Моим друзьям, Анечке и Лёне.
Владимир Темкин
История о том, как гуси проект спасли.
Весна – время зарождения всего сущего. И эта банальная мысль – первое, что приходит в голову, когда видишь, как из под снега на прогретых проталинах появляются нежные цветы, как парит под солнцем и зеленеет обнажившаяся земля, как белый пух цветения осыпает садовые деревья, а туманная зеленая дымка окутывает окрестные парки и леса. В этом году, правда, оказалось, что и моя мыслительная деятельность также совпала по биоритмам с окружающей природой. Но это я так, к слову...
Промышленный парк Northgate расположен вдоль одноколейной железной дороги. Он отделен от неё двадцатиметровой полосой зелёных насаждений и проложенной параллельно тыльной стороне производственных зданий асфальтовой прогулочной тропой, гордо именуемой Old Дeer Тrail (Старая Оленья тропа). Поскольку американские городские ландшафты, как правило, светлы и прозрачны, четырёхкилометровая прогулка по Оленьей тропе доставляет мне огромное удовольствие. Составы по одноколейке перегоняют крайне редко, поэтому тишина и прохладный утренний или вечерний, ничем посторонним не замутненный воздух делает мой моцион удивительно приятным.
Причина же столь выраженного постоянства подобных прогулок заключалась в том, что этой весной проклюнулась у меня некая выношенная за снежную зиму идея. Сказать по совести, была она не совсем моя. Найденный в интернете давнишний, двадцатых годов, патент на устройство, вырабатывающее электрическую энергию из окружающего воздуха, заинтересовал меня красотой технического решения, восходящего к началу века, к опытам гениального Николы Теслы. Моя скромная доля в его усовершенствовании заключалась в технологическом оформлении этой идеи на базе современных материалов и методов. Поскольку возможности эмигранта, да ещё и пенсионера, по части изготовления чего-либо материального в условиях внутриквартирного существования до невозмож-ного невелики, в начале марта я поделился идеей со старым знакомцем Ариэлем Варгой, работавшим неподалеку от нашего жилого комьюнити в мастерской по ремонту медицинских тамографов. И так совпало, что в середине апреля одно из зданий Northgate Park, где расположена была лаборатория Ариэля, закрывалось на ремонт. Основное обурудование было уже вывезено, персонал перераспределён по другим филиалам, и только один Ариэль сидел и скучал в этом помещении, перебирая и по большей части выбрасывая старые запасы ремонтных материалов и инструментов. Он был на пять лет моложе меня и уже дорабатывал последние предпенсионные годочки. Мы были чем-то даже похожи. Одного роста, оба кругловато-полноватые, лысые. В дополнение к усам Ариэль носил бакенбарды, а я отрастил рериховскую бородку. У похожих между собой людей зачастую совпадают и интересы. И, вероятно поэтому, мы с ним дружелюбно симпатизировали друг другу.
Выслушав меня, Ариэль очень оживился. Появившаяся возможность как-то украсить его унылую в последние месяцы деятельность подтолкнула испросить разрешения некоего руководства, далеко и незримо существующего в штате Кентаки, после чего Ариэль осчастливил меня предложением попробовать реализовать принципы древнего патента в оставшиеся до начала ремонта здания полтора месяца. И оба мы с радостью ухватились за такую возможность. Работали помногу, с охотой и интересом, пытаясь в это ограниченное время добиться какого-то определенного результата. Я, ощущая себя виновником всего этого аврала, старался приходить пораньше, уходить попозже.
И дважды в день, по дороге в мастерскую – утром, и при возвращении домой - вечером, на подходах к нашему зданию я проходил мимо небольшого, но очень красивого озерка, изящно вписанного в здешний производственный пейзаж. Длиной оно не превышало ста метров, а шириной – двадцати-тридцати. По берегам кое-где заросло высокой травой и камышом. Из под железнодорожной насыпи, с левого ближнего к тропе угла, в озерко была проведена бетонная труба, по которой в него стекал немноговодный ручеёк, тем не менее делавший эту искусственную водную систему проточной и чистой. На правом дальнем углу водоема была сооружена неширокая плотинка, позволявшая сбрасывать излишки воды в следующее по порядку русло водостока этого каскада.
