У большинства людей, наверное, именно такая жизнь. Проснуться, принять душ, попить чай, одеться, отправиться на работу, прийти с работы, поесть, лечь спать. И так по кругу. Это ужасно скучно и уже хочется, чтобы хоть что-то произошло! Даже если это "что-то" не очень хорошее.
Я выхожу в эту промозглую погоду на улицу, аккуратно обхожу лужи, потом до маршрутки. Серые, угрюмые лица, такие же как я, едут на каторгу, под названием работа. Даже маленький мальчик несчастен, его выдернули из тёплой постели и тащат в детский сад.
Я выглядываю в окно, и вижу, как падает метеорит. Да! Вот сейчас самое время апокалипсиса. Или может это летающая тарелка, из которой выйдут пришельцы и скажут "земляне, мы отвезём вас в лучший мир! Где нет войны, зависти, горя и работы". А может это просто сон... сон...
Точно, это сон! Просыпаемся. Сколько же время? Восемь утра, боже, я опаздываю!
Распахнув ещё невидящие глаза, я вскакиваю. И ещё пару мгновений…пару счастливых мгновений живу там, во сне. В этом бесконечном кошмаре многих людей, зовущемся рутиной. А потом наступает пробуждение. Наверное, кому-то подобная жизнь покажется ужастиком. Да что там, пару лет назад, устав от бытовухи, я сама жила надеждой, что настанет день, когда в небе замелькают очертания гигантских инопланетных кораблей… Господи, сейчас я бы всё отдала за то, чтобы вернуть то время. Всё случилось внезапно. На нашу страну напали. И не какие-то там фантастические существа из другой галактики, а такие же, как и я, жители нашей огромной планеты. Как оказалось, самые страшные действия совершают всё же не сказочные монстры, а вполне реальные люди. Всё началось внезапно и так сокрушительно, как способен атаковать только человек. Страшное и далёкое слово «война» в один миг стало реальностью для нашей деревни.
***
– Саша, завтрак готов! – крикнула я, накрывая на стол.
Муж зашёл в дом, вытирая полотенцем мокрый торс. Обмывание холодной водой по утрам вошло у него в привычку после службы на флоте. Я взглянула на него и поневоле улыбнулась, в очередной раз подумав, как мне повезло. Мужики в нашей деревне трудолюбием не отличались, предпочитая самогонку трудовому подвигу. А Саша, едва вернувшись со службы, тут же устроился в посёлке в магазин водителем и по совместительству грузчиком, экспедитором, да и так в течение дня принеси-подай. Я в том же магазине продавщицей работала. Так и сошлись. В деревне работы не было, но мы не могли окончательно уехать отсюда, пока мама болела. Вот и приходилось обоим мотаться туда-сюда каждое утро. Яйца шкворчали на сковороде, и я вернулась к плите. В последнее время мы часто ссорились. Видимо, рутина добралась и до нас. Но сегодня я видела его в другом свете. Как тогда, когда Саша только начинал ухаживать за мной. Будто почуяв настроение, он прошмыгнул ко мне за спину, и я тут же почувствовала его сильные руки у себя на талии. Ледяная щека коснулась моей голой шеи, заставив вздрогнуть.
– Люблю тебя, – шепнул он мне в самое ухо и отошёл, усевшись за стол.
Я обернулась, чтобы ответить, держа прихваткой горячую чугунную сковороду с поджаренными яйцами…
Мне показалось, что небо рухнуло на землю, и всё укрыла темнота. Не знаю, сколько времени я была в отключке. Первое, что осознала – гнетущая абсолютная тишина, какой не бывает в жизни. Спустя несколько мгновений, это молоко разбавилось далёким дребезжанием, которое нарастало, раскалёнными иглами впиваясь в мозг, вызывая тошноту. Захотелось открыть глаза, чтобы избавиться от этой звенящей темноты, но поднять веки стало непосильной задачей, впору руками помогать. Потянувшись ладонями к лицу, я словно через слой ваты почувствовала боль, но где именно так и не поняла, настолько далёким было ощущение. Пальцы с неприятным скрипом смахнули с лица слой песка, и у меня получилось, наконец, открыть глаза. Я лежала на животе в каких-то развалинах, а прямо перед носом оказалась чья-то окровавленная ладонь. Плохо соображая, я постаралась подняться, но что-то давило сверху. Потребовалось усилие, чтобы избавиться от груза и встать на четвереньки. Голова тут же закружилась. Потребовалось несколько мгновений, чтобы суметь воспринимать окружающее. Повернувшись влево, я увидела его. Если бы я стояла, то непременно бы рухнула на пол. А так просто села на пятки, руки бессильно свесились вдоль тела, а внутри образовалась пустота. Горячие дорожки обожгли щёки, и я с удивлением поняла, что плачу. Передо мной лежал Саша. Именно он придавливал меня сверху, накрыв своим телом. Половина любимого лица превратилась в кровавое месиво. Теперь только память позволяла дорисовать знакомые черты. Оторванная рука, как деталь старой куклы валялась совсем рядом с его телом. Именно её я увидела, едва открыв глаза. Я, как пустой манекен, осматривалась, пытаясь сосредоточиться хоть на чём-то, но не получалось. Развалины того, что когда-то было нашим домом, серой массой высились вокруг. Как-то отдалённо в мозгу мелькали картины нашей с ним жизни, которая казалась тогда до отвращения обычной. Я попыталась встать и не смогла. Правая нога не слушалась. Бросив на неё отсутствующий взгляд, я увидела сломанную кость, торчащую прямо сквозь кожу. Двигаться не хотелось. Ступор вымел из меня все мысли, чувства и ощущения.
