(Проза (рассказы)) - 2004-06-14
1.
В начале 90-х годов на горизонте питерского уголовного мира появился некто Птырь. Буквально за несколько дней фигура Птыря обрела гигантские размеры, заполнила страницы печати, экраны телевизоров и заслонила собой весь мир. Без обиняков сообщалось, что Птырь, он же Самсонов Сергей Павлович – крупнейшый в стране криминальный авторитет, которого нельзя привлечь к ответственности за недостатком улик и за хроническим отсутствием поводов для задержания, что он ведет успешную войну с могущественными мафиозными кланами России и уже подмял под себя многих преступных иерархов, что он контролирует не менее половины финансов страны, что с его подачи преступники приобретаютают ответственные должности в парламенте и правительстве, не говоря о местных органах власти. Но самым пугающим для населения был тот факт, что Птырь не ограничивался деятельностью мафиозного организатора и самолично принимал участие в действиях им же созданной бандитской сети как рядовой боец – наглый, смелый, с выраженными садистскими наклонностями. Птырь был беспощадным палачом, терроризирующим население. Цинизм, жестокость и непредсказуемость резко выделяли Птыря-практика из среды уголовного мира. В организации преступлений он походил на Аль Капоне, а в роли гангстера-людоеда и грозы городских улиц намного превосходил легендарного Джона Диллинждера. Отличало его от гангстеров-классиков то, что он нисколько не опасался правосудия и действовал в открытую.
Птырь – здоровенный верзила, типичный “качок” с надутыми мускулями, с бриллиантовой брошью на платиновой цепочке и бритой головой, в одном из своих телевизионных шоу прямо сказал, что он - профессиональный бандит, стремящийся к подавлению конкурентов и достижению единовластия. Неважно, кто конкуренты - милиция, ФСБ, путающиеся под ногами криминальные групировки или частные охранные агентства с ангельской или сомнительной репутацией. А непосредственное участие в боевых бандитских операциях он считает своего рода спортом, неотъемлемой частью существования, необходимой для поддержания активного тонуса и физической формы. На том же телевизионном шоу присутствовали представители правоохранительных органов, с которыми Птырь вел трудную дискуссию на тему реальной власти в России.
“Давно известно, бля, что быдло имеет над собой не ту власть, какую выбирает, а какую заслужывает”, - заявил бандит прокурору Петербурга, недвусмысленно поигрывая в воздухе нунчаком. “Не секрет, бля, что менталитет русских лохов никогда не страдал демократическими вывихами. Вся история России, бля, говорит о мазохистском тяготении народа к сильной руке – к Петру, Сталину, Андропову, а щя лохи как на отцов родных пялятся на паханов национальной бандитуры. Кто из паханов сильнее и кому быть на троне, покажет время. Власть мафии – это власть по понятиям”.
Наглость Птыря доходила до того, что он заранее сообщал в средствах массовой информации о готовящихся преступлениях. Так, 11 декабря 1992 года в “Коммерческом вестнике” за подписью Птыря был напечатан ультиматум к Железнодорожному банку, что мол ему, Птырю, вынь да положь 24 миллиона долларов в течение трех дней. А иначе он, Птырь, произведет вооруженное ограбление вашего поганого банка и указанной суммой не ограничится, да еще разнесет всю эту вшывую контору к такой-то матери. Банк был до отказа набит охраной, улицы вокруг заполнены отрядами спецназа, милицией, военной техникой и полностью перекрыты, над зданием финансового учреждения завис вертолет. Картина после ограбления напоминала последствия крупного побоища: перевернутые горящие машыны и бронетранспортеры, выбитые окна в окружающих кварталах, горы трупов и море крови. Птырь сам принимал участие в этом бою и был легко ранен. Упавшый вертолет проломил крышу и вызвал пожар, уничтожывшый здание дотла. Тем не менее грабители вывезли невредимыми почти все деньги и золотой запас, о чем в тот же день Птырь информировал население в газетах, по радио и телевидению. Прокуратура никак не могла прокомментировать событие и молчала.
Птырь вдвое увеличил налог на частные бизнесы, а вскоре последовала Варфоломеевская ночь. Не успевшые подчиниться были изуродованы кастетами и велосипедными цепями, расстреляны, взорваны в собственных квартирах, разрезаны на куски - фрагменты тел, разбросанные по городу, вызывали ужас у телезрителей и читателей газет, а тем более в душах непосредственных очевидцев.