И почти одновременно с моими регулярными походами до лаборатории Ариэля и обратно на этом озерке началось весеннее жизнеобновление. Выражалось оно прежде всего в том, что на водную гладь ежедневно приземлялись и ночевали, отдыхая, довольно большие стаи серых черноголовых гусей, следовавших с Юга в сторону Канады. Я уже четвертый год наблюдал подобные явления на окрестных водоемах, но здесь впервые столкнулся с одним из них с таким вот завидным постоянством. По утрам я видел огромную многоголосую стаю, взлетающую, выстраивающуюся в воздухе и отправляющуюся в дальнейший полёт. А вечерами наблюдал, как другая такая же стая с шумом и гоготом, хлопая крыльями, обрушивалась с уже темнеющего неба на озерную гладь. Иногда наутро гуси задерживались, поджидая, повидимому, отставших, и улетали лишь на второй день.
Мне приходилось наблюдать такую картину многократно, в разных местах и в разное время. Выглядит она везде и всегда примерно одинаково. Небо заполняется кричащими птицами, кружащимися над акваторией. Они совершают нечто подобное самолетной «коробочке», после чего резко пикируют и широко раскинув трепещущие крылья врезаются лапами и хвостом в водную гладь. Большая их часть приводняется на поверхность озерка, некоторые приземляются на прибрежную траву, и совсем уж немногочисленные группы, из тех, кому не хватило места, садятся на плоские крыши окружающих зданий. Однако, в завершение, к ночи, все они оказывались наплаву. В течение одного часа на озерко в Northgate Park опускалось от ста до двухсот гогочуших гусей. Крик их всполохами продолжался до тех пор, пока не сели последние. Ведь стоило только в уже полной темноте в небе над озером прозвучать усталому гусиному зову, как вся озерная ширь отглашалась ответным криком. И отставшая пара или одиночка пикировали на звук, иногда даже попадая в темноте на головы другим.
После массового приводнения гуси под явным руководством нескольких серьёзных и суровых особей начинали сбиваться в большое плотное «пятно» посредине озерка, где, обессилевшие, они довольно быстро засыпали, засунув голову под крыло и прижавшись своими светлошоколадными боками друг к другу. Но до десятка вытянутых вверх гусинных головок, как правило по углам «пятна», оставались сторожить стаю в ночное время. Можно допустить, что ночью они меняли «караул». Но мне дважды приходилось видеть нападение местных кайотов на такое гусиное стадо. В первый раз охота завершилось удачно и пара кайотов утащила такого гуся-невезушку, причем один из них волок добычу, а другой прикрывал отход, поскольку несколько крупных гусаков предприняли попытку отбить жертву у хищников, но успеха, к сожалению, не имели. Во второй раз, кайот, зайдя в воду, не рассчитал глубины и был атакован всполошившимся гусиным сообществом. Он еле-еле унес ноги живым, подвергнувшись жесточайшей массированной атаке. С трудом преодолев 10 метров воды и 50 метров травяного поля, где его били и трепали гуси, неудачник-кайот увернулся от них только в глубине лесного клина, куда смог-таки в конце концов, оторвавшись, юркнуть и укрыться.
После того, как к концу марта накал обстановки с массовым перелётом гусиных стай в окружающей природе существенно снизился, стало заметно что по нашей округе остались бродить, не улетев дальше, несколько гусиных пар. Причем одна из них несколько раз поутру попадалась мне на глаза в довольно странном месте, на крыше нашего производственного здания, откуда она по утрам взлетала. Так мне казалось при подходе, издалека.
