги надписи на латинице… В общем, устройство понравилось Лиде, так же как сороке нравятся блестящие вещи. Она захотела разузнать, что это за штуковина.  Ну а к кому обратиться, как не к компьютерному гению – так Лида называла про себя Иванова, когда бывала в хорошем настроении.
   Иванов повертел штуковину, ощупывая ее и нажимая на выпуклости, и она ожила в его руках. Загорелись, подмигивая, индикаторы, огненной змейкой пробежали туда-назад огоньки сенсорных панелей. Из устройства выдвинулись миниатюрные ножки, и когда радостно-изумленный Иванов поставил его на компьютерный стол, оно стало вращаться, словно локатор, а затем – видимо, обнаружив требуемое, – нацелилось на системный блок, стоящий рядом на столе. Компьютер включился сам по себе, прошел загрузку, и на мониторе появился текст, который Иванов с жадностью стал читать. Удивленная неожиданным поворотом событий Лида стояла рядом и смотрела на Иванова, пытаясь по выражению его лица понять, что за устройство она нашла: дребедень или что-то стоящее. Иванов то и дело повторял: «Ну и ну! Ну и ну!», что было в его устах кульминацией удивления, улыбался, как будто был не в себе, а на Лидины вопросы вообще никак не реагировал.
   Через полчаса он наконец оторвался от монитора и спросил у Лиды:
   - Где ты это взяла?
   - Нашла.
   - Черт возьми, ты хоть представляешь, ЧТО ты нашла?! Это прорыв, нет, это революция, нет, это полная смена парадигмы (волнуясь, Иванов вставлял в речь непонятные и оттого особенно обидные слова)! Я даже не могу тебе описать, что это… Дай мне минутку, чтобы собраться с мыслями, и я попытаюсь объяснить, что это такое!
   Иванов, сжав голову руками, начал быстро ходить взад-вперед по магазину, потом схватил Лиду за руки и стал, хохоча, прыгать вокруг нее.  Через некоторое время он успокоился, отпустил Лиду, посадил ее на стул и сам сел рядом.
   - Знаешь, что ты нашла? Волшебную палочку! Машину для исполнения желаний! Атрибут Бога! При помощи этого устройства можно все! И даже больше! Причем безо всякого колдовства, на основе знаний физических законов. Ёлки зеленые, я даже представить себе не мог, что такое возможно!
   Иванов посадил Лиду на стул перед компьютером и стал подробно объяснять, каким образом работает устройство. Лида внимательно слушала. Ей очень хотелось узнать инструкцию по эксплуатации волшебной палочки.
   Закончив объяснять, Иванов как-то сник, и глаза у него стали как у раненого животного.  Он пошарил по карманам, отыскивая сигареты, и вышел покурить на улицу, оставив Лиду наедине с устройством.
   Она медленно, словно любимую кошку, погладила устройство и вполголоса сказала:
   - Значит, ты исполняешь желания? Тогда вот тебе первое, - и крепко задумалась, изо всех сил зажмурив глаза.

   Иванов был талантливым педагогом. К такому выводу пришла Лида, когда смогла без усилий написать программу для компьютерной игры-стратегии под названием «Новое время». Впрочем, вскоре она изменила мнение и решила, что Иванов не был талантливым педагогом, а просто хорошо сумел ей  растолковать, как работает это диковинное устройство, поскольку программу она написала с помощью «Волпы» (так она сократила словосочетание «волшебная палочка»).
   После создания программы она сутки не подходила к компьютеру, настраивала себя на игру. Но вот сутки прошли, она села за компьютер, предварительно продув легкие, словно ныряльщик перед погружением в воду, для того чтобы успокоиться. Наступил долгожданный час расплаты, и, чтобы как следует насладиться местью, она должна быть спокойна и собрана. 
   Первым, кого она захотела подвергнуть испытаниям, то есть провести через все преграды, наполненные страхом и болью, а в конце с большой помпой лишить жизни, был Виталий Иванов.
   Сложнее всего оказалось превратить людей в персонажей, да так, чтобы они остались полноценными личностями. Каждый человек  обладает неповторимой внутренней организацией, заставляющей его всегда действовать определенным образом, и в этом правиле нет исключений. Два фактора влияют на формирование личности: гены и окружение. Поэтому одинаковых людей нет и быть не может.
   Иванов объяснил ей, что при желании она создаст любые декорации для своей игры. И если бы у нее был объемный монитор, она смогла бы увидеть голографическую картинку. Она задала необходимые вопросы «Волпе» и выяснила, что можно сделать следующий финт: на время странствий героя заменить настоящее сознание его носителя на имплантированное, созданное ей для игры, а перед самой гибелью открыть несчастному правду. Поведать им всем, за что она их ненавидит. Высказать им все, что она думает о них. Судить их справедливым судом (она сыграет сразу несколько ролей: будет и обвинителем, и адвокатом, и судьей) и затем казнить их мучительной казнью: закидать камнями, четвертовать, сжечь на костре, посадить на кол или содрать кожу. Кстати, пусть они сами выберут себе казнь. Это будет отличный психологический ход.