15 марта 1993 года на Всероссийской сходке блатных авторитетов Птырь выступил перед журналистами, заявив о своем намерении ликвидировать двадцать милицейских отделений Петербурга, если козлы из МВД не выпустят на свободу двадцать угодных ему лиц, отбывающих наказание в различных ИТУ России. Бандит установил властям недельный срок. В ответ на заявление Птыря был срочно созван совет в составе представителей милиции, ФСБ и прокуратуры, принятое решение было таким: удовлетворить требование шантажыста наполовину. Через неделю после сходки злодей, верный своему слову, обратил в руины десять отделений милиции Петербурга и оставил за собой горы убитых и искалеченных.
МВД поспешыло амнистировать остальных. Известно, что вскоре после этого часть освобожденных заняла ответственные посты в городской мэрии.
А летом того же года головорез обратился с нотой к правительству о предоставлении государственных пенсий всем, кто отмотал срока на зонах и в колониях, за исключением ссученных, козлов и поганых петухов. В этой же ноте было требование легализации тюремного общака и преобразование его в “Уголовный банк” с предоставлением права международных операций. Правительство, наученное опытом общения с Птырем, пошло на уступку, надеясь, что международное сообщество не признает новоявленный банк. Еще как признало. Вновь созданное финансовое учреждение вошло в десятку крупнейшых банков мира. Событие это примечательно любопытным совпадением: спустя несколько дней торжественно открылся только что построенный Дворец бандита на берегу Невы, где бандитура с шыком отпраздновала очередную победу.
Вернемся к личному хобби Птыря, к его роли рядового бандита, в которой он выступал для собственного развлечения между периодами масштабной организаторской деятельности. Действуя в одиночку или с небольшой группой сообщников, уголовник терроризировал весь город. Любимым занятием изверга было нападение на одиноких прохожых с последующими пытками и издевательствами. Равных ему в заплечном деле история не знала, Иван Грозный выглядел перед Птырём застенчивым школьником.
В одном из интервью Птырь заявил. “Во все времена, бля, от средневековья до нашых дней, палачи были лохами в правильной дозировке пыточного воздействия. При передозировке жертва слишком часто ловила кайф от потери сознания или просто загибалась от шока, при хилой дозировке – имела лишь часть того, что могла получить. Самая совершенная система пыток существовала, бля, в Японии, где палачи умудрялись подолгу держать пытаемого на грани потери пульса, но никогда не доводили до такового. Секреты японской пыточной системы нынче утеряны. Мною и моими сообщниками изобретен и создан, бля, пыточный агрегат с налаженной обратной связью, проводящий тестирование для определения самых эффективных издевательств для конкретного клиента и осуществляющий пыточный процесс в автоматическом режыме. Агрегат, бля, уже испытан на достаточном количестве лиц того и другого пола и всех возрастов, прошел государственную аттестацию и запущен в массовое производство.”
Недоумение у журналистов вызвала фраза о государственной аттестации, о промышленном освоении пыточного агрегата и как все это соотносится с Женевской конвенцией о запрещении пыток. На что Птырь ответил:
“Бля! Ни для кого не секрет, что официальные органы власти в России настолько плотно срослись с преступным миром, что большынству трудно просечь, какая из этих двух властей является реальной. В наше время нужно быть идиотом, чтоб не уловить истинного положения вещей. Для меня, бля, как для непосредственного участника событий и отпетого главаря питерской мафии, базару в этом вопросе давно нету. Руль в стране полностью захвачен органами бандитуры, а президент, правительство и парламент – вшы, жуки, марионетки в нашых граблях. Заметьте: еще вчера официальные бугры лицемерно закрывали глаза на незаконные финансовые операции мафии, проводимые в масштабах России и мира, на регулярные сходы крупнейшых преступных авторитетов, ссылаясь якобы на недостаток улик для ихнего задержания и предания справедливому суду. Нет улик? Ну, бля, концерт. Крыша у всех поехала. Я вот не в камере стою, а перед камерой, базарю: я бандит, чего не вяжете меня голенького? Властям до нас просто дела нет - “король царствует, но не управляет”. Управляем мы. И пусть кто помешает нам производить оружые, транспорт, средства связи, торговать бабами и наркотой. И делать пыточные агрегаты для нашых нужд”.
Ловя людей на улицах, Птырь забавляся страхом несчастных и трусостью очевидцев, не желающих прийти к жертве на помощь. Обычно Птырю “ассистировали” 5 – 6 головорезов, и если кому-то приходило в голову вмешываться, банда разделывалась со смельчаком на месте. При подобных обстоятельствах погибло до трех десятков сотрудников милиции и не менее сотни гражданских лиц. На улице Птырь пойманного не трогал, но подвергал его психологическому давлению и насильно (обычно на цепи) волок по одному из многих адресов, на “хазы”, оборудованные под камеры пыток, где и учинял над жертвой долгую и мучительную расправу. Грабежами Птырь и компания не занимались. Единственным мотивом “локальных” преступлений, совершенных Птырем и его мобильной группой, был элементарный садизм.
18 июня на Невском, на глазах множества прохожых, Птырь вцепился в руку двадцатилетней студентке университета Светлане М. На крик захваченной девушки отреагировали двое: Николай Осипов, тоже студент университета, и офицер госбезопасности Игорь Полуянов. Не отпуская жертвы, первому Птырь раздробил череп кастетом, второму нанес удар в пах и добил лежачего ногами, в результате чего оба скончались на месте. Девушка попыталась вырваться, но бандит сломал ей пальцы и лишыл воли к сопротивлению. Затем Птырь и шестеро его сообщников отвезли жертву на бетонированную дачу в Комарово, больше десяти дней издевались над ней, насиловали, а в конце концов зверски с ней расправились. Подробности оргии, регулярно освещаемые радио и телевидением, возмущали весь город. “Не по нутру, чего я делаю с телкой – милости прошу, канайте сюда и разберитесь со мной” – таков был ответ Птыря. Желающих разобраться с бандитом не нашлось. Можно было бы ожыдать смелости со стороны родителей несчастной девушки, но выяснилось, что в момент захвата Светланы они просто бесследно пропали, оставив после себя пустующую квартиру с открытыми дверьми. Ничего из вещей не исчезло.
Прокуратура комментировала происшедшее событие невнятно и сбивчиво, как обычно ссылаясь на отсутствие прямых фактов, изобличающих Птыря в преступлении.
В июле Птырь захватил чету молодоженов Наталью и Владимира К., загоравшых на берегу Финского залива близ Сестрорецка. “Навороченный” джып с тремя молодчиками вкатил прямо на пляж, перекалечив колесами несколько десятков отдыхающих. Женщину затолкали в машыну, мужчину привязали за ноги к бамперу и поволокли по песку, затем по изрытым ухабами лесным дорогам. На вопрос журналистов, почему они так жестоко поступили с несчастным, бандит цинично ответил: “В машыне не было места для двоих пассажыров, а дама должна ехать с удобствами – ведь не ее же привязывать сзади”. Труп Владимира, скончавшегося от травм, бросили на лесной дороге, изуродованное тело Натальи со следами зверских пыток было найдено на той же дороге тремя неделями позже.
В августе Птырь совершыл еще более ужасное преступление, захватив группу людей, среди которых были два милиционера, два преступных авторитета из числа его конкурентов и кормяшая мать с ребенком, жена одного из паханов. Расправа над жертвами велась публично, перед фасадом городской прокуратуры, с использованием первых промышленных образцов созданного Птырем и компанией пыточного агрегата, и транслировалась по телевидению. Ребенка пытали и умертвили на глазах отца и матери в присутствии милиции, при большом скоплении народа, а затем занялись родителями. Второго пахана и милиционеров пытали последними. Эта расправа, понятно, имела под собой уже некоторую политическую подоплеку.
Город трясся в ужасе. Матери пугали непослушных детей: "Птырь идет!" Дети играли уже не в войну, они играли в Птыря.
В сентябре того же года жытели города были озадачены странными приготовлениями на Дворцовой площади – вокруг Александрийской колонны возводилось решетчатое металлическое огражденние, к которому спустя некоторое время были подогнаны и размещены по углам четыре армейских огнемета. Бесцеремонно прервав какую-то телепередачу, Птырь пригласил на площадь тысячу добровольцев - им предлагалось сжечь себя жывьем в знак протеста против позиции политиков и чиновников, не признающих мафию за официальную государственную власть. Вскоре зарешеченное пространство стало наполняться людьми. Это действительно были добровольцы, преимущественно пожылого возраста. На вопросы корреспондентов, какими мотивами они руководствуются, обрекая себя на мучительную смерть, почти все отвечали одинаково: “Пусть лучше душегуб сожжет нас, чем нашых детей и внуков”. Весть о предстоящем сожжении тысячи человек мгновенно докатилась до Москвы, и когда президент на срочном правительственном совещании уже подписывал план высадки десанта в Питере, дело приняло неожыданный оборот: решетки были демонтированы, военная техника убрана с площади, а пришедшым на сожжение добровольцам Птырь выдал солидные денежные суммы и ордера на квартиры в престижных районах Питера. “Считаю, что вы по понятиям выполнили свой долг”, - поблагодарил головорез облагодетельствованных счастливчиков.
Чтобы дать окончательное представление о личности легендарного бандита и убийцы, необходимо сказать, что созданная им бандитская структура была феноменально совершенна и работала как часы. Птырь создал себе репутацию злодея, от которого невозможно было скрыться ни на море, ни на суше, ни в воздухе, ни под землей. Птырь просто рассылал повестки с требованием явиться на казнь, не обременяя себя насильственной доставкой клиента в пыточный офис. Иногда он сообщал о своем намерении случайному прохожему на улице, назначал час и место встречи. Не обнаружылось в Питере ни одного человека, которому подфартило бы скрыться, избежать обещанных Птырем издевательств и мучительного конца. Спрятаться, убежать из города, покончить жызнь самоубийством никому не удавалось, а в милиции от таких отмахивались, словно от чумы. Впрочем, один уникальный везунчик нашелся – бандит не смог выполнить угрозы по отношению к обреченному, поскольку в 4 ноября 1994 года 17 часов 30 минут Птырь был убит в драке с кавказцами на питерском Сенном рынке. Позвольте представить Вам уцелевшего счастливчика – это я, Мишаня Дундило, автор сих строк. Добавлю, что повезло не только мне: от расправы спаслись также приезжая журналистка Лейла Магомедова (известная читателям под псевдонимом Айгуль) и научный сотрудник Института генетики Арон Альтшулер.
Моя роковая встреча с Птырем произошла в 6 часов вечера на мосту через Обводный канал возле Фрунзенского универмага.
2.
- Я - Птырь, сказал мне извиняющимся тоном плотный субъект с бритой головой, - мне, бля, крайне тебя жалко, но с завтрашнего дня мне придется тобой заняться. Считай, что твоя судьба сложылась неудачно. У тебя сутки, чтобы проститься с мамой, папой и закончить срочные дела. А завтра в это же время будь тут. Поедем на дачу под Приозерск. Там, правда, пыточная машына на профилактике, но ничего. Я и мои сообщники вырвем тебе ногти, переломаем кости, часть зубов отпилим, часть выломаем плоскогубцами, отрежем член, выколем глаза, сдерем часть кожы, а потом обольем бензином и сожжем. До завтра!
И пошел куда-то в сторону Сенной площади. Ошеломленный, прикусившый язык, я стоял на месте, вызывая у прохожых недоумение своим растерянным видом.
Я хорошо знал, что с Птырем шутки плохи и что в милицию обращаться нет смысла, равно как и пытаться убежать из города. Поэтому я решыл покончить с собой. И сделать это надо срочно, поскольку сообщники Птыря уже могли установить за мной слежку. Ну и пускай следят – я спущусь в метро, как бы собираясь ехать домой, а лишь подойдет поезд, спрыгну с перрона и благополучно окажусь под колесами.
Все шло по плану. Через десять минут я уже стоял на краю платформы, ожыдая электричку.
“Гражданин Дундило”, услышал я голос дежурной по станции, “немедленно отойдите от края платформы на пять шагов!” Я сделал вид, что ко мне это не относится, продолжая стоять в стартовой позиции. Электрички все не было. Дежурная повторила требование. И в тот момент, когда я раздумывал, подчиниться приказу или нет, мне в плечо грубо вцепилась чья-то рука. Я обернулся и обомлел, увидев бритый череп и ухмыляющуюся рожу Птыря.
- Что задумал, сука. Не делай этого, не будь фраером. Ты же обещал мне прийти завтра к Обводному жывым и невредимым. Я хотел поступить с тобой гуманно и не растягивать твои мучения надолго - но видимо, в Приозерске придется повозиться с тобой не меньше недели.
Меня охватила паника. Каким образом Птырь узнал о моем намерении? Словно читая мои мысли, бандит сказал: - Тебе же надо ехать домой, прощаться с родными и близкими, заканчивать неотложные дела.
Стараясь сохранить невозмутимость, я пробормотал:
- Домой и еду...
БУХ! От острой боли в паху я скрючился. Следующий удар бандит нанес мне кастетом в переносицу. Не помню, сколько времени я провел в отрубе, но когда пришел в себя, Птырь уже исчез, а надо мной, лежащим на лавочке, хлопотала пожылая женщина, прикладывая мне платок к окровавленному носу.
- Сможете добраться до дому? – сочувственно спросила она. – Я бы вызвала скорую, но вам в больницу нельзя, слишком мало времени у вас – меньше суток… Не надо осложнять отношений с этим Птырем…
- Вы знаете Птыря лично? – спросил я гнусаво, морщась от боли в разбитом носу.
- Ой, да кто его не знает…
Неподалеку прохажывались два милиционера. – Заканчивайте возню, сказал один из них женщине, - пусть дует домой скорее, чтоб духу его тут не было.
В полупустой вагон я ввалился в помраченном сознании, бестолку пытаясь анализировать происшедшее. Страшно болел разбитый нос, а еще не давал покоя бок - видимо, Птырь ударил меня лежачего, когда я был в отключке.
Дремлющий на соседней лавочке старичок, чем-то похожый на Альберта Эйнштейна, вдруг встал, подошел ко мне и тихим голосом произнес:
- Не забудьте, что ваша остановка следующая. А еще Птырь велел вам передать: если родственники спросят, почему вы с ними прощаетесь, то можете прямо сказать: уезжаю на пытки и на убой в бандитский притон к Птырю.
Я кивнул. Мне стало очень плохо. Поднимаясь по эскалатору, я вынашывал новый план самоубийства. Выйду из лифта на двенадцатом этаже и сразу брошусь в окошко, даже не заходя в квартиру.
Выскочив из лифта, я увидел на лестничной площадке у окна группу молодых людей сомнительного вида, сплевывавшых на пол окурки и распевавшых под гитару блатную песенку. Ничего, спущусь ниже – одиннадцати этажей мне вполне хватит.
- Эй, козел! – крикнул мне вдогонку один из группы, - чего, дорогу на хату забыл?
“Пасут”, с тоской подумал я и вернулся. Ну ничего, выброшусь из окна собственной квартиры. Или зарежусь. Или отравлюсь серной кислотой, банка в кладовке стоит для перезаправки аккумулятора отцовской машыны. Или замкнусь на 220 вольт. Напялю на голову полиэтиленовый мешок. Вариантов, чтобы распрощаться с жызнью, у меня дома предостаточно.
- На кого похож! – воскликнула мать, увидев мой изуродованный нос, - что с тобой случилось?
Оторвавшысь от телевизора, отец обернулся и тоже оторопел.
Я решыл действовать наверняка. Если Птырь и в самом деле следит за каждым моим шагом, то ему необходимо подыграть. Расскажу всё, как советовал мне старик в метро.
- Мне не повезло, - говорю, - я стал жертвой известного питерского бандита Птыря. Точнее, еще стану. Я пришел с вами навсегда проститься. А завтра к шести вечера мне нужно встретиться с этим головорезом, он отвезет меня на свою дачу под Приозерск, там подвергнет страшным пыткам и сожжет жывьем.
Мать вытаращила глаза и плюхнулась в кресло, хватая воздух шыроко открытым ртом. Отец остолбенел - казалось, он принимает меня за сумасшедшего.
- А ну-ка, ну-ка дыхни, - приказал он, переведя дух. – Не пьян, вроде. Что за чушь ты порешь? Ты в своем уме?
- Да нет, я серьезно. Уж такая моя несчастливая судьба. Вы же слышали про Птыря – от него спасения нет. И никакого смысла нет звонить в милицию. Вы же знаете, что еще ни одна жертва не ушла от Птыря, - добавил я, украдкой поглядывая на дверь балкона, на торчащий из подставки кухонный нож и на электрическую розетку.
- Мать, звони в психушку, вызывай санитаров, - рявкнул отец, - с сыном хрень какая-то происходит. – Что, совсем одурела? На, выпей воды, приди в себя.
Я достал из холодильника несколько кубиков льда, вытащил из кармана платок и соорудил примочку. “Увезут в сумасшедшый дом – может, это и к лучшему? Вряд ли Птырь мог предугадать такое развитие сюжета.”
Отец накручивал телефонный диск.