Мои «юнатские» наблюдения, а вернее последующие повествования о них, украшали и разнообразили наше с Ариэлем существование. Он, приезжая на работу на машине, видеть всего этого, понятно, не мог, но с удовольствием слушал мои рассказы во время монотонной и однообразной ручной намотки толстопроводных катушек для генераторной системы. Труд наш продвигался недостаточно быстро, и к концу первой недели апреля мы почувствовали, что можем не успеть закончить работу за оставшиеся 8 дней. Мы уже получили уведомление строительной компании, подрядившейся на ремонт здания о том, что 15 апреля в 18=00 будут отключены электричество и водоснабжение, а все помещения должны быть полностью освобождены для капитального ремонта, связанного с наружной перекраской и заменой внутренних асбоцементных стен и оборудования. И после этого сообщения значительная часть времени уходила у нас на обсуждения во время курения вариантов продолжения нашей деятельности в случае вероятной неудачи.
Перекуры наши проходили при этом во внутреннем квадратном дворике, где был разбит небольшой, но очень уютный скверик размером двадцать на двадцать, если считать в метрах. С десяток невысоких, но пышных хвойных и лиственных деревьев, газон и четыре скамьи, расставленные вокруг круглого бассейна с неброским фонтаном, представляли собой внутреннее убранство дворика. С одной стороны, рядом с окружной дорожкой возвышалась непокрытая сверху дощатая будка, в которой стояли мусорные баки, а с другой – симметрично первой будке располагалась такая же вторая, где хранились инструменты появлявшегося раз в неделю садовника-мексиканца, а также упакованные в пластиковые пакеты запасы древесной щепы, предназначенной к подсыпке на приствольные круги деревьев.
И вот где-то дня за три-четыре до назначенного всем нам срока выселения, выйдя на перекур, мы наткнулись на молодую женщину, Лиду, из наших - работника городских служб, производившую для строителей обсчет вредных материалов и назначавшую способы их утилизации. Познакомились мы с ней за два дня до этого, а сейчас она стояла и курила неподалеку от бассейна, наблюдая за парой гусей, неизвестно как и почему оказавшихся в закрытом со всех сторон дворе и забавно плескавшихся под струями фонтана. Про то, что они могут летать и приземлиться сюда сверху, например с крыши, никому из нас в этот момент в голову не пришло. А при нашем приближении гусак широко раскрыл свои более, чем полутораметровые крылья, устрашающе похлопал ими, а затем, низко опустив и вытянув вперёд шею, зашипел и смело ринулся на нас. Женщина сразу же отступила, а нас он несколько раз попытался ухватить за штанины брюк. Но не почувствовав выраженно ответных агрессивных устремлений, гусак вернулся в бассейн к подруге, гордый продемонстрированными боевые успехи. По тому, как она позволяла ему прижиматься к её бочку и гладила по шее широким черным клювом, чувствовалась что подвиг гусака получил надлежащую оценку.
В оставшиеся дни мы видели эту красивую пару ещё два раза. И за день до назначенного срока, когда, удрученные нарушением своих планов, мы уже начали укладывать коробки с вещами, во дворе раздался гусиный гогот и громкие людские крики... Ариэль, понимавший язык существенно лучше меня, прислушался и знаком показал на выход. Выскочив через центральное лобби во двор, мы стали свидетелями настоящего сражения, происходившего «в предполье» будки с инвентарём здешнего садовника. Гусь, развернув в полную силу все свои боевые средства, не давал ему даже приблизиться к заветной дверце «крепостного сооружения». С первого взгляда было ясно, что птица будет стоять насмерть. Он взлетал и, разогнавшись, с неописуемой яростью бил уворачивающегося противника в спину. Оставалось выяснить – почему?
Причину выяснили, поднявшись на верхний этаж и выглянув из окна, нависавшего сверху над будкой. В ней, с левой стороны от обороняемой гусаком дверцы, на разогретых солнцем пластиковых мешках с древесной щепой, разорвав и разворошив два верхних из них, комфортно и широко распластавшись, сидела гусыня, прикрывая собой заполненное пухом гнездо с всего день, как положенными яйцами.