   Девчонку с седобородым мужчиной, которые задавали слишком много вопросов об Иванове, она пока подержит в заточении, и созданный ею свирепый монстр будет стеречь их. После того как она насладится игрой, она поговорит с ними, выяснит, что им нужно, а потом решит, что с ними делать. 
   Время, которое она установила в игре, соотносилось со временем реального мира в пропорции один к ста пятидесяти тысячам, то есть один час реального времени соответствовал семи с половиной годам игрового. Лида не мелочилась: она хотела провести по ВСЕЙ жизни каждого из ненавидимых ею людей – от рождения и до смерти. Однажды она посмотрела фильм под названием «Грозовой перевал», в котором один из героев сказал слова, запавшие ей в душу: «Посмотрим, каким вырастет дерево, если постоянно будет дуть ветер». Поэтому она решила сызмальства подвергнуть испытаниям своих горячо ненавидимых героев. Обязательным условием игры была свобода воли (Лида сохранила испытуемым их личностный склад характера, только подменила память): она хотела узнать, чего достойны несчастные – ненависти или презрения. 
   Виталий Иванов с честью прошел все испытания. И когда пришла пора лишить его жизни, Лида не смогла это сделать. Более того, она помогла ему! Она была удивлена своим слабоволием. Всего-навсего осталось лишь поставить точку в бессмысленном существовании этого недотепы, Витальки Иванова! Сущий пустяк – стереть его с лица земли! Разве не об этом она мечтала бессонными ночами? Разве не мыслями об этом была полна ее голова? Разве не надежда на убийство давала ей силы для того, чтобы жить? Разве подобные существа вообще достойны жить на одной планете с нею?
   Лида была обескуражена своим поведением. Она решила испробовать проверенное средство для возбуждения ненависти – посмотреть на фотографию президента, находящуюся для этой цели на подставке рядом с монитором. Этот субтильный коротышка, кажущийся большим и сильным из-за отлично пошитых костюмов и высоких каблуков, его близко посаженные глазки, без единого проблеска мысли взирающие на людей, был воплощением лжи и фальши. Он настолько скверно играл свою роль, что ни у кого в стране не осталось и тени сомнения в том, что он не более чем марионетка, которую дергают за ниточки заокеанские дяди. Стоило ему хоть на миллиметр сойти с проложенного пути, как на страну обрушивались катаклизмы в виде обесценивания национальной валюты и прочих неприятностей. Глядя на ситуацию в стране, Лиде вспоминались «Короли и капуста» О.Генри. Президент Лосада решил увеличить цену на пучок бананов с четырех до пяти реалов? Компании «Везувий» проще убрать президента, чем платить лишний реал. И этот трусливый безыдейный выскочка, колониальный сатрап, озабоченный лишь набиванием своих бездонных карманов, владелец всея портового города Владивосток и прилегающих к нему земель, был прекрасно осведомлен о существующем положении дел и нисколько не сомневался в том, что начни он своевольничать, как его тут же заменят на другого такого же, и его доходы катастрофически упадут, а годами взращиваемая мегаломания не будет вдоволь получать пищи для своего роста и захиреет. 
   Но Лиде не помог и президент. По неизвестной причине она поняла, что у нее нет больше ненависти к этому пожилому, но молодящемуся, словно увядающая актриса, мужчине, а только жалость – он попал в такое окружение, в котором люди не принадлежат себе и к тому же не могут это  окружение добровольно покинуть, ибо здесь нет и не может быть обычных человеческих взаимоотношений.
   Тогда Лида взялась за Мыло. Он-то не подведет! Она вспомнила исходящую от Мыла вонь, его тупой животный взгляд, и ее замутило от ненависти.
   Но Мыло, как ни странно, тоже вел себя весьма достойно на протяжении всей игры, и Лида не смогла привести в исполнение высшую меру. Тогда она обратилась к этой сучке, Соне, но и та подвела ее. Она схватилась за соломинку и вывела на сцену неудавшегося насильника, Владимира Кноппа… Финал был печален – Кнопп остался жив. Она помогла всем!
