Бывает иногда, что не получается у меня жить. По разным личным и общественным причинам. Само собой, я давно уж придумал себе разные способы это преодолевать. Можно выпить чаю, можно заставить себя работать, можно с котом поговорить или со Спиридоном или достать любимую старую книжку, и с ней в обнимку уснуть. Лучше всего выйти на улицу и на всё там смотреть. Или нет, не просто выйти, а пойти куда-нибудь, с определённой целью, например к роднику. Идти и по дороге на всё смотреть, и думать о пустяках, или не думать вовсе. Бормотать песенку или молчать, или считать шаги – неважно.
От дома спуститься по проулочку между огородами, потом по улице направо, потом налево и ещё раз налево. По правой стороне надо не пропустить заросли вербы около столба и зелёной скамейки. Они на самом деле не сплошные, эти вербы, там тропинка есть к ручью. Просто редко кто ходит, вот и заросло. Раньше чаще ходили, а теперь поуезжали люди из Молдавии, везде пустые дома стоят, некому ходить по этой тропинке. Она, ктати, довольно неудобная: крутая, тёмная, вербы сверху над нею сплетаются ветками, а снизу корнями. Такое колдуньино царство, сумрачное, сыроватое, навеки пронизанное маленькой зябкой жутью. Даже такой большой и бесстрашный дядька как я ходит здесь поёживаясь, а последние шаги позорно пробегает, спеша вырваться на простор.
А вот он простор, вот он! Вот он ручей, а за ним долина, а дальше холмы, и на холмах лес. Родник - как раз у подножья ближнего холма, я потому и хожу именно этой дорогой. В ручье плавают четыре гуся, на бережку пасутся всякие личности. Здравствуйте, гуси, привет, коза, и тебе, коза, привет, здравствуйте, уважаемый бык, лошадь, я так скучал по тебе, ты прекрасна!
Иду к роднику, удивляясь тихим, неимоверным чудесам долины: ромашке, шалфею, пастушьей сумке, юному мохнатому тысячелистнику. Сегодня прохладно, ветер нагнал тяжёлых сырых облаков, они повисли низко, над самой землёю и эхом откликаются даже на едва слышные звуки земные. Даже на шаги мои по мягкой траве.
Вот я дошёл и гляжу на воду, и слушаю, как вода звенит, и эхо этого звона слушаю, слