Заметки из "творческой лаборатории"
_____________________________________
Дело в том, что, как и у многих других людей, у меня, у моей души, есть своя глубинная, тайная, внутренняя жизнь. Стихи – это озарение, это похоже на состояние самадхи, когда всё, что меня окружает в обыденной жизни, перестаёт существовать, уходит на второй, на третий, на сотый план, отодвигается так далеко, что я совершенно перестаю эту обыденную жизнь замечать. Я выключаюсь из этой жизни и оказываюсь в иной – в той, где «случаются», по известному всем выражению, стихи. Они действительно случаются, они приходят ко мне, и моё дело – успеть их записать. Пространство одновременно словно и сужается – в нём, в этом пространстве, сейчас существуем только я и стихотворение, - и расширяется, углубляется, потому что в эти моменты я вижу, ощущаю, понимаю то, что открылось только мне. И я не просто это вижу и ощущаю – я точно знаю, как это передать в словах, чтобы эти чувства, это вИдение передалось и другим людям. Мне что-то дано, мне ДАНО писать стихи – а это значит, что мне это «что-то» дают не единожды, а постоянно, и моё дело – быть той точкой в пространстве, в которую упирается этот луч, быть готовой принять то, что мне дают. Кто даёт – не знаю. Может, Бог, может, Космос, как ни назови. А может быть, стихи приходят из моего же подсознания, о котором мало что известно. Это неважно, на самом деле. Раз ДАНО – я это принимаю.
Работа головы, исправления – это тоже необходимо, и, если я не упущу это состояние озарения, не позволю себе отвлечься, то потом – уже холодным рассудком - я правлю самые лирические свои строки и довожу их до той степени чёткости, отточенности, чтобы стихотворение можно было «родить» окончательно – то есть, выпустить его на белый свет и кому-то показать.
Я должна быть всегда готовой к этому озарению, к тому, что моя глубинная личность заявит о себе и потребует – садись и пиши стихотворение, его время пришло. Прозаическую вещь можно задумать, обмыслить со всех сторон, обкатать в голове, составить план – синопсис, и потом сесть и написать её, хотя и с прозой тоже случаются озарения – взять хотя бы Бунина, чьи рассказы живут и дышат, как стихи. Но априори стихи – вибрации несравненно более тонкие, и, чтобы их слышать, надо быть готовой постоянно. Поэтому меня не очень сильно беспокоит то, что происходит во внешней, так сказать, жизни. В этой внешней жизни я – самый обычный человек. В чём-то смешная, в чём-то несовершенная – и абсолютно не боящаяся этого. Меня не волнует, если в чьих-либо глазах я выгляжу странной, смешной, эксцентричной, не разбирающейся в каких-то вещах, волнующих значительную часть человечества, и так далее. Моя НАСТОЯЩАЯ жизнь – там, в глубине, и если уж говорить о перфекционизме, то я – перфекционист именно в отношении своих стихов. Всё остальное – это просто течение времени, когда я рисую свои непрофессиональные картинки, фотографирую то, что мне нравится – тоже очень по-любительски, или просто готовлю обед, убираю квартиру, лечу свою больную спину и всё такое прочее. Это просто – ожидание.
Да, пока я живу этой внешней жизнью, я всегда пребываю в состоянии ожидания. Глубинная личность, разделяющая со мной ментальное пространство моей души, может заявить о себе когда угодно и где угодно. Бывали случаи, когда стихи приходили ко мне в шумной толпе в метро, и главным было – успеть вытащить блокнот и карандаш, с которыми я не расстаюсь, и успеть записать явившиеся мне строки. А потом – выдраться из этой толпы, покинуть метро, найти более или менее спокойный уголок – да, прямо на улице его найти! – и слушать эту струну, которая опять зазвучала. Это выглядит смешно и глупо, но в молодости я дважды опоздала на собеседования и не получила неплохую работу, потому что у меня сочинялись стихи. Многие люди просто покрутят пальцем у виска, услышав о том, что я не использовала возможность получить хорошую должность и достойный оклад из-за «каких-то стихов».
И, конечно, я коплю впечатления. Я коплю их, как скряги копят деньги. У меня прекрасная эмоциональная память (у меня вообще хорошая память), я могу вспомнить своё впечатление от того, что увидела когда-то, давным-давно, в любой момент, я могу начать разматывать эту ленту воспоминаний с любого места и довести её до той точки, до которой захочу, поминутно. Все прежние ощущения могут вернуться по моему желанию, если я чувствую приближение того состояния, когда ко мне являются, со мной случаются, у меня пишутся стихи.
Ради этого я и живу, а всё остальное, как я уже сказала, все прочие составляющие моей жизни - это просто состояние ожидания новых стихотворений.