Читать, писать и считать меня научили рано. Мама и папа работают обычными рабочими на военном заводе нашего посёлка, но, видимо, понимают, что «ученье – свет». А, может, положительное влияние моей умной старшей сестры сыграло свою роль. В школу меня подготовили ещё с пяти лет и поэтому в детском саду постоянно «запрягают» моё умение выразительно и громко читать и рассказывать. Ставят всегда ведущим на всех утренниках. Как меня это достало!..
На порог пришла красивая белоснежная зима, последняя зима моего дошкольного детства, детства детсадошного. Предновогодние дни выдались немного холодноватыми, но не для нас, малышни, «ныряющей» и «купающейся» во всех сугробах дворов и пришкольного участка. Палисадники вокруг наших пятиэтажек давно обследованы на предмет новых снежных куч, сугробы уже перемерены и утоптаны. Да вот, видимо, не все.
- Тётя Надя, а Стасик выйдет гулять? – постучав кулачком в варежке в нашу дверь, спросил у моей мамы детсадошный друг Валерка из соседнего дома.
- Нет, Валера, пока не выйдет, - отвечает она, - он готовит стихи к завтрашнему новогоднему утреннику в садик.
- Тёть Надь, ну, тёть Надь, хоть, на немножко, - взмолился Валерка. Ему так не терпится показать мне, какой он нашёл классный необследованный сугроб, где еще «не ступала нога человека». Ему жуть, как хочется мне показать этот сугроб, что бы я позавидовал, что он первый нашёл.
- Хорошо, - чуть смягчилась мама, - через двадцать минут он выйдет на немного, он почти закончил учить.
А я стою за её спиной и думаю «Ну как же меня достали эти утренники в садике! Все гуляют, один я дома сижу! Быстрей бы уж в школу, там отстанут, наверное!». Знал бы я свой «конкурсный» путь в школе, но мама закрывает за другом дверь и спокойно произносит:
- Маленько осталось, шесть строк. Закончишь, пойдёшь на часик погуляешь, - и направляется в нашу с сестрой комнату.
Мы продолжаем учить роль ведущего, а в голове свербит одно «Сейчас Валерка безе меня все сугробы облазает». Как надоело стихи учить!
Через полчаса я, одетый по самый нос в тёплые вещи, открываю дверь из квартиры и выныриваю на площадку. В несколько шагов скатываюсь со второго этажа и бегу на улицу.
- Я устал тебя ждать, - обиженно произносит Валерка, - там сейчас без нас все сугробы проверят, побежали быстрее.
И мы мчимся со всех ног в соседний двор, где в углу чужого детского сада он и нашёл шикарный высокий сугроб. Мы взбираемся без проблем на забор, с которого бух! Кубарем катимся в сугроб, счастья полные валенки!..
- Слушай, а чего тебя мамка достаёт, гулять не пускает? – начал свой допрос друг, удовлетворённый временной победой надо мной.
- Да так, - смущённо отвечаю я, - завтра же на утреннике ведущим буду. Последний утренник в садике. Надоело, не хочу! – распаляюсь.
- Серьёзно, не хочешь? – допытывается Валерка. – Есть способ не вести утренник.
- Какой? – я тут же вскакиваю в сугробе.
- Наешься снегу. Завтра голоса не будет. У меня так брат старший делал, когда не хотел в школу идти. Горло красное, гланды большущие, вот и всё. Мне уже не прокатит. Мамка знает способ быстро лечить.
Я сначала с большими глазами гляжу на друга. Понимаю, что так делать нельзя, да только утренник вести ужас, как не хочется. И начинаю горстями есть белый снег, больше и больше. Ем, пока во рту не замёрзло совсем, не онемело.
- Во, - Валерка довольный, что помог другу, встаёт из сугроба, - теперь можно идти домой и завтра ты заболеешь…
- Так, догулялся, - жёстко говорит мама рано утром, когда будит меня в детский сад и видит мои расширившиеся круглые гланды, - снег что ли ел вчера?
Я испугался, как же она могла узнать? Всё, приехали, сейчас что-то будет.
А она достаёт так нелюбимый мой рыбий жир, одновременно горячего молока наводит с мёдом и маслом и всё это лихорадочно одновременно пытается мне в рот затолкать. Ей жутко от того, что…
- Ты понимаешь, что подвёл всю выпускную группу. Надежда Константиновна на тебя надеется, как на взрослого. Доверила вести последний выпускной новогодний утренник. А ты!
Мне одновременно и хорошо, что не буду вести утренник, и плохо, понимаю, ведь, что всех подвёл. Я знаю, что в садик придёт много пап и мам. Все будут нарядные и красивые, что… Танька, моя Танька с белыми волосами и голубыми красивыми глазами будет смотреть на меня плохо, она же ведёт со мной утренник. Что же я натворил? А всё Валерка проклятый. Завидно ему было, что не он утренник ведёт. Что же делать? В голове настоящая каша «дружба», которую я очень люблю и прошу всегда маму мне её варить. А «дружба» потому, что она из пшёнки и риса вместе сварена и очень мне нравится с маслом и песком.
За те минуты, пока я давлюсь горячим молоком с мёдом и маслом, время летит так, словно выпущенная из пушки ракета. Да, оно убегает от меня, а до утренника остаётся совсем ничего. Я после каждого глотка прошу маму посмотреть, не стали ли меньше гланды, не упала ли температура.
- Что, понимаешь, как плохо ты поступил? – мама гладит меня по голове, из моих глаз катятся горькие большущие слезинки.
- Да, - еле хриплю я, - но я смогу провести утренник, мама, я смогу, - а голос хриплый, как у старой ржавой пилы из дедовского сарая…
- Новый год! Новый год! Новый год настаёт! – почти ору я во весь голос, а получается еле-еле слышно.
Я стою перед всеми зрителями в разукрашенном и разнаряженном детсадовском актовом зале. Стою рядом с большой и красивой ёлкой, на которой горят гирлянды огоньков. В белой рубашечке и белых гольфах, в чёрных шортиках и ботиночках, а на шее красуется черная «бабочка» с серебристыми нитями по краям. Голос мой дрожит и хрипит, словно у заправского барда Владимира Высоцкого. Но я стараюсь, выразительно выговариваю все слова и буквы, все интонации стихов и действия сценария. А по спине, по моей спине толстой живой струйкой стекает в шортики пот, рубашка прилипла к лопаткам от перенапряжения, хоть выжимай. Со лба тоже стекают капли пота и моей детской глупости. Как же я могу подвести свою любимую Надежду Константиновну, как же?..
Утренник закончился, я получил море аплодисментов и улыбку моей Танюшки, моей детсадовской белокурой подружки и второй ведущей праздника. Меня и маму все хвалят, обнимают и целуют. День удался, но какими мамиными усилиями и нервами, знаем только мы с ней, но это остаётся для всех великой тайной. Только мы знаем…
Почему-то всегда, заканчивая очередной рассказ о своём детстве, мне хочется самому себе задать какой-нибудь вопрос. Так и здесь на языке вертится один – а стал бы я писать стихи и прозу, если бы не те детские учения и умения, ошибки и поражения, победы и всплески эмоций сделать что-то интересное и неординарное?
Не знаю, но очень бы хотелось знать, очень…
2 мая 2016 года