Комендант здания распорядился всем отойти, прекратив возбуждать птиц, и вызвал городскую службу охраны животных, которая прибыла в течение 20 минут в сопровождении ещё и офицеров полиции. На Северо-Американском континенте серый черноголовый гусь (по научному - Канадская казарка) охраняется международным законом, внесенным также в законодательство нашего штата Иллинойс. Так объявил, как отрезал, представитель городской службы. И тут же на месте выписал коменданту постановление о полном прекращении всех шумных ремонтно-строительных работ в нашем здании, о соблюдении тишины и обеспечении покоя птиц в ареале, запретив приближение к ним на расстояние менее 10 м от их гнездовья. Полиция также получила предписание об установлении круглосуточного патрульного наблюдения за данным местом с регулярностью не менее 8 раз в сутки. Было объявлено, что высиживание гусят занимает ровно 4 недели, и данное предписание действует до их появления на свет, после чего последуют другие указания службы охраны зверей и птиц.
Мы с Ариэлем вернулись в свою лабораторию. И дружно, взмахнув ладонями, громко хлопнули ими в знак полной победы. На продолжение опытов с электрогенерацией Господь, услышавший, наверное, наши молитвы, выделил еще минимум месяц. Да здравствуют Канадские казарки! Да хранит он их от всех бед и напастей, от лис и кайотов, от ястребов и орланов!
Нашу первую же попытку подкармливать Папу с Мамой будущего поколения Канадских казарок пресёк комендант, зачитавший соответствующий раздел постановления по этому вопросу. Там значилось, что пищу себе дикая птица должна добывать самостоятельно. Работники охраны животных и птиц приезжали ежедневно, поднявшись на верхний этаж делали фотоснимки гусака и гусыни. Нам же было строго указано курить только на внешней стороне здания.
Через полторы недели схема генераторной электроустановки была нами собрана. И первое ёе включение не дало абсолютно никакого результата. Расстроившиеся, мы с Ариэлем сели думать.
- Слушай, Радик, у тебя хоть какие-то мысли по этому поводу имеются?- он не язвил, а просто пытался осмыслить и разобраться в ситуации.
- Пока нет.
- А почему ты вообще решил, что написанное на бумаге, я имею в виду – патент, вообще должен работать? Может быть он этого просто напросто не знает, потому и молчит. – это уже было похоже на элегантную подковырку.
Но я решил на такие вещи не поддаваться, поэтому не реагировал, а просто рассказал, что в интернете выложен клип с отснятой сборкой системы и её запуском. А также с последующей демонстрацией всех выполненных измерений. И там на вид все было в порядке.
- Арик, тут, к сожалению уже нет интернета, и я тебе не могу найти и показать этот клип в ЮТУБЕ.
- Но там ведь и фокусников всяких показывают, от Коперфильда и до китайских шпагоглотателей. Почему ты думаешь, что виденное тобой не из этой серии.- не успокаивался мой соратник.
- Слушай. Давай сегодня закончим, я вечерком пошевелю мозгами дома, а завтра уже будет день и будет пища... для ума. Я понимаю твоё разочарование, но мой опыт говорит о том, что с первого выстрела такую цель взять не всегда удаётся.
- А о чем ты думать собрался?
- Я ещё не знаю.
- Тогда ладно. Тогда поехали. Но завтра у меня два апойтмента к врачам, поэтому до обеда меня не будет точно, а после... Короче, потом я позвоню.
И мы с ним разошлись. Он уехал, предложив мне, правда, тремп до дома. Но я, решив слегка освежить голову, отказался и потопал пешком. Мне трудно было упрекнуть его в отсутствии должного упорства или энтузиазма. Но то, что первый блин получается чаще всего комом, для меня лично было постулатом практически незыблемым. И дома, поужинав, я уселся перед компьютером и терпеливо, раз за разом, просматривал помянутый в беседе с Ариэлем интернетовский клип. Авторы, самодеятельные ребята-электрики, намотав катушки и собрав схему, для того, чтобы продемонстрировать зрителям чистоту опыта, выносили стол с установкой из обычного металлического гаража, где они делали сборку, на чистую бетонную площадку перед ним. Затем ещё раз демонстрировали, что к установке нет ни единого подводящего провода, и включали ламповую нагрузку. После нескольких последовательно усиливающихся вспышек, лампы загорались в полный накал и оставались все оставшееся время съемок в таком состоянии. Имелась ещё одна, менее качественная съемка подобной сборки и активизации, но там стол с аппаратурой с места не трогали. Действие происходило в деревянном деревенском доме.
