"Я размышлял о том, что существует, вероятно, некоторый предел способности к удивлению. По-видимому, я далеко шагнул за этот предел. Я даже испытывал некоторое утомление. Я пытался представить себе что-нибудь такое, что могло бы меня сейчас поразить, но фантазии у меня не хватало. Это мне очень не нравилось, потому что я терпеть не могу людей, неспособных удивляться. Правда, я был далек от психологии «подумаешьэканевидаль», скорее мое состояние напоминало состояние Алисы в Стране Чудес: я был словно во сне..."
А. и Б. Стругацкие, "Понедельник начинается в субботу"
_______________
Как ни странно, история моего неизбежного увольнения из Древнейшего профессионального технического заведения началась прямо с момента моего устройства на работу, в ноябре 1997 года. Заняла она девять лет, в течение которых внешне всё выглядело вполне благополучно. Но притом я отчётливо видел, как события выстраиваются отвратительной, зловещей чередой, ведущей к строго определенному концу. И в то время, когда ректор на собрании торжественно упоминал меня в числе нескольких сотрудников, наиболее полезных институту, я уже уверенно говорил своим родным и знакомым, что дело близится к развязке. И мне, видимо, пора активно искать новую работу. Тогда мне, конечно, никто не верил…
К сожалению, на кафедре экологии, куда я трудоустроился, работала доцентом дочь проректора. Особа невеликого ума, совершенно не способная к какой-либо творческой работе, очень слабохарактерная и не вполне адекватная. Её можно было бы искренне пожалеть, если бы всё это не сочеталось с удивительной подлостью. Почти постоянно пребывала она в мире своих нелепых фантазий, непременно компрометирующих кого-либо из окружающих, преимущественно на сексуальной основе. Реальность и собственный болезненный вымысел сливались у неё воедино. А полная безнаказанность позволяла широко делиться этими "откровениями" с каждым встречным, и даже со студентами на лекциях. При этом любая, самая абсурдная сплетня, только что сочинённая вдохновенным автором, подавалась слушателям уже как абсолютная истина. Любопытно, что при этом сама рассказчица, вне всякого сомнения, явно и истово верила собственным бредням.
И вот это странное создание активно продвигали по карьерной лестнице. Прежде всего, юному дарованию нужно было срочно обеспечить докторскую степень. Кем, из каких первоисточников и как именно была в рекордные сроки слеплена эта "диссертация", умолчу – непосредственного отношения к моей истории это не имеет. После мгновенного утверждения ученой степени в ВАКе (в экспертном совете которого числится и проректор) встала очередная задача – новоиспеченному доктору потребовалась собственная кафедра.
Для того, чтобы любимый ребёнок получил желанную личную кафедру, весь наш факультет был подвергнут коренной и, в сущности, разрушительной перестройке. Как именно перелопатили его структуру – описывать не буду: горняки всё это безобразие и так знают, а остальным, вероятно, такие детали будут не интересны. Скажу лишь, что в итоге не уцелело ни одной прежней кафедры…
Примечательно, что в составе новообразованной кафедры геоэкологии (сразу же метко названной коллегами "гэ-кафедрой") не оставили практически никого из прежних, опытных сотрудников, помнивших эволюцию горе-заведующей и знавших её подлинную цену. Кадры наспех сформировали из юных аспирантов, преимущественно не имевших ни практического опыта, ни минимальных принципов, ни каких-либо способностей и достоинств, кроме главных: подобострастия и готовности широко использовать абсолютно любые выгодные им средства. Эти ценные качества в данном случае стоили всех прочих. Ведь на таком отборном фоне даже одиозная фигура заведующей смотрелась вроде бы и так себе, не очень-то и вопиюще… Известный закон Паркинсона об иерархии глупости и профнепригодности во властной вертикали был соблюдён. Вот этот самый период формирования новой кафедры специально под яркую, харизматическую личность новой заведующей и завершил моё пребывание в Древнейшем-Наипервейшем.
