Его настоящего отчества никто не помнил. Знали только, что в лучшие годы он любил вонзить бутылочку-другую "Агдама". Вот и пошло - Агдамыч, Агдамыч... А сейчас Агдамыч был бы рад даже стакану самогона, да уже и на него денег нет. Укатали сивку крутые горки.
Работать Агдамыч бросил рано - не исполнилось и тридцати пяти. В те относительно молодые годы он еще был полон сил и славился как хороший каменщик. Шабашка текла к нему рекой, а вместе с ней - деньги. "Агдама" в магазине хватало. Но со временем пойло становилось все дороже и дороже, а на шабашку приглашали все реже и реже.
Агдамыч открыл глаза и уставился в белый потолок. С чего началось-то? Он вспомнил Оренбургское военное летное училище и душу сжало горькое сожаление. Ведь поступил же, поступил! Да и отучился почти семестр. Поступил легко, экзамены сдал играючи. Друзья и соседи только удивлялись - такой непутевый, а будет военным летчиком, будет небо покорять. Ошиблись...
Поймали его в самоволке - бухого, расхристанного. В комендатуре маты гнул, куражился перед патрульными, пьяную браваду качал. Только вот сокурсники не поддержали и не одобрили. Выставило командование начинающего алкоголика из училища, и поехал он дослуживать положенный для солдата срок в обычную воинскую часть.
Вот тогда бы завязать, остановиться! Но, увы, ничего не понял, а только корчил из себя героя, тем более что на новом месте скоренько завелись дружки-собутыльники; утешали - мол, не горюй, один раз живем, зачем юность курсантским ремнем перетягивать! Тогда бы и понять, что, да, живем один раз, и не стоит ее, единственную жизнь, разменивать на бутылку.
Глаза Агдамыча увлажнились, он, преодолевая боль, взял полотенце и накрыл им свое лицо. Продолжилось все в технаре. Это не военное училище. Тут за ним никто гоняться не собирался. Пришел на занятия - хорошо, не пришел – тоже неплохо, преподавателям меньше мороки. Главное - в милицию не попадать. Свобода! Опять же - девочки. Вон - Зойка из ресторана. Зайдешь, всегда и выпить есть, и закусить. И платить не надо. Зойка тоже неравнодушна к бравому студенту. Выпивает?... Так кто ж сейчас не пьет?! Давай, дружок, с тобой по рюмочке! И связали свои судьбы Агдамыч и Зойка пьяным куражливым узлом.
Ох, и везло ж ему в те годы! Взяли судэкспертом в республиканскую прокуратуру. Правда, республика - Бурятия, многие области в России больше ее и многолюднее, а поди ж ты - республика!
Расследовал Агдамыч автомобильные трагедии. Виновные в пояс кланялись, по имени-отчеству величали, в рестораны заманивали. И не выдержал Агдамыч, стал "брать". Да брал-то чем? Коньяком, водярой! И все себе вовнутрь, все - вовнутрь. Стал на работе пьяный появляться, прогуливать. Не выдержало начальство, предложило Агдамычу уволиться по собственному желанию - кому охота сор из избы выносить. Дружки из высокопоставленных, кого он выручал, сказали - не горюй! Пойдешь главным механиком в СМУ. И сменил Агдамыч тихие прохладные коридоры прокуратуры на морозно-палящие площадки строек. Вот где простор, вот где лафа! Сказал, что поехал на объект, а сам - в пивнушку. Отводи душу, сколько хочешь. Правда, и тут начальство стало донимать - план им давай, механизмы чтобы все работали. Крутился кое-как Агдамыч, да беда пришла с другой стороны - поймали гаишники за рулем пьяного. А без водительских прав - ни туда, и ни сюда - специфика! Не смогли Агдамыча дружки отмазать, скорее всего и не собирались - видели, что у него нелады с "употреблением" и устроили «козла в огород с капустой» - главным механиком на пивной завод. Вот тут-то Агдамыч и дал “кокса”! Каждый день с Зойкой по две-три сумки бутылок пива домой утаскивал. Ох, и говели же они! Друзья, подруги, танцы-обжиманцы! Правда, рабочие ухмылялись, когда Агдамыч бутылками сумки и карманы набивал, да на проходной контролер брезгливо отворачивался, не хотел портить отношения с главным механиком. Ну да Агдамычу плевать на них было! Главное, чтобы кайф не проходил, пусть хоть вся жизнь под балдой! Однако и тут облом пришел - в лице нового директора. Самолично поймал он Агдамыча на выходе, вызвал членов комитета рабочего контроля, стали составлять протокол. Мол, тут и хищение социалистической собственности, и употребление алкогольных напитков на рабочем месте в рабочее время - Агдамыч был уже "хорош". И вылетел он с пивзавода по статье. С такой записью в трудовой книжке - куда пойдешь? Работягой? Западло! И упал Агдамыч на шею своей любименькой...