   В полном оцепенении Лида выключила компьютер, автоматически оделась  и вышла на улицу. Словно в бреду шла она по улицам, наступая в попадающиеся на ее пути лужи и совершенно того не замечая. Ненависть, краеугольный камень ее бытия, крошился, исчезал на глазах, превращая ее существование в ничто. Ненависть была силой, заставляющей держать голову высоко поднятой,  необходимостью для осознания себя как полноценного человека. Ненависть была универсальным знаменателем ее жизни. И теперь она лишилась самой главной своей части! Она чувствовала, как в душе появляется пустота, зияющее отверстие, сквозь которое она боялась посмотреть, ибо тогда она увидит то, что доконает ее, разрушит до самого основания, поскольку она подозревала, что с другой стороны отверстия находится любовь, эта слащавая выдумка для слабаков. А она была сильной! 
   Она боялась взглянуть внутрь себя, чтобы понять то, что с ней происходит, найти причину перемен. И все же она понимала, что у нее нет другого выхода. Она должна посмотреть вглубь своей души и выяснить, что с ней творится.
   Первое, что обнаружила Лида, был тот факт, что ненависть исчезла навсегда. Как ни странно, она спокойно приняла это. Ни с того ни с сего она смогла взглянуть на себя издали и почувствовала себя этакой лабораторной крысой, в мозг которой вживлена канюля, впрыскивающая наркотик, стоит ей лишь нажать на педаль. Она всю жизнь нажимала и нажимала на эту педаль, и наконец организм приобрел – сразу, в один момент, скачком – толерантность к яду. Ее мозг стал не только невосприимчив к наркотику, но и перестал зависеть от него. Она перестала нуждаться в ненависти!
    Заглянув еще глубже, она поняла, что ненависть была обманкой, скрывающей под собой лишь эгоистическое чувство собственной важности. Ненависть, сила сильных, на самом деле поглощала энергию, которая могла быть потрачена на что-то другое, а не помогала накапливать ее! Ненависть иссушала ее душу, калечила ее, словно заправский вивисектор,  а не наполняла смыслом, как раньше считала Лида.
   И вот она оказалась в центре своих побуждений. В тишине, царящей здесь, она ясно осознала  простую вещь, ту вещь, что всегда была у нее перед глазами, на расстоянии вытянутой руки, но косоглазие, приобретенное от созерцания ложных целей, лишило ее зрение остроты. Она поняла, что ненависть – всего лишь игрушка для остановившихся в развитии личностей, канавка, набитая их досужими мыслями от бесконечного кружения по замкнутой линии, способ демонстрации своего дурно сформированного, дисгармоничного «я» для себя же, примитивная зацепка для осознания своего существования.
   Вдруг Лида поняла, – словно ее ударили – что та жизнь, которую она вела до сих пор, лишена всякого смысла, и что с ней с ней покончено навсегда, и теперь ей надлежит начать новую, с новыми базовыми ориентирами жизнь.
   Приняв это решение, Лида ощутила странное, не знакомое доселе чувство – приятную внутреннюю легкость и удивительное, незыблемое спокойствие. Внезапно она осознала, что с этого момента будет принимать решения, в основе которых будет лежать доброта. Правда, она не вполне была уверена в том, что  вкладывается ею в понятие «доброта», но была убеждена, что если не сегодня, так завтра обязательно поймет, поймет по-настоящему, до самых глубин естества.   
   Шоры, те самые шоры, которые всю жизнь закрывали ей обзор, исчезли:  наконец Лида увидела мир в его первозданной девственной красоте, и впервые за много лет губы её тронула улыбка.

   Профессор Береснев и Яяина вышли из временнОго портала. Перед телепортом профессор пропустил Яяину вперед. Она оглянулась и спросила:
   - Откуда Вы знали, профессор, что все закончится благополучно?
   Профессор усмехнулся в усы и промолвил:
   - Когда-то я занимался утилитарной психологией. Вот и тряхнул стариной.
   Яяина озабоченно произнесла:
   - Наверно, стоит удалить локус вмешательства…
   Но профессор ее успокоил:
   - Не нужно.  Визаург Иванову доставлен, история движется по правильному пути. Я буду ходатайствовать перед комиссией, чтобы ты за свою работу  получила «отлично». Ты заслужила это.
   Он помолчал немного и добавил:
   - С Лидой Билиятия теперь все будет в порядке. Да, будет все в порядке. Я  уверен в этом. 

                Статья в газете. Рубрика «Происшествия».

   «Пропавшие в апреле люди, три мужчины и женщина, были найдены сотрудниками полиции в субботу, седьмого мая, на строящемся объекте в районе Сорокиной слободы. Они помещены в городскую больницу – врачи говорят о полном физическом истощении найденных людей. Придя в сознание, один из них поведал, что им при помощи джойстика управлял  человекообразный инопланетянин – играл им, словно пешкой, в неизвестную компьютерную игру. Вероятно, найденным людям потребуется помощь более узких специалистов…»