- Брось, батька, - по-дурацки ухмыляясь, сказал я и тотчас придумал новую фразу для закрепления успеха: - Птырь Птырем, но раскрепощенное подсознание индивидуума свершает акт одухотворения над сущим миром и левентус агрикус модулярум идиотиссимус эст. Во.
Папаша поглядел в мою сторону с явным испугом, попятился, но ничего не сказал.
Не прошло и получаса, как квартира наводнилась здоровенными ребятами в белых халатах. Мне сделали какой-то укол, от которого я мгновенно расслабился и одурел. Всхлипывающая мать тихо отвечала на вопросы врача, а отец суетливо помогал санитарам раскладывать носилки.
- Нет, ваш сын не нуждается в госпитализации, - сказал здоровяк-психиатр, лицо которого поблескивало золотыми зубами, - у него просто гастрономический криз и обострение болезни Шмульмейстера. Мы сделали ему укол, к утру все будет по уму. Щяс он поймает крепкий кайф, оттянется и в натуре проспит до утра. Все равно будьте на стреме, секите, чтоб не вскочил и не сделал ноги. Базару нет?
Сознание быстро меня покидало и я не помню, как сон цепкими лапами охватил все мое существо.
Проснулся я с больной головой, будто после сильного похмелья, и никак не мог вспомнить события предыдущего дня. Папашей не пахло – видимо, уже укатил на работу. Мать спросила: - Тебе лучше, сынок?
Я ответил утвердительно. При попытке произнести слово острая боль пронзила распухшый нос. В мозгу ворочались тревожные мысли – и тут я вспомнил о Птыре, о назначенной им встрече и о моих вчерашних попытках самоубийства. И я сообразил, что больше половины суток уже потеряно – осуществлять план надо было срочно и решытельно.
- Все в порядке, мать. Не беспокойся, я здоров. А вчера плел чепуху, потому что с головой был непорядок, в драку угодил, по башке треснули.
- Но ты говорил что-то там про Птыря… - загробным голосом прошептала мать.
- Чушь это все. Птырь – политик, он давно переключился с банального террора на акции государственного масштаба.
Побриться не удалось - куда-то подевались бритвенные лезвия. Завтракая, я не мог найти кухонного ножа, он будто сквозь землю провалился. Исчезли все вилки, а рамки с картинками на стенах оказались без стекол. Мать, похоже, присохла к тяжелому креслу, загоражывающему балконную дверь.
“Надо создать видимость, что я заканчиваю срочные дела”, мелькнула мысль. “Возьму тачку, поеду по набережной, а в один прекрасный момент выверну руль в сторону и благополучно окажусь на дне реки. Только не дай Бог, если водитель окажется с накачанными бицепсами и бритой головой. Надо ловить интеллигентного дохляка, не вызывающего подозрений”.
Выходя из квартиры, я заметил тех же парней, которые курили и поматёрывались вчера на лестничной площадке. Один из них помахал мне вдогонку блатной кепочкой.
Тачку поймал почти сразу. За рулем сидел никакой не качок, а опрятного вида пожылой мужчина в кепке и темных очках.
- Университетская, 7 – сказал я, и мы помчались по городу. У меня действительно были срочные дела в университете. Мы должны проехать по мосту Лейтенанта Шмидта, а там если не удастся сбросить машыну в воду, то для осуществления замысла остается еще участок Университетской набережной.
К лицу водителя я особо не присматривался. Зловещей громадой всплыл впереди контур Фрунзенского универмага, перед которым горкой дыбился тот злополучный мост, где мне в 6 предстояло встретиться с Птырем. А было уже 11 часов утра.
На злополучном мосту через Обводный меня мелко затрясло и я едва удержался, чтобы не поддаться соблазну перехватить у водителя руль и вывернуть его направо. Затея явно не удалась бы из-за малой скорости, короткого расстояния и мелкой воды в канале. Шофер вел машыну нарочито медленно и, нарушая правила движения, остановился посреди моста – именно на том месте, где в 6 вечера должна состояться моя встреча со злодеем.
- Здесь? – спросил водитель.
Я глянул ему в лицо и взмок от ужаса. Шофер был уже без темных очков – я узнал в нем старика, похожего на Альберта Эйнштейна, который “пас” меня вчера в вагоне метро. Мне стало худо.
- Н-н-нет, промямлил я, - я же сказал адрес – Университетская, 7. Главное здание университета.
- Ах, простите, голова совсем дурная стала… Поехали.