Поначалу было хорошо. Лежи целый день на диване, читай газеты, пей пиво. Только скоро денег на пиво хватать не стало. Но Агдамыч и тут начал выкручиваться. Любименькая - за порог, Агдамыч что-нибудь хвать - и в комиссионку или на базар. За полцены не возьмёте? Отдам за треть! Только вот не понравилось это любименькой и указала она Агдамычу на дверь...
Покрутился, покрутился он в Бурятии и потянулся в родные края. Мать с теткой ему поначалу обрадовались – мужик в доме появился! Однако недолгой была их радость – мужичок – порченый оказался, с работой определяться не торопился. Все больше по дружкам да по шабашкам. А шабашка, ведь она какая - когда деньгами платят, когда - алкоголем, чаще - и то, и другое. Падок оказался на спиртное Агдамыч и относил все полученные деньги в продмаг, менял на "Агдам". Вот тогда и пошла за ним слава - Агдамыч, Агдамыч!...
Пытался Агдамыч отмазаться от ненавистной клички, стал называться дружкам - «Чалый». Был в его районе такой "авторитет" - урка, несколько ходок в зону. Поначалу Агдамыча зауважали. Но прознал настоящий Чалый, что кто-то называется его кличкой, послал своих дружков разобраться. Ох и досталось Агдамычу на орехи: сбили его с ног и прокатили по улице пинками - от переулка до калитки двора. Месяц отлеживался Агдамыч после такой "воспитательной процедуры" и никогда больше не пытался сказать о себе - "Чалый". Предупредили его ребятишки - повторится, получишь перо между ребер.
Вошла медсестра и позвала ходячих обедать. Спустил Агдамыч ноги с кровати, острой болью пробило живот. Скрючившись, сел на кровати: язва - не тетка.
За питанием Агдамыч перестал следить после смерти матери. Когда старушка была жива - еще что-то готовила, борщ там сварит или картошечку сгоношит. Только слабела мамашка с годами, а Агдамыч без бутылки даже родные грядки вскопать не соглашался. Подворье постепенно заростало бурьяном, из еды осталась только хлипкая яичница – пяток голодных кур бегал по огороду, кормить их никто не собирался, да и нечем было. Что сами найдут, то и склюют.
Старушка уже не поднималась, сердобольный врач выписал справку о смерти - иди, Агдамыч, получи немного денег в райсобесе, похорони мать. Только не донес сынок домой денежку, пропил все по дороге и едва приплелся, упал возле умирающей матери - пьяный. Очнулась старушка, посмотрела на своего отпрыска и преставилась.
Поначалу жизнь Агдамыча улучшилась - стал распродавать все, что осталось от матушки. Целых две недели гулял - дым коромыслом, друзей полный дом. Но хорошо за старые вещи ему не давали - барахло дешевое, и было этих шмоток не так уж много. После этого снова начались для Агдамыча черные дни: на шабашку никто не брал - кому нужен бессильный алкаш-напарник; жрать было абсолютно нечего - за окном кружились "белые мухи", сад и огород были пусты. Когда - никогда дружки былые заглянут, принесут самогоночки да хлебушка кусочек - другой. Только дружки такие же алкаши, чаще сами норовят спереть. Оглядывает с тоской пустой дом Агдамыч - продать нечего. Пошел в летнюю кухню, выломал из печки дверцу чугунную и колосники, отнес соседке - самогонщице, сменял на стакан пойла. В саду нашел на дереве замерзшее яблочко - тем и насытился. Но опять повезло мужичонке - дочь родная объявилась. И хоть не платил Агдамыч алиментов, не помогал любименькой воспитывать и поднимать на ноги кровиночку, пожалела доченька папулечку - когда зайдет батяня к ней в гости, нальет ему тарелку борща и рубль даст на сигареты.
