На фотографии кусок блокадного пайка хлеба для жителей Ленинграда и продовольственная карточки того периода, оставшаяся не отоваренной за 1 день октября из-за смерти её владельца. В октябре вес хлеба на день был больше, как видно на фотографии карточки - это 200 граммов. Уже в ноябре дневной паёк жителя блокадного города составлял всего 125 граммов блокадного сырого хлеба, на 2/3 состоящего из опилок и целлюлозы. Из экспозиции Музея блокады.
Моя мама Лариса жила с матерью, отцом и сестрой в узкой, как пенал, 9-метровой комнате на Набережной канала Грибоедова после того, как в конце августа 1941 года они убегали из южного района города под названием Дачное под обстрелом немцев, подошедших к Ленинграду спустя два с небольшим месяца после начала войны. Старший брат мамы, студент 2-го курса, жил ко времени начала войны в общежитии Строительного института.
В 1941 году мама закончила 10-ый класс, на понедельник 23 июня был назначен выпускной бал, а в воскресенье 22 июня началась война. Всем классом пришли в военкомат, просили взять их на фронт добровольцами. Мальчиков взяли всех, никто не знал тогда, что с войны не вернётся ни один из них. Девочкам сказали, что их время ещё не пришло. Тогда все верили, что война продлится недолго. 28 июня 1941 года маме исполнилось 18 лет.
8 сентября 1941 года началась блокада Ленинграда, продолжавшаяся 872 дня — до 27 января 1944 года.
К ноябрю по продуктовым карточкам жителям осаждённого города выдавали только хлеб, рабочим - по 250 граммов в день, всем остальным - по 125 граммов. Блокадный хлеб состоял на две третьих из примесей, в основном, из опилок, был сырой и тяжёлый. Кусок хлеба на день был совсем маленьким и не питательным. Очередь за хлебом занимали с ночи, стояли в ней часами, из-за бомбёжек хлеб пекли и привозили в булочные не всегда. В такие дни жители Ленинграда не ели ничего.
Электричества, отопления, воды, канализации в домах не было. За водой ослабленные голодом люди ходили с бидонами и чайниками к прорубям на Неву, это было далеко от места, где жили тогда мои родные, бывали дни, когда бомбёжки продолжались почти без перерыва, тогда люди, ушедшие за водой, погибали на льду Невы или по дороге домой.
Те жители города, у которых были вещи для обмена, обзавелись самодельными "буржуйками", небольшими металлическими печками, труба которых выводилась сквозь отверстие в окне на улицу, или могли выменять на рынке что-то из еды. Семья моей будущей мамы убегала из Дачного под обстрелом внезапно подошедших близко к городу немецких танков, из вещей почти ничего не успели взять с собой, только мама, моя бабушка, завернув в полотенце икону Спасителя, бежала через поле, прижимая её к груди.
Без "буржуйки" в комнате было холодно, как на улице, спали в одежде на двух сдвинутых кроватях все четверо, прижимаясь друг к другу, чтобы было теплее. Ходили греться у "буржуйки" к соседям по квартире, её топили книгами, рубили мебель на дрова. В комнате, где поселили моих родных, книг не было, из мебели были небольшой фанерный шкаф, маленький стол и два стула. Такого топлива хватило ненадолго.
В первое время все жильцы дома шли во время обстрела в бомбоубежище, потом воздушная тревога повторялась по много раз за день, длилась часами, у людей уже не было сил выходить из дома.
Жильцы домов, у которых было хоть немного сил, дежурили по ночам по очереди на крыше, сбрасывая лопатами с крыши падавшие на неё с немецких бомбардировщиков зажигательные бомбы, гася начинающийся пожар песком, который таскали в ящиках на крышу. В одно из дежурств на крыше моей мамы взрывной волной сбросило с крыши 5-этажного дома девушку и мальчика-подростка, дежуривших вместе с ней, мама чудом осталась жива, успев ухватиться за трубу.
Мужчины умирали от голода первыми, когда умер отец моей мамы, везли его по заснеженным улицам на Пискарёвское кладбище на детских саночках, одолженных у соседей. Кладбище это очень далеко, обратно шли долго, поддерживая друг друга. Умерших в блокаду людей хоронили в братских могилах.
Потом умерла от голода сестра отца моей мамы Ольга, которую поселили неподалёку. Сыновья тёти Оли, Котька и Вовка, погибли в первом же своём бою, который шёл совсем близко от Дачного, где они жили. Одному из братьев было 18 лет, другому - 17.
Младшая сестра мамы простудилась, когда осенью рыли окопы для наших солдат на подступах к городу, после ангины у неё получилось осложнение на сердце, она почти не вставала с постели.
Зима 1941 года была на редкость морозная, началась рано, и к декабрю, когда уже не было в живых отца, мать и девочки, ослабшие от голода и холода, почти всё время лежали. Ходили стоять в очереди за хлебом по очереди бабушка и мама, младшая сестра которой переживала, что ничем помочь им не может. В очереди приходилось стоять долго, уходили из дому ещё до рассвета, иногда возвращались вечером. Когда за хлебом уходила мать, девочки плакали, боялись, что она не вернётся живой.
В декабре бабушка уже не могла ходить. За хлебом ходила моя будущая мама. Возвращаясь домой, она боялась, что дома уже нет никого в живых. Или она увидит вместо дома, в котором они жили, дымящиеся руины, под которыми заживо погребены его жильцы.
