Buenos dias!

Алла Черри
Рядом с нашей дачей под Москвой долгое время существовал приют для бездомных. Организовал его некий Михаил, называющий себя соцработником. Много неприятностей приносил нам этот приют, но изредка случались весьма интересные встречи.

     Сюрпризом весны-2014 года стало то, что однажды из соседской калитки с деловым видом вышел молодой, хорошо сложенный смуглый парень, явно афроамериканец.

     Неся в руках пучок жухлой травы, он направился в лес, ближе к нашему участку, и хотел было запалить костер. Тут я подошла к нему и сказала по-английски, что, мол, вот это – моя территория, а это – твоя.  «О кей?» - «О кей!» - белозубо улыбнулся юноша.

     «У вас за забором живёт негр! - раструбили словоохотливые соседки. – Ни слова не говорит по-русски!»
 
     Шло время, молодой человек становился всё общительнее. Наверное, от нечего делать в чужом месте он пристрастился к изучению русского языка, в чём ему помогли такие же бездельные приютские.   Приветствуя, он уже достаточно хорошо выговаривал: «здравствуйте», «спасибо», «до свидания». А ещё он любил животных и подолгу гулял с большой жёлтой собакой.  Человек и животное быстро привязались друг к другу.

     Когда я жгла свой костерок в лесу напротив, они оба приходили на огонёк. Янди, так представился молодой кубинец, всё лучше и лучше изъяснялся на доселе неведомом ему языке. И вот что он рассказал.

     Ему 33 года (гораздо больше, чем показалось на первый взгляд). Он из хорошей кубинской семьи, из рода Монтеррей. Полное его имя – Янди Хосе Ромеро Монтеррей. По профессии он – театральный осветитель, работал в Гаване за 20 долларов в месяц. Там почти у всех такие маленькие зарплаты, добавил он. И до сих пор они очень уважают Фиделя Кастро.

     Год назад один за другим умерли его родители. Поскольку дом принадлежал государству, его почему-то нужно было освободить. По сути, наивного Янди обвели вокруг пальца и не дали переоформить жильё на себя. И тогда он решил уехать с Кубы навсегда.

     Ему, конечно, хотелось бы  в Штаты, но с Америкой у них давно уже напряженные отношения. А вот в Россию виза не нужна. И поэтому Янди выбрал Россию. За оставленный дом выручил кое-какие деньги, купил билет до Москвы, и как был, в шлепанцах на босу ногу, в оранжевой майке и шортах полетел в неведомую ему русскую зиму.

     Как сказал Янди, он думал, что в такой большой, необъятной стране без труда найдёт хорошую работу и жильё, создаст семью. - «Amo a chicas hermosas" - Я люблю красивых девушек»…

     И вот самолёт идёт на посадку, а легкомысленный кубинец вдруг видит белое-белое поле. Это снег! А он – в шлёпанцах и шортах… 

     Прямо в аэропорту пришлось покупать тёплые вещи: куртку, шапку-ушанку, рукавицы на меху и валенки!

    Кое-как объяснившись жестами, гость столицы объяснил, что ему надо: «Кремль», «Красная площадь», «Путин». Народ, смеясь, направил незадачливого  «туриста» в метро.

    Утомлённый долгим полётом, молодой человек сел на мягкую лавочку и тут же задремал. А когда проснулся, то ни денег, ни документов в карманах уже не было. Им овладело отчаяние. Помыкавшись, каким-то образом добрался он до Курского вокзала, видимо, решив там своё горе горевать, и попал в руки «Милосердия». Так назывался один из социальных проектов, помогающий бездомным. Незадачливого кубинца допросили, накормили, но предупредили, что принимают только больных, увечных и немощных, а он молодой и здоровый.  Увидев ужас и непонимание в глазах заморского гостя, они подумали-подумали, да и спровадили на житьё к некому Михаилу, то есть в наш дачный посёлок под Москвой.

    Конечно, Янди всё было в диковинку: и метель, и валенки, и убогая летняя лачуга с дымящей по-чёрному печкой, и удобства во дворе, и полное отсутствие душа. Было понятно, что последнее напрягало его больше всего. Он пробовал мыться – прямо около печки, но там было не очень удобно, так как бабушки тоже мёрзли и ругались, что приходилось выходить.

    Наступило лето. Янди томился без работы, но работать особо не умел. Ещё бы, в Гаване он служил то в театре, то в библиотеке. Как все кубинцы, очень любил веселиться и танцевать.