Окончательно пришла в себя я, когда солнце медленно опускалось за горизонт. И первое, что пронзило разум раскалённой стрелой, была боль в ноге. Адская, сводящая с ума, выворачивающая на изнанку. Меня вырвало. Утеревшись разодранным пыльным рукавом, я снова увидела Сашу. «Господи! Саша! Мой Саша!» – я рванулась к нему, забыв о боли телесной. Потеря, рвавшая душу, причиняла гораздо больше мучений, чем перелом. Я положила его голову себе на колени и, сходя с ума, гладила то, что осталось от его лица. Пальцы проваливались в кровавое месиво, но я этого не видела. Перед моим взглядом сейчас был он, мой любимый. Такой, каким я видела его тем утром. Улыбающийся, с выцветшим полотенцем в руках. Он спас меня, заслонив собой. В последний миг успел защитить и сберечь. В какой-то момент даже мелькнула мысль, что надо остаться. Тут, рядом с ним. Учитывая моё состояние, я промучаюсь недолго. Но мой организм, видимо, решил иначе. И тогда инстинкт загнал все чувства и эмоции на задний план, оставив сверху лишь один, но самый важный в такой ситуации–выживание. Но всё же оставить тело Саши на поживу бродячим собакам, я не могла. Кое-как прикопав его обломками нашего дома, я поползла прочь.
Я не знаю, сколько часов у меня ушло на то, чтобы добраться до нашей деревенской больнички. По пути я нашла обломок доски и верёвку. Пару раз отключившись от боли, обдирая воплями и без того пересохшее горло, всё же сумела соорудить шину. Я то теряла сознание от боли, то приходила в себя, карабкаясь по раскуроченным улицам и дворам. Периодически я кричала, надеясь, что кто-то выжил и отзовётся. Один раз я заметила какое-то движение в обломках одного из домов. Скрипя зубами от боли, двинулась в ту сторону. Первое, что услышала – странный хлюпающий звук, заставивший меня испуганно замереть. Через пару мгновений звук прекратился, а из-за большого валуна показалась большая лохматая морда. Я испугалась. Собаки, что жили на деревенских дворах, не отличались мягким характером к чужакам. А эту зверюгу я знала, как непревзойдённого охранника. Лохматый кавказец в том году зубами сломал руку воришке, рискнувшему забраться в этот дом. Жила здесь вдова с двумя сыновьями. Младший Вадичка родился с ДЦП, и Ваську – так звали пса – купили для присмотра и защиты. И вот теперь этот Васька стоял в руинах дома и, набычившись, сердито смотрел на меня. Не рычал, но если бы я была в состоянии убраться с его дороги, непременно это сделала бы. Пёс постоял немного, словно присматриваясь ко мне, затем подошёл и подозрительно понюхал короткую, но прочную палку, которой я упиралась в землю, помогая себе ползти. Видимо, не почуяв угрозы, он вернулся туда, откуда пришёл и оттуда снова донеслись чавкающие звуки, сопровождаемые на этот раз тонким поскуливанием. Я тихо, стараясь не делать резких движений, двинулась следом. Васька успел вытащить Вадика из дома до того, как взрыв обрушил хлипкие стены. Мальчик лежал посередине двора, дёргая руками. Неподалёку я заметила покрытый белой пылью труп его матери, наполовину заваленный брёвнами. Странный чавкающий звук, привлёкший меня – это пёс, радостно вылизывающий спасённого хозяина. Я упала лицом в грязную траву и затряслась. Всё внутри дрожало, как при истерике, но слёз не было. Лишь безумное сердцебиение, и клёкот то ли крика, то ли стона сам собой рвущийся из груди. «Господи, ну почему этот мальчик!» – крутилось в голове. Да, людей в нашей деревне было не много, но почему выжили только я и он? Что за странная шутка Создателя? Как он мог оставить жизнь ребёнку, который даже ложку в руках держать не может? Слова не скажет? Что за жестокий эксперимент? Я поднялась на локти и бездумно осмотрелась, словно ища поддержки. Взгляд скользнул по чему-то блестящему и двинулся дальше, но тут же вернулся. Подтягиваясь, я доползла до предмета. Нож. Широкий, остро заточенный нож. Помимо воли я обернулась, нашла взглядом мальчика, посмотрела на пса и снова на ребёнка. Господи! Сам Создатель вроде подталкивал меня к решению. Гуманному выходу из создавшейся ситуации. Что может ждать такого ребёнка в военное время? Как я смогу заботиться о нём, когда сама не уверена, что выживу? После бомбёжки вряд ли ещё кто-то остался в живых, значит, помощи ждать не откуда. Так как поступить? Разум настаивал на вполне логичном поступке. Это не сказка, где ребёнок-инвалид обладает какими-то способностями, облегчающими ему жизнь. Это реальность. Жестокая реальность, созданная человеком. Где действуют законы естественного отбора, и выживает сильнейший. Я медленно, стараясь оттянуть момент, ползла к мальчику, который непрестанно подёргивал руками и ногами. «Это будет правильно», – уговаривала я себя. – «Это будет быстро и безболезненно. Всё лучше, чем умереть от голода».
