Тринадцать осеней и вдова

  Вот уже вечность вода падает с равнодушного серого неба на землю. Земля давно мечтает прервать своё движение, но в последний момент всегда трусит, разминается с очередным метеоритом и продолжает вращение вокруг постылого светила. За замковой стеной, в распаханных ветром полях копошится человеческая фигура. Сошедшая с ума крестьянка, зачем-то пережившая в голодный год мужа и троих детей, раз за разом погружает в мокрую почву тонкие косточки пальцев. Лишённая всякого смысла деятельность, движение ради движения. Ты наблюдаешь эту пантомиму из окна комнаты на самой вершине башни и думаешь, что между женой графа и женой виллана нет никакой разницы. Обе они обречены на бесцельное копание в перегное жизни. Уже тринадцатую осень ты проводишь без него, унесённого пупырчатой жабой-лихорадкой, однажды поселившейся в груди и за короткое время превратившей лёгкие в решето. В часы опьянения ты сравниваешь их с землёй под Аппиевой дорогой, где катакомбы по-прежнему хранят никому не нужные тайны. Никто не назовёт тебя монахиней. Под балдахином твоей необъятной кровати извивался не один десяток обнажённых тел юношей и девушек из легиона челяди владелицы титула, поместья и состояния. Будь в тебе хоть капля веры в то, что красавец-граф сохранил свою личность после смерти, ты без колебаний защёлкнула бы на бёдрах пояс целомудрия. Но бог никогда не жил в этой холодной комнате, супругу твоему не суждено уже испытать муки ревности, и поэтому ты позволяешь плоти переживать наслаждение, оставляя душу плавать в мутном вареве одиночества. Слуги по углам шепчутся, что, стремясь сохранить молодость, ты принимаешь ванны из крови девственниц. Как скудно человеческое воображение, как пасует оно, столкнувшись с зияющей бездной тоски и безумия. Стук в дверь заставляет тебя вздрогнуть и пролить на чёрный бархат платья жидкость из бокала. С обречённым лицом ты поднимаешься и идёшь к порогу, за которым застыл в ожидании поросший шерстью рыжий верзила-конюх.