В один из дней, когда в булочную из-за бомбёжки не привезли хлеб, люди, ждавшие его до вечера, должны были возвращаться домой к своим близким с пустыми руками. Лариса шла под обстрелом с немецких самолётов, страха за свою жизнь почти не осталось, было страшно только за маму и сестру, ещё один голодный день они могли не пережить.
Бомба попала в один из домов, в соседних домах посыпались стёкла, из какого-то окна упал вниз горшок с кактусом и разбился. Мама подобрала кактус, принесла его домой. На соседкиной "буржуйке" сварили из кактуса "щи", ели их все вместе.
Иногда приходил из общежития брат, приносил матери и сёстрам свой дневной паёк хлеба. Студенты после занятий работали, их паёк в те трудные месяцы составлял кусок хлеба в 250 грамм. Леонид уходил от них, качаясь от голода, но он знал, что продлил жизнь своим родным ещё на какое-то время. Иногда ему удавалось достать кусок "дуранды", это жмых от переработки подсолнечных зёрен, из этого сухого жмыха, измельчив плотный кусок руками и ножом, варили кашу. Измельчённая кожура семечек царапала слизистую оболочку желудка, от этого начинались колики.
Весной 1942 года стало немного легче, через Ладогу везли на катерах в осаждённый город продукты, это была капля в море, но всё же паёк стал немного побольше. Все газоны города были выщипаны до земли, люди рвали траву и варили из неё суп. К этому времени в блокадном Ленинграде не осталось кошек, собак, голубей и воробьёв. Птиц ловили с помощью самодельных силков.
В 1942 году мои бабушка, мама и её сестра уезжали в эвакуацию вместе с детским домом № 2, в который собрали выживших в первый год блокады детей, по большей части, сирот. Бабушка была учительницей, 19-летнюю маму оформили учителем математики, которую она знала хорошо, 17-летняя сестра стала пионервожатой. Позади был самый тяжёлый и голодный первый год блокады, 350 дней, прожитых в осаждённом городе.
Сначала ехали на поездах, которые почти без перерыва бомбили с самолётов немцы, потом переправлялись через Ладожское озеро на катерах, которые тоже бомбили и топили. В дороге умерли от голода и бомбёжки многие дети и взрослые. Впереди была непростая и тоже голодная жизнь с детским домом в глухой таёжной деревне Алтайского края. Старшие ребята и их воспитатели работали на колхозном поле за много километров от детдома, ходили туда пешком, за работу платили овощами для их питания.
В эвакуации ленинградские дети устраивали концерты, на которых читали стихи, танцевали, пели. У нас дома долго хранился альбом, в котором маминым почерком были записаны стихи детей, скучавших по родному городу, по своим родным, у которых они остались. Запомнился небольшой отрывок стихотворения, а альбом этот находится в Музее блокады Ленинграда.
...ижу за столом при коптилке,
Пишу письмо в Ленинград,
Пишу о вчерашней метели,
Как вышел вчера я во двор,
И к дому слова полетели
Сквозь Родины дальний простор...
Брат мамы вернулся с войны инвалидом, серьёзно пострадал от ранения сустав правого плеча, от контузии он мог улыбаться только половиной лица, осколок снаряда, застрявший в паху, он носил в себе до конца жизни. Вернувшись с войны, молодой герой ходил с палочкой. В детстве мне казалась очень симпатичной его улыбка одной половиной рта, как будто он усмехается, как какой-то киноактёр, глядя на нас весёлыми глазами. Дядя окончил институт, работал после защиты диплома начальником строительства в Новосибирске. Впоследствии он организовал и последовательно работал первым директором проектных институтов "Гипроторг" и "Курортпроект".
Вернуться в Ленинград мама и её родные смогли только в 1946 году, чтобы получить пропуск в Ленинград, пришлось завербоваться рабочими на завод. Осенью 1946 года сестёр направили от завода в колхоз на уборку урожая, там они работали до снега. Симочка снова заболела ангиной, у неё начался эндокардит сердца. Из колхоза бабушка привезла её на грузовике, в дом худенькую девушку внесли на руках. В больнице ничем не смогли помочь, нужны были антибиотики, но их можно было купить только за золото, которого в семье не было. Симочки не стало 25 мая 1947 года, через 2 неполных недели после её 22-го дня рождения 12 мая.
Из семьи Лежневых, в которой у моего деда были мать, брат, две сестры, их мужья и дети, после войны остались в живых только его вдова и дети - моя бабушка, мама и мой дядя, который после ранения не мог иметь детей. Род наш заканчивается на мне, у моего сына фамилия его отца.
Недалеко от дома, в котором я живу, на Красненьком кладбище похоронены все мои родные. Первой была похоронена младшая сестра мамы, с раннего детства я привыкла приносить цветы на её могилку. Немного странно стоять перед крестом, на котором написано: "Симочка Лежнева. 12 V 1925 - 25 V 1947." Бабушка всегда говорила, что жизнь её младшей дочки, общей любимицы, на которую я похожа больше, чем на свою маму, должна продолжаться во мне.
Ещё ближе, чем Красненькое кладбище, на пустыре, начинающемся за моим домом, есть небольшое кладбище солдат, сражавшихся в этих местах, чтобы не пропустить врагов в родной город. Эти могилы не забыты, на них всегда лежат цветы, на небольших раковинах надгробий имена и фотографии погибших за Родину воинов. Их средний возраст - 18 - 20 лет. Они погибли в первые месяцы войны, когда враг подошёл к южной части нашего города. Дата их гибели - один день обороны, их первый бой. Там есть и братская могила для тех солдат, чьи имена неизвестны, но мы всегда будем помнить о них.
09.05.2016.15:34.