Он когда много лет назад, в какой-то случайно попавшейся ему антологии, драной и без обложки, прочитал это, японское, что ли, стихотворение, то его поразил образ – Ветер в соснах. Потом всегда повторял – это как ветер в соснах – и ему представлялся некий невнятный, то ли пересвист, то ли закипающий чайник на даче, на электроплитке, то ли разговор между высокими, долго идущими в небо светло-коричневыми чешуйчатыми стволами с кронами на самом верху.
Так и выбирал.
Руководствуясь этим ветром, звуком. В общем-то, не имеющим никакого отношения к реалиям его жизни.
Когда все началось, нет, не так, когда только все стало намечаться, когда появились первые мысли и первые, еще невнятные признаки, сразу задумался. Он чуткий. И начал выбирать.
Допустим, родная деревня.
В деревне хорошо. Если в городе наступишь в говно – долго обувь отмывать надо, в каждый рубчик подошвы залазить и выковыривать, но очень не хочется – противно. А в деревне наступишь в коровью лепешку, даже босиком – ничего, нормально. А от человеческого или собачьего – невыносимо. Потому что, коровье из травы, а человечье из говна же.
Коровьими лепешками вообще, вроде бы, чего-то лечат, он точно не помнит, бабушка, кажется, рассказывала.
А, допустим, лошадиное даже пахнет хорошо. Для тех, кто в прошлой жизни служил в кавалерии, например. Он где-то читал. Или еще застал живых лошадок, задействованных для работы. Их такая в соседнее село в школу возила, маленьких. А большенькие сами бегали. Летом бегали, зимой ходили. Бывало, протянешь кусок ржаного, горбушку, лошадь возьмет губами, и так хорошо на душе становится, как будто уже все сбылось.
Но в деревне – далеко. Хотя родни полно. Ну, не то чтобы совсем «полно», но больше чем в городе, а главное ближе они как-то, именно что роднее, тут родня – слово обозначающее степень связи, а там, в деревне, – однородность крови.
И ездить неудобно, конечно. Сначала автобусом почти пять часов, а потом или пешком или на попутке семь километров. Но попуток сейчас нет, люди бешеные пошли и трусливые одновременно. Может быть, одно от другого и происходит. А машину он продал, как все понял, так и продал.
Хорошая машина была. Японская. Нестарая – три года всего как купили. Вместительная, универсал, специально брали на дачу ездить. Вот еще головная боль – дача. Ладно, это он потом обдумает. В общем, продал машину.
Деньги будут нужнее, чем колеса.
В городе тоже есть приличные места, точнее два. «Владыческое» и ГорСбурПред № 7.
«Владыческое» – блатное место, но шанс есть, у него школьный товарищ, Петька Ушаков, большую должность занимает в городской управе и именно по этому профилю, если вовремя обратиться, поможет.
Но гораздо симпатичнее ГорСбурПред, хотя название, прямо скажем, дурацкое, и, конечно, не такое красивое как «Владыческое». А расположено удобно. Там рядом огромный торговый центр иностранцы построили и соответственно пустили новый автобусный маршрут. Бесплатный! Тут сел – там вышел, езды, на все про все, сорок две минуты. Дочке и жене будет удобно. Вернее, жене и дочке.
Так и решил. Посоветовался еще с Анной, женой, и решил. Официально сказал, как помру, там, значит, хороните. Осталось-то. Не сегодня – завтра выпишут домой. Сейчас в больницах стараются не оставлять безнадежных, возни с ними, да и вообще.
Если что, денег на взятку должно хватить. Через того же Петьку договоритесь. Машину же продали. И вовремя продали, в самый сезон, хорошему человеку, по крайней мере, на вид – хорошему, он еще все рукой как-то смешно себя по виску все время поглаживал, как комариный укус чесал. Денег прилично получили, в общем, должно хватить.
А где лежат, сама, чай, знаешь.