Вернувшись назавтра в лабораторию я, воспользовавшись тем, что работаю в данный момент один, ещё раз самым внимательным образом проверил сборку схемы, но никаких отклонений в ней не нашел. Все схемные узлы соответствовали патенту, а главное, были идентичны демонстрируемым в интернете.
Ариэль позвонил в три часа дня. Спросил о состоянии дел, и когда я ответил, что проверяю сборку схемы, сказал, что не видит надобности в своём присутствии в лаборатории на данном этапе работы. Я спокойно с ним согласился. И продолжил обдумывать причины создавшегося положения. Лаборатория наша располагалась на первом этаже здания и частью своих окон выходила во двор. Я подошёл к стеклу и раздвинув жалюзи, посмотрел наружу. Гусак, расположившись на газоне, дремал, уронив голову на грудь, но не пряча её под крыло. Солнце пригрело птицу и она явно расслабилась от такого ласкового тепла.
Вдруг дверь, выходящая во двор из основного лобби, приоткрылась и из неё, воровато оглядываясь, появился мексиканец-садовник в сопровождении совсем небольшой собаки, бежавшей непривязанной на шаг позади него. Как потом оказалось, он решил попробовать взять нечто из понадобившегося ему садового инвентаря, находившегося в будке, где высиживала яйца гусыня. Решение довольно неожиданное, а главное – столь же безответственное. А наличие приведенной с собой собаки повышало статус совершённого им до полноразмерного преступления.
Собака с лаем кинулась к гусаку. Тот, мгновенно пробудился и вступил в бой. А хозяин пса устремился к будке, попытавшись открыть её дверь, опечатанную полицией. Это ему удалось лишь отчасти, мешал тросик с печатью, и он просунул туда руку, вытащив плоские садовые ножницы с длинными лезвиями и рукоятями, а также какую-то специальную лопатку с узким полукруглым лезвием и длинным черенком.
Открыв окно, я закричал на него, но он только зло отмахивался, пытаясь одной рукой выловить собаку, втяную в схватку с гусём и изрядно пострадавшую при этом. Весовое преимущество на стороне птицы было неявным, зато удары мощными крыльями просто крушили кобелька. А возможность гусака взлетать и налетать на собаку сверху, делало положение четвероногого совсем незавидным. И тогда отморозок-садовник, действуя лопатой, начал отвлекать птицу на себя. Когда же она взлетела и, спикировав, ударила его в голову, он уже всерьёз обозлился и схватился за садовые ножницы, раскрыв их лезвия навстречу атакующему гусаку. Я уже бежал к выходу, когда в лобби путь мне пересёк полицейский патруль, прибывший ровно в 3-пи эм на свою регулярную проверку.
Полицейские действовали грамотно и стремительно. Один из них быстро, резко и твердо окоротил садовника, вырвав у него из рук инструменты, а второй, вытащив из футляра за спиной мгновенно развернувшееся пружинное кольцо с тонкой сетью, набросил его на потерявшую над собой всякий контроль собаку. Повязав обоих возмутителей спокойствия, полицейские отступили к дверям основного лобби. Там садовник был усажен в кресло, а поскольку попытался вскочить и что-то ещё доказывать, его мгновенно заковали в наручники, пригрозив статьёй за сопротивление полиции. Была вызвана служба охраны зверей и птиц.
Появившаяся с верхних этажей Лида, лучше меня улавливающая суть ведущихся разговоров, перевела, что латинос замечены в злоупотреблениях по отношению к этой охраняемой законом птице. И, привлекаемые пятью килограммами мяса, иногда браконьерствуют по ночам на здешних прудах и озерах. Наш случай, конечно, из другой обоймы, но полиция настроена непримиримо, не принимая объяснений относительно острой необходи-мости в садовом инструменте. Да и служба охраны животных тоже считала, что здесь был серьёзно нарушен закон. Ведь садовника предупреждали и они сами, и комендант, мимо поста которого он, не имея на это прав, прошел сегодня во время, когда тот отошел в туалет. Садовник обязан был дождаться коменданта и отметиться.