Выполз я из кабинки на деревянных ногах. Я чувствовал себя сомнамбулой. Зашел зачем-то на кафедру, в библиотеку, потоптался по Дунькину коридору. Парни и девчонки проносились мимо, не подозревая о моем страшном горе. “О, повешусь в уборной. На ремне” – пришла в голову блестящая идея.
Украдкой посмотрел назад – никому до меня дела не было. Шмыгнул в туалет, заперся в кабинке и начал судорожно вытаскивать ремень из брюк. И тут ремень лопнул, лишыв меня шанса осущестить великолепный замысел. Я глянул на обрывок – не кожа, а какой-то дохлый синтетический материал. Ремень мне с очевидностью подменили. Меня разобрала икота.
"Разобью зеркало и осколком вскрою себе вены", подумал я. Как назло, под рукой не оказалось ничего твердого для нанесения удара по стеклу. В тот момент, когда я лихорадочно рылся в сумке, пытаясь найти что-нибудь металлическое, хотя бы ключ от квартиры, дверь открылась и в уборную ввалился мужык явно не студенческого и тем более не профессорского вида.
- Ну, козел, канай вон, - сказал он мне негромко и повернулся к писсуару.
Поддержывая штаны дрожащими руками, я вышел из туалета в коридор. Меня мутило. Стайка хохочущих студенток пролетела мимо, одна из них, тоненькая, стройная, с красивой полной грудью и очаровательным личиком, на ходу бросила мне маленький бумажный сверток. Он шлепнулся к моим ногам. Развернув упаковку, я обнаружыл в ней свернутый спиралью пояс, в точности похожый на только что мною порванный. В отчаянии я проверил его на прочность – гнилое изделие порвалось при минимальном усилии.
Как в бреду, я вышел на набережную и сел на лавочку. Светило яркое солнце, вода в Неве была неправдоподобно синей. Наверняка меня выловит оттуда милицейский катер, а Птырь растянет мои мучения еще на неделю. Я попытался закурить, но пальцы дрожали и не слушались. Время шло. Из головы не выходила кошмарная мысль о чудовищных пытках, которым подвергнут меня в Приозерске, о выломанных зубах, о содранной коже, о раскаленных клещах, о бормашыне и паяльной лампе – Птырь обожал пользоваться этими инструментами. Об электродах, воткнутых в зрачки, и о токе, бьющем прямо в мозг. Я думал о несчастных родителях, которые увидят мое изувеченное тело на экране телевизора. О горожанах, возмущенных жестокостью злодея, но поджавшых хвосты от панического страха перед ним. О смехотворном бессилии органов правопорядка. Мысль о самоубийстве отошла на задний план. Я был полностью морально опустошен.
Я добрел до Невского и в первом же гастрономе накупил много-много водки, не взяв сдачи. Водку пил из горлышка, сидя на лавочке и во все горло распевая матерные песни. Я швырнул бутылку в стеклянную витрину и расколол ее вдребезги. Милиция, проходя мимо, не обращая на меня никакого внимания, или только создавала вид безразличия, а прохожые обходили стороной. Некоторые, украдкой глянув в мою сторону, сочувственно и со страхом произносили вполголоса: “Еще один обреченный, прости Господи…”
В 6 вечера я был в назначенном месте, на мосту через Обводный канал у Фрунзенского универмага. Я тупо ждал Птыря больше двух часов. Неподалеку с таким же упорством ожыдали кого-то девушка кавказской внешности в сопровождении трех джыгитов и худенький очкастый еврей лет тридцати.
Девушка рыдала, джыгиты успокаивали ее на непонятном языке, временами переходя на русский: "Нэ бойса. Ми атабьём тэбя, вот увыдыш. Кунаки на ринке нэ зарэжут, тагда ми зарэжем". Очкарик нервничал, озирался и вздрагивал при виде каждого нового прохожего. Лицо его было смертельно бледно.
Я не мог знать, что мать пережыла тяжелый приступ и лежыт в кардиологической клинике, куда час назад привез ее отец, и что причиной стресса матери явилось объявление телепрограммы на будущую неделю: "Адская кухня Птыря. Мучения и страшная смерть Лейлы Магомедовой, Мишани Дундило и Арика Альтшулера". Я также не мог знать и того, что ожыдаемый мною Птырь с девятью кинжальными ранениями находится в коме и умирает в отделении скорой помощи Куйбышевской больницы на Литейном проспекте.