Дело в том, что утверждению дочки в новой роли предшествовала активная PR-компания. В 2001 году произошло, пожалуй, ключевое событие. Претендентке на заведование, активно расхваливаемой перед ректором, была поручена большая ответственная работа – выполнение заказа одной крупнейшей производственной компании. Итог этой важной работы во многом и определял оценку пригодности руководительницы на роль заведующей кафедрой. И тут мне было сделано секретное предложение: поучаствовать в этой работе за приличное вознаграждение. Я, разумеется, согласился заработать и бодро приступил к делу, благо тематика оказалась знакомой, по ней имелся значительный собственный "задел". Очень скоро выяснилось, однако, что на какую-либо помощь "руководительницы" рассчитывать не приходится хотя бы потому, что последняя физически не в состоянии сосредоточиться хотя бы минут на пять. Любая попытка конструктивного делового разговора срывалась, поскольку этот самый разговор немедленно превращался в поток нелепых сплетен о коллегах. Компрометирующие материалы, как я уже отмечал, буйно измышлялись прямо по ходу разговора и носили непременно сексуальный, точнее, сексопатологический характер. Не скажу, чтобы я был особенно этим удивлен. Нет, этим только подтвердилось моё исходное предположение, что в работе придется рассчитывать исключительно на собственные силы. Разумеется, некоторую техническую помощь оказали также мои аспиранты и студенты.
Опущу подробности этой огромной, нелёгкой, авральной работы. Скажу лишь, что в итоге она была выполнена строго в поставленный, неправдоподобно малый срок и, тем не менее, вполне качественно. Ректор, курировавший работу, лично ознакомился с результатом и выразил удовлетворение. Разумеется, он-то полагал, что всё действительно выполнялось под руководством и при активном участии дочери проректора. Тем более, что сам я с ректором вовсе никогда не общался. "Не по чину" – подумаешь, какой-то профессоришка, научный "негр"… Все рабочие контакты осуществлялись через проректоршу, которая и давала событиям нужное "освещение". В итоге в громадном списке исполнителей готового отчета, наряду с руководителем, числилось множество удивительных исполнителей – какие-то неясные деятели науки из АХЧ, даже чуть ли не из охраны, из прочих вспомогательных служб… Где-то среди них затерялся и я. Деньги, впрочем, заплатили, и даже заметно большие, чем обещали – в знак приятного удивления качественным результатом. Вскоре после этого ректор и упомянул меня на каком-то собрании как одного из ведущих "кормильцев" института, к чему я, помню, отнёсся со здоровым юмором. Удачно совпало по времени и моё представление на профессорское звание. Дело в том, что, хоть я и честно отвечал всем формальным критериям, однако известно было немало случаев, когда таким же претендентам, тем не менее, отказывали в представлении на это звание безо всякой на то причины. А тут – всё прошло без сучка и без задоринки… А вот далее – начались неприятности.
Тут надо сказать, что среди моих студентов–помощников была такая Татьяна Петрова (народ должен знать своих героев) – девочка из не очень благополучной семьи, выделявшаяся мужеподобной внешностью, хамоватостью и грубыми манерами, странно сочетавшимися с неумеренной льстивостью. Я относился к ней с жалостью, периодические хамские выходки списывал на дурное воспитание и наивно полагал, что со временем их постепенно удастся искоренить. Надеялся я также в дальнейшем исправить и некоторую её неразборчивость в средствах достижения цели… Я уделял этой студентке много времени, как, впрочем, и всем остальным своим подопечным. Учил собирать и обрабатывать материал в полевых исследованиях, анализировать получаемые результаты, писать научные тексты – в общем, возился с ней, начиная с её первого курса, готовил в аспирантуру. Постоянно изыскивал способы помочь ей деньгами так, чтобы они казались заработанными. Авансом включал её в соавторы своих статей: для поступления в аспирантуру девочке нужны публикации…
Как потом выяснилось, всё это время она исправно "стучала" проректорской дочери на меня и на моих студентов, да ещё и врала при этом с три короба, стараясь угодить её странным, болезненным вкусам. И чем более чудовищный характер имели эти измышления, тем охотнее воспринимались. Зёрна падали на весьма благодарную почву и всходы давали удивительные. И вообще, контакт между этими двумя персонами установился… как бы это выразиться… самый тесный. Брезгую вдаваться в детали… Вот уж верно сказано, что подобное тянется к подобному. Только распределение ролей у них оказалось необычным: слабенькая дочь проректора быстро попала под полное доминирование вдвое младшей её юной авантюристки…Скажу лишь, что за всю мою жизнь, богатую событиями и людьми, мне никогда не приходилось видеть столь испорченное существо.
И вот я узнаю, что на основе написанного мною отчета с минимальными дополнениями создается другой – для другого заказчика, тоже весьма небедного. Причем компилировать новый текст поручено… этой самой моей помощнице-студентке. Затем – следует ещё один подобный отчёт с неслабыми гонорарами компиляторше… Моё же имя даже не упоминается среди авторов, и денег я тоже никаких не получаю. Вникните: плату за компиляцию моих текстов теперь получала моя же ученица, доносчица и клеветница. Разумеется, мне об этом знать не полагалось, всё делалось тайно. Но мир – не без добрых людей, а в институте обеих этих особ любят не более, чем они того заслуживают. И тайное стало явным.