Весна настала - снова захорохорился Агдамыч. Тепло, печку топить не надо, в саду на деревьях завязь появилась. Дружки тоже ожили, чаще заглядывать cтали. И дом у Агдамыча стал чем-то вроде блат-хаты. Придут даже совсем незнакомые, посидят, выпьют - ему стопарик, другой, а то и больше, нальют. Пойдет в сад Агдамыч, нарвет яблочек - ну и пусть зеленые, зато закуска уже готовая, выпьет - хорошо. Так и оборвал все яблочки недозревшими.
Но замутило его однажды. Забурлило, засверлило в животе, скрутило. Хотел Агдамыч выйти на свежий воздух из прокуренной халупы, да не смог разогнуться: скрючило его и бросило на пол. Дотянулся он до пустой бутылки, из последних сил швырнул ее в окно. Острая боль пронзила живот, черной пеленой стало затягивать глаза. Теряя сознание от нестерпимой рези, пополз Агдамыч на веранду, а оттуда на крыльцо.
И опять повезло мужичку. Услышала соседка звон разбитого стекла, подошла к окну полюбопытствовать - что там стряслось у алкаша. Увидела его голову, высунувшуюся из двери и лежащую на крыльце, а изо рта - текущую струйку крови. Сняла телефонную трубку и вызвала скорую. Приехала карета, осмотрели Агдамыча и сразу на операционный стол - прободная язва, кровь уже весь желудок заполнила, горлом пошла. Еле откачали болезного.
Санитарка поставила перед ним тарелку с супом и сказала, чтобы после обеда он зашел к врачу. Понял Агдамыч, что дни пребывания в больничке закончились. Шрам на животе стал затягиваться - пора освобождать место для других. Сейчас не застойные времена - безденежного алкаша долго держать не будут.
Голому одеться - только подпоясаться. Собрал мужичок свои немудреные пожитки и пошкандыбал домой. Боль отдавалась в животе на каждом шагу, еле-еле доплелся Агдамыч до своей хибары, свалился на грязную зачуханую кровать. Может, продать ее? Спать и на полу можно. Только вот нет сил стащить матрас. По соседям пройтись, найти покупателя - тоже невмоготу. Потекли слезинки по заросшим небритым щекам, забылся Агдамыч тревожным прерывистым сном.
* * *
Проснулся он от резкого хлопка калитки. Открыл глаза - по дорожке в дом шли какие-то парни, а с ними - Дрон. Значит - свои. Зашли, как к себе домой. Зашевелился Агдамыч, Дрон махнул на него рукой, а один из парней прикрикнул - лежи, алкаш, лежи, не порть нам трапезу. Тебе оставим; когда уйдем, сам выпьешь. Агдамыч согласно кивнул головой и повернулся лицом к стенке. Пусть гуляют, он им мешать не будет. И снова забылся хлипким болезненным сном. Незваные гости ушли поздно. За окном уже было темно. Хотелось есть. Агдамыч включил электричество и запыленная лампочка, одиноко висевшая под потолком, проявила тусклым желтым светом убогую загаженную комнату. Боль в животе стала сильнее, Агдамыч подошел к столу и начал рыться в обертках и клочках газет. Съестного ничего не было, и только в одной из бутылок поблескивала жидкость. Агдамыч уставился на этикетку - водка, понюхал - самогон. Прикинул - полстакана будет, а то и грамм сто пятьдесят. Налил. Врачи пить запретили, да только жрать хочется. Ладно, стаканчик можно, а утром схожу к дочери - покормит. И он, запрокинув голову, вылил пойло в рот...
Проснулся он от нестерпимой рези в животе. Хотел встать, выйти на крыльцо, но боль вновь скрючила его и бросила на пол. Бутылка осталась на столе и дотянуться до нее лежащему не было никакой возможности. Бросить в окно было нечего. Глаза закрылись сами по себе. Агдамыч подергался и затих. Навсегда...