Гусак, пострадавший в тяжелейшей схватке, свесив левое крыло, шипя и прихрамывая, в возбуждении носился по двору здания, а поверх боковых досок правой будки за каждым его движением внимательно наблюдала черная с белым подбородочком головка его благодетельной супруги, за спокойствие и безопасность которой он только что принял неравный бой.
Утром на перекуре мы втроём с Лидой и Ариэлем обсуждали случившееся, не находя ему иного объяснения, кроме как полной безответственности садовника.
- Дикий человек.- прокомментировал Ариэль.
- Быть может он просто не понял то, что ему говорили, по привычке кивая головой.- вступилась за виновника инцидента более мягкосердная Лида.
- А привести с собой собаку, это ведь тоже не признак большого ума...
На этом мы разошлись. Ариэль стал распрашивать меня о вчерашних усилиях и результатах, и попросил по порядку рассказать ему обо всем, что я видел в интернете и делал тут, в лаборатории. Я повторил ему все, как он просил, и мы повторно вышли перекурить.
И уже на улице, морща лоб, Ариэль отметил, что главная разница между двумя клипами с демонстрацией действия патента, состоит в том, что в одном случае стены гаража металлические, а в другом – деревянные. И вынос стола на открытое пространство может означать устранение экранирующего эффекта стен. И вот тут золотая голова Ариэля нашла некий логический нонсенс, осознать который я по началу не смог. По причине отсутствия информации.
- Радя! Тут вот какое дело! Ведь лаборатория наша, где мы должны настраивать чувствительнейшие поля тамографов, заэкранирована ещё при строительстве по стенам, потолку и полу медной и железной сетками. А мы ведь с Вами рассчитываем уловить с помощью резонансной системы этих катушек электромагнитные колебания, существующие в воздушной среде. Но система экранирования попросту гасит нам их. Поэтому и запатентованного эффекта мы не видим никакого. Вы понимаете, о чем я говорю?
- Топ-топ-топ. Думаешь экранирование внешнего поля нам всю малину портит? Так что мы тут можем сделать?...
- То же самое, что Ваши ребята в клипе! Выкатить стол из «гаража»...
- Ай, да Арик! Ай, да сукин сын! Потом докурим. Бросайте, пойдем выкатывать.
- Куда?- спросил Ариэль.
- Для начала хотя бы в лобби, а потом можно и на улицу.
- Давай сразу на улицу!
Когда мы выкатили наш стол на площадку перед входной дверью, следом за нами вышел комментант, ставший сзади и, вытянув шею, заложивший руки за спину.
- What do you make hear?
- Energy historical event!- ответил Ариэль.
И включил цепь чувствительного контура. Панель с лампами накаливания несколько раз моргнула, постепенно наращивая накал, и, наконец, разогрелась до максимума. Суммарная мощность системы, судя по показаниям приборов, превысила один киловатт!
- Победа?!- спросил Ариэль.
- Дай малость подумать...
- Что тут думать – прыгать надо! От радости!- и он обхватил меня со спины обеими руками, раскачивая из стороны в сторону.
А трое прохожих, направлявшихся от соседнего фабричного магазина к автостоянке, в изумлении остановясь, смотрели на нас и на четыре полыхающие 250-ваттные лампы.
- What is it?- спросил один из них.
- Great wonder! – почти в голос закричал Ариэль.