И тут мне предложили очередную работу в качестве тайного "негра" на ту же самую дочь проректора. Разумеется, теперь я с негодованием отказался.
Последствия, как говорится, не заставили себя ждать. Буквально на следующий день наш декан (он же – заведующий нашей кафедрой) с таинственным видом вызвал меня в коридор и сообщил, что на меня поступил донос. Заявление от неких студенток, которых я якобы сексуально домогался непосредственно в институтском коридоре (?!). Показать мне этот примечательный документ или познакомить с его авторами декан наотрез отказался. Явственно ощущалось, что сам он в эту белиберду не верил, но и ссориться с проректоршей и её дочерью не собирался, поэтому от комментариев старательно воздерживался. Впрочем, авторство этой безумной филькиной грамоты было и так очевидно…
Со дня на день нашу кафедру должны были разделить на две: экологи (и я в их числе) должны были отойти в подчинение дочери проректора, а специалисты по охране труда по-прежнему оставались под руководством декана. И я категорически заявил ему, что не смогу работать под началом особы, которая фабрикует на меня ложные параноидальные доносы, да ещё и при пособничестве моей же бывшей ученицы.
В итоге мы договорились, что я останусь на второй половине делящейся кафедры, которой будет заведовать сам декан. О чём он и доложил проректорше…
Это в семейные планы явно не входило. Меня хотели припугнуть, привести в повиновение и загнать в ярмо, чтобы я продолжал тайно батрачить на дочурку. А я вместо этого вообще срывался с крючка. Как потом выяснилось, с этого момента доносы про мои массовые сексуальные домогательства стали формироваться регулярно и хлынули в большом количестве. Составляла их всё та же сладкая парочка. А подписывать заставляли различных студенток, небезосновательно боявшихся отчисления в случае отказа. Вся эта письменная продукция до поры копилась у проректорши в особой папке.
Тем временем, разделение кафедры состоялось, и я, уже под руководством декана, возобновил занятия экологией. И вот наш отчёт о большой проделанной работе был успешно принят. Этого, видимо, перенести уже было никак нельзя: альтернативная экология, постоянно действующий источник опасности! Ведь рано или поздно выяснится, какой-такой великий учёный есть эта самая дочка, разразится скандал, а тут под рукой будет ещё один успешно действующий доктор наук-эколог… Не-е-ет, это нужно было пресечь.
Окончательно развитие событий было катализировано подоспевшим письмом из РГПУ им. А.И. Герцена. Коллеги с факультета биологии сделали запрос на имя ректора с ходатайством разрешить мне возглавить их государственную аттестационную комиссию. Письмо передали проректорше, которая сперва отмалчивалась, а потом, на очередное напоминание из РГПУ, заявила, что я – аморальный тип и быть председателем ГАК недостоин. Чем, естественно, немало удивила администрацию РГПУ. Меня просили объяснить, что это вообще за бред и что за бесовщина у нас там творится…
Видя, что я "не унимаюсь", проректорша решила поставить точку. Взяла папку с кучей состряпанных доносов и пошла на приём к ректору – попросила принять меры против разгулявшегося маньяка. Ректор долго рассуждать и разбираться не стал. Мне было передано указание – срочно исчезнуть из института по-хорошему, в противном же случае гарантировалось исчезновение "по-плохому". Далее декан, передававший мне эту информацию, многозначительно прибавил, что в Питере действительно множество людей ежегодно исчезает без следа... Закатают в асфальт, и все дела. Когда я спросил его, что это вообще за разговор такой безумный и где мы с ним, собственно, находимся – в высшем учебном заведении, бывшем кадетском корпусе, или в бандитской "малине", означенный декан ответил, что вот из-под асфальта мне и станет виднее, где мы, понимаешь ли, находимся.
Собственно, было уже не важно, где именно созрела эта восхитительная формулировка про "по-плохому" и про асфальт: действительно ли на самом верху, или уже по дороге ко мне, на каком-то из этажей "вертикали власти". Конечно, можно было бы упереться, дождаться увольнения по нехорошей статье и обратиться в суд. Но ведь даже в самом лучшем случае, если бы увольнение признали незаконным и меня восстановили на работе, я смог бы потом, как водится в таких случаях, только лишь написать заявление об уходе по собственному желанию – ясно, что спокойно работать там мне бы уже не дали. Учитывая же соотношение материальных возможностей моих и моих "оппонентов", рассчитывать на положительно решение суда тут вряд ли приходилось. И я с отвращением и, в то же время, с облегчением написал заявление об уходе по собственному желанию.
2006г.