***
– Васька, ну-ка иди сюда, валенок блохастый! – мой голос далеко разлетелся в тишине раннего утра. – Положи утку сейчас же!
Нашкодившая псина, виновато виляя хвостом, подошла ко мне и выпустила из пасти помятую утку, которая с громким кряканьем тут же втопила в сторону сарайчика.
– Ах ты, шалопай мохнатый! – я легонько шлёпнула кавказца по огромной голове.
Васька благодарно ткнулся мордой мне в бедро, чуть не повалив. Обрубок хвоста заходил ходуном.
– Сколько тебе можно говорить, а? Это наша кормилица! Сожрёшь её и сам будешь яйца нести? Её нельзя есть, – больше для проформы выговаривала я кобелю, зная, что тот лишь играется с важной птицей. Уж так случилось, что поговорить мне больше не с кем.
Из сараюшки, вот уже пару лет заменяющей нам дом, раздался грохот, и тут же какой-то сдавленный крик. Васька рванул внутрь и через пару мгновений появился на пороге, волоча за воротник потрёпанной клетчатой рубашки, мальчика. Его руки и ноги двигались сами собой, не подчиняясь хозяину.
– Катька, опять с Вадиком не поладили? – крикнула я в сторону сарая, обращаясь к утке. – Ну-ка тащи его в кусты, – велела уже псу, и тот, подчинившись, поволок парнишку в ближайшие кусты.
Там я стащила с него штаны и заменила подгузник, закопав грязный. Жестом велела псу тащить Вадика обратно, а сама взяла ведро и пошла за водой. Я знала, что Васька, наученный временем, оттащит хозяина к сараюшке и прислонит того к дощатой стене. И если парнишка, не умеющий удержаться сидя, начнёт клониться в сторону, заботливый пёс поддержит мохнатым боком. Не даст упасть. В тот день я знала, что должна была сделать. Знала, но не смогла. Сунув нож за пояс, я схватила мальчишку за ворот и попробовала потащить за собой. Крик напуганной птицей тут же сорвался с губ, боль в ноге на какое-то время погасила сознание. Когда очнулась, я уже была на разбитой просёлочной дороге, рядом со мной лежал Вадик, а над ним, высунув язык, клыкастой пастью улыбался Васька. Похоже, разумный кобель вытащил нас обоих на дорогу. Что ж… Сунув ворот рубашки Вадика в зубы псу, я поползла в сторону больнички и услышала, как пёс потащил хозяина следом.
Прошло много времени, прежде чем мы более менее обустроились. В руинах больнички я нашла антибиотики и обезболивающие, обработала рану и наложила шину уже как следует. Перелом со временем зажил. Но, несмотря на все усилия, кость, видимо, срослась неправильно, и я до сих пор сильно хромала. К этому времени мы уже нашли небольшой уцелевший сарай, где жили вчетвером: утка – Катька, пёс – Васька и мы с Вадиком. Подгузники для парнишки я нашла, шарясь по руинам магазина, аптеки и больницы. Кое-что из еды было добыто тем же способом. Ещё я завела маленький огород с несколькими грядками картошки. Электричества не было, но в соседнем доме сохранилась старая каменная печь, на которой я и готовила. Во время поисков по деревне я находила трупы жителей, многих оплакала. Кого смогла раскопать – похоронила.
Колодец с питьевой водой находился на другом конце деревни, и путь предстоял неблизкий, учитывая мою хромоту. Но я шла, радуясь. Тому, что мы живём в стране, где всего три сезона: весна, лето и осень. Тому, что солнце ласково пригревает мои открытые плечи. Тому, что дома меня ждёт мальчик, которому я нужна, чтобы выжить. Тому, что лохматый Васька с нетерпением ждёт меня у входа на участок и может сторожить Катьку, чтоб не сбежала. С того момента, как война разрушила мою прошлую жизнь, я научилась радоваться и ценить то, что имею. И только иногда, как сегодня утром, я просыпаюсь от того, что хочется вернуться в те моменты, которые раньше называла каторгой, а теперь счастьем.
13.04.2016 г