Почти полторы недели мы провели за бесконечными измерениями и за анализом результатов. Всё тут говорило о том, что патент оправдывает свое название, а система улавливает электромагнитные колебания в окружающей среде. Мы так заигрались-заработались, что чуть было не пропустили главное событие месяца мая. Но, слава Богу, Лида, услышавшая о нём немного раньше нас, прибежала и позвала. К этому времени и полиция, и служба охраны уже тоже присутствовали на месте. Мы стояли в дверях центрального лобби и с интересом смотрели на беспокойно снующего возле правой будки гусака. Своим мятущимся видом он напоминал счастливого отца перед дверями родильного отделения. Вытягивая вверх свою динную шею он силился что-то из происходящего внутри увидеть и понять, но будка была слишком высока для этого. И тогда он, разбежавшись по траве газона, взлетел и сделав круг над двориком приземлился на тот край крыши, с которого смог увидеть что-то из происходящего внутри. Замерев там, он напряженно вглядывался вниз, и вдруг громко и пронзительно загоготал. Снизу более высоким тембром ему ответила гусыня. И тогда, раскинув крылья, гусак ринулся вниз. Судя по траектории его падения, он притормозил, коснувшись лапами досок забора, а после этого угадал уже точно в свободную середину объема будки. И тогда кто-то из полицейских на цыпочках подошёл к двери, снял с петель тросик с пломбой и, отходя, потянул за собой дверь, приоткрыв её наполовину. А потом также на цыпочках отбежал.
То что мы увидели поразило нас своей природной глубинной сутью. На земле, прижав чуть развернутые светлошоколадного цвета крылья к пластиковым мешкам, стояли гуси - Папа и Мама. А сверху на их слегка вспушённые перьевые подставки сыпались сверху маленькие, вероятно недавно вылупившиеся гусята. Эту умилительную картину служба охраны снимала и с земли, и с верхнего этажа.
Мама-гусыня показалась из дверей первой. Неустойчиво покачалась на отвыкших от ходьбы перепончатых своих лапах, огляделась и направилась прямо к бассейну. За ней ковыляли семеро гусят. Завершая эту колонну из будки показался Папа-гусак, на спине которого, запутавшись в приподнявшихся перьях барахтался последний, видимо самый слабенький и ещё мокрый гусёнок. Через три минуты вся эта команда раскачивалась на воде, слегка колышимой падающеми сверху фонтанными струями.
После такого феерического зрелища службой охраны было объявлено, что мараторий на ремонтно-строительные работы продлевается ровно на неделю. И всё это время благородное семейство либо плескалось в нагретой солнцем воде бассейна, либо щипало влажную молодую зелёную травку вокруг него. Гусята за неделю освоили территорию двора настолько, что уже самостоятельно шныркали по ней во все стороны и углы. Папа и Мама возлежали в центральных равнодоступных точках двора, бдительно отслеживая передвижения малолеток. И стоило лишь скользнуть по небесной голубизне ястребиной тени, Мама подавала голосом сигнал, особое какое-то своё га-га-га, под который Папа подскакивал и задирал голову, а все их чада стремглав неслись под её крыло.
А за день до объявленного срока была подготовлена так называемая «дорожка отхода», начиная от входных дверей со двора и через всё центральное лобби были натянуты зеленые пластиковые полотнища, которые продлевались вдоль боковой стены здания и далее, создавая безопасный проход в сторону того самого озерка. Двери со двора были распахнуты с самого раннего утра. Мама и Папа поочередно несколько раз довольно далеко заходили в этот проход. Для «заману» там была разбросана разрешённая законом прикормка. Пройдя между полотнищ сколько-то много метров они останавливались, прислушивались, приглядывались, принюхивались. Возвращались, стояли и гоготали по-своему, по-гусинному, обсуждая и решаясь. И лишь тогда, когда после очередной, совсем уж далёкой ходки, учуяли они запах озерной воды, вернулись и позвали гусят. Все собравшиеся здесь люди, молча, шли за ними вне пластикого корридора и смотрели на этот героический переход. И когда благородное семейство выкатилось на своих ходких лапках на берег озера, все гусята, ошалев от увиденного впервые в жизни водяного раздолья, посыпались в прибрежное мелководье. Мама двинулась вслед за ними, призывно гогоча, построила всех восьмерых в колонну по одному и поплыла на озёрную глубину. Папа же, как и положено в таких случаях настоящему лидеру, сошел с берега на воду последним...
Чикаго, 2016