Когда я вернулся в хижину, то первым делом выпалил:
— Ты будешь самым счастливым ребёнком! Чтобы ты забыла плохое, я всё сделаю для тебя.
— Не для меня, а себе! — Антуанет сидела на полу и смотрела мимо меня. — Для тебя я — лишь игрушка, которая должна благоговеть перед твоими добродетелями, и славить тебя.
Остров вдруг представился мне не настоящим, а каким-то декоративным. Хижина вообще показалась декорацией к глупому спектаклю.
— Разве я не был тебе заботливым братом?
— Что толку? Этот боров капитан тоже начал с заботы. А где забота, там нежность, где нежность — там ласка, а там до извращённого секса рукой подать! Все вы, мужики, сволочи и похотливые кобели, готовые с родной сестрой спать.
— Неблагодарная! Пусть ты считаешь мои “добродетели” лицемерием. Тебе от моей заботы разве хуже?
— Хуже!
От обиды я вышел из шалаша. Жаль, Мишки нет. Не с кем тоской поделиться.
Вот тебе и девочка… Что ей нужно? Ладно, пусть моя добродетель лицемерная. Не все ли люди лицемеры? Конечно, я тоже хочу себе что-то отхапать, при этом выдать за великодушие. Природа человека — подлая! Но я-то пытаюсь пересилить эту подлость и стать благородным и бескорыстным. Лицемер? — да! Ну так что же?! Что лучше: лицемерно через силу делать добро? Или давать волю естественным нелицемерным, но низменным устремлениям? Я так ради неё старался! А она мне — “хуже”!
Я бродил по берегу. Возвращался посмотреть — не ищет ли она меня. Выйдет или не выйдет… Рада, а я невинно страдаю.
Я зашёл достаточно далеко и совсем не хотел возвращаться. Потом выбрал удобное место вне видимости от хижины и построил временное укрытие. Капитальное жилище делать не хотелось. Всё равно девчонка прибежит, до темноты ещё часа три. Но девочка не шла.
Когда стемнело, долго лежал в шалаше на хрустких ветках. Я решил не возвращаться к неблагодарной девчонке и день, и неделю, и месяц! Я смогу жить без восторгов в мой адрес. Так пусть она осознает свою несправедливость и сама прибежит ко мне.
Ещё помечтал, как буду есть галеты с тушёнкой, как лягу спать в объятиях с девочкой, какими нежными словами она меня наградит… Да пошла она! Хотел хранить чистоту… И сохраню — назло ей, и всем! К ней не подойду, пока сама не приползёт с повинной! Пусть останусь без галет, без консервов, буду питаться бананами и моллюсками, пускай буду жить совсем один. В хижину не пойду…
С такими мыслями я погрузился в сон.
Наутро я увидел девчонку сидящей возле моего шалаша. Она не смела поднять глаз от стыда.
— Простите меня…
Взглянув в лицо девочке, я увидел слёзы.
— За что? — сделал вид, будто ничего не произошло. — Это ты прости меня, что одну оставил.
Девочка бросилась ко мне и крепко-крепко меня обняла.
— Ты хороший! Ты самый-самый лучший! Я думала, таких мужчин не бывает.
— Как ты меня нашла? — спросил я и, глядя на чёткие следы на песке, сам ответил: — Ах да, человек не может пройти и не наследить.
Мы шли по берегу, я всячески поворачивал разговор так, чтобы не вспоминать об её строптивости, чтобы ей было хорошо, как в раннем детстве, под защитой родителей.
Я рассказывал про древнюю Грецию. Я пел детские песенки. Рассказывал про Айболита и Дюймовочку. Потом сказал:
— Я постараюсь сделать тебя самым счастливым ребёнком на свете.