Мы будем помнить вас вечно!

Никонова Елизавета
За верхушками сосен брезжил рассвет. Небо, несмотря на ранний час, затянуло грозовыми тучами. На востоке вовсю бушевала стихия, сплошной стенной лил дождь… Танечка сидела на деревянной лавке посреди пустого, затхлого огорода. С минуты на минуты должна была прийти мать. От нетерпения, а может быть просто от скуки, Таня забавлялась, пиная мелкие камушки в лужу. Те в свою очередь при попадание издавали противный  булькающий звук и тонули, несомые нелёгким весом на дно.
-Внученька! – позвала бабушка, выглядывая из-за весёленьких цветастых занавесок. – Чай не трудно, сходи в лесок, листиков целебных набери.
-Ну, баб! Мама придёт, и я тут же сбегаю! – отмахнулась от просьбы Танька.
-Так я уж водичку то вскипятила. Коли остынет, снова кипятить придётся… - попыталась уговорить Марья Степанова Таню, но та упрямо вглядывалась вдаль.
-Эх, от чего ж нерадивая, то такая вымахала… - запричитала бабка, кутаясь в серый изношенный платок и через некоторое время возникая на пороге дома.
А Танечка ничего не замечала, всё мамку ждала. И вот из-за поворота, наконец-то показалась хрупкая  девичья фигурка.
-Мама, мамочка, вернулась! – воскликнула Танька и побежала на встречу.
От быстрого бега сердце её забилось часто-часто, волосы растрепались, полы коротенького платья разлетелись по ветру. Шаг, ещё один и Танька оказалась прижата к материнской груди.
-Доченька, миленькая… Танечка – шептала Люда, глотая слёзы счастья.
Мешок с вещами упал наземь к ногам.  Дорожная пыль взметнулась, запричитали травинки, легонько покачиваясь в такт словам.
-Людмила! – бабка не устояла и тоже поковыляла к дочке и внученьке. – Вернулась!
-А ты, мать, сомневалась? – спросила Люда, поднимая сумку и поглаживая Таньку по лохматой головёнке и то и дело, прижимаясь пересохшими губами, к её светловолосой макушке.
-Глупая ты Людка… - одинокая слезинка скатилась по испещренному глубокими морщинами лицу.
-Мам, только ты не плач. Тебе волноваться нельзя, сердце слабое!
-Да, коли такой случай – Марья Степановна сжала подрагивающие губы – Не грех… - прошептала она, прижимая кулачок к устам и спустя мгновение, сжимая кровиночек в крепких, но по-матерински нежных объятиях.
***
Время было предобеденное. Молодой парень сидел на пороге разрушенного дома и сжимал в руках потрёпанную годами чёрно-белую фотографию. Бледное исхудалое лицо было напряженно, глаза медленно наполнялись горючими слезами… Одна слезинка всё-таки скатилась по щетинистой щеке и упала на дорогое сердцу фото.
-Леночка… Мама… - прошептал майор и резко поднялся, но тут же упал, военная травма не давала покоя, там под Ленинградом парню оторвало ногу. – Я защищал Родину, но не смог уберечь Вас… - сказал майор, закрывая лицо руками.  – Не смог! – судорожно прошептал он, хватаясь за еле уцелевшую балку. – Где мы были, отец! Где были, когда… - сил договорить ему не хватило, майор упал наземь и уткнулся носом в, казалось, пропитанную кровью землю. 
***
В тоже время  на другом конце страны на станцию прибыл состав. Толпа людей на платформе возбуждённо гудела. Послышались радостные вскрики. Тут же  люди  прильнула к вагонам, всматриваясь в окна и жадно выискивая, знакомые лица. Вот на подножке появился первый выживший, победивший, прошедший всю войну… Герой. К нему тут же бросилась подтянутая, бледная как сама смерть женщина.
-Иванушка! Сын мой! Вернулся… живёхонький… - женщина ринулась к подножке, и прапорщик, соскочив к ней на встречу, закружил мать в объятиях.
И потянулась вереница, отвоевавших честь и свободу Родины. Со всех сторон слышались облегчённые вздохи матерей, сестёр, невест… Только одна женщина достопочтенного возраста пробиралась к составу, глаза её судорожно выискивали родное лицо, но вместо этого её окружали счастливые, но такие чужие в этот момент люди. Его не было среди прибывших… Не было…
-Вы Ваньку не видели? Ваньку Стельцева? – вопрошала она у мужчин в форме, хватая их за руки, но те сочувственно отнекивались.
Платформа стремительно начала пустеть, состав тронулся и отошёл, следуя расписанию. Но женщина не оставляла попыток найти сына, пока её резко не остановили. Она обернулась и встретилась глазами с пожилым мужчиной.
-Ванька, сын Ваш, погиб, в ночь, не дойдя до Берлина… Погиб смертью храбрых… - сухо сообщил он. – Вы можете им гордиться!... – сказал, а глаза, как бездонные колодцы наполнились непролитыми вовремя слезами.
-Как… погиб? Не мог он! Вернётся! – слова протеста невольно сорвались с её губ,  женщина вмиг помертвела. – Он обещал… - шепотом сказала она и осела на холодные плиты. – Обещал…
Статуей замерла  убитая горем мать. Мужчина, что остановил её, отошёл на несколько шагов, сжал кожаный ремень сумки, и, опустив глаза в пол, сказал, чуть подрагивающим, осипшим голосом:
-Он девушку спас… А сам… сам не вернулся…
Тишина, что воцарилась на платформе, известила, что толпа схлынула. Остались лишь матери, жёны, невестки, дети, братья… семьи, чьи сердца разбились о суровую сущность реальности. В этот миг их объединило общее горе.

Вечерело. Траур охватывал всё большие территории. Тысячи, миллионы солдат оставались на поле боя. В сердцах будущих поколений они навсегда запомнятся героями. Но мало кто вспомнит ни их, а близких, что преданно ждали с войны кровинушек, товарищей, любимых… Они тоже герои. Их тоже надо помнить и уважать. Тем поколением можно гордится. Они наши предки. Они даровали нам светлое будущее. Спасибо им за всё!