    Соседка подарила ему мобильный телефон, он с радостью раздал номер всем знакомым и просил сообщать ему, если найдется для него какое-нибудь дело. 

    Несколько раз я предлагала ему работу у дачников. Янди то разбивал кувалдой дрова, то что-то красил, то копал. Мы по-прежнему перекидывались с ним фразами.

    - Buenos dias,  - говорила я ему утром.

    - Привет! – отвечал он, белозубо улыбаясь.

    - Сomo estas? (Как дела?)

    - Хорошо!

    По-русски он изъяснялся уже очень прилично, начал понимать юмор, сам шутил.

    Однажды Янди хотел помочь нам покрасить кухню, но в условленное время не пришёл.

    Я позвонила ему, и он, сбиваясь, сказал: «Собака. Нос. Плохо. Кровь».

    Позже выяснилось, что ночью он решил удобнее передвинуть к стенке друга – большую жёлтую собаку. Видимо, со сна пёс не понял, испугался и ухватил бедолагу прямо за нос. Рассказывая это, Янди прижимал к переносице марлю, смеялся и ничуть не злился на собаку. У него, наверное, на всю жизнь остался большой шрам, о котором выдумщики-журналисты потом писали невесть что. Но мы-то точно знаем, чьих это зубов дело.

    Янди продолжал ласково относиться к псу.  В жару ему нравилось мыть и расчесывать его, и тот при этом млел и закрывал глаза.

    Когда я спрашивала его, вальяжно расхаживающего по посёлку и привлекающего всеобщее внимание:

    - Tengo un trabajo? Que vas a hacer?  (Есть работа? Что будешь делать?) – он неизменно отвечал, разводя длинными руками:

    - Гулять!

    Иногда его приглашали в свои бригады таджики, но, видимо, обманывали нещадно, предлагали самую трудную и грязную работу.

    Близилась осень, погода портилась, печка нещадно дымила.  Кубинцу было ужасно скучно в обществе совершенно чуждых ему людей.  Находчивые приютские бабушки пытались эксплуатировать его.  Он колол дрова, возил воду из дальнего колодца. Но когда я спрашивала Янди, не хочет ли он обратно на Кубу, он категорически мотал головой и отвечал:

    - Россия – хорошо, Куба – плохо. Я люблю Россия. Я хочу жить в Россия.

     Он жаловался на постоянную головную боль от печного дыма в помещении, на НТВ – единственный канал, который транслировал их старый телевизор, и то с помехами, на отсутствие «карманных денег». Однако почему-то упорно отказывался от возвращения на родину. Я узнала, что депортацией кубинца заниматься некому, в посольстве сказали, что авиабилет до Гаваны стоит слишком дорого, чтобы они оплатили его какому-то неизвестному гражданину. 

    В Обществе дружбы с Кубой тоже сказали, что кубинцы, мол, нередко поступают вот так – порывисто и недальновидно, но ничем помочь не захотели. Пробовали устроить Янди и в кубинский ресторан, но там и своих сотрудников сокращали, к тому же он – практически нелегал.

    Когда совсем похолодало и облетели последние листья, мы съехали с дачи, попрощавшись на неопределённое  время.

    -  Hasta la vista! Adios!

    - До свидання!

   Далее судьба Янди, отслеженная мною по Интернету, была такова. Из этого приюта он попал в другой, городской, и я видела его фото –  наивного кубинца, надеющегося в далёкой неведомой России найти рай на Земле.  Странно смотрелся он среди заросших грубых бомжей, выделяясь экзотической внешностью, ухоженностью и доброжелательным выражением смуглого лица. Раза два его даже показывали по телевидению – как пример того, что не нужно заблуждаться в своих мечтах. А у Янди представления о мире наивны, как у ребёнка.

     Конечно же он совершил огромную глупую ошибку, приехав в Россию. Ситуация тупиковая. Перспектив у него тут практически никаких: либо стать нелегалом-бездомным, либо чудом легализоваться. Но только чудом. Никому он здесь не нужен, никто его не ждал…

    Позже я узнала, что какое-то время он работал на подмосковной стройке, но вернулся в приют, вероятно, не выдержав тамошних условий.  Не представляю, куда бы мог вписаться Янди, такой своеобразный, отличный от других… Теперь след его затерялся на просторах Интернета. И всё-таки вдогонку хочется сказать:

    - Buenos dias, аmigo!  Buena suerte! Хороших дней! Удачи тебе!

12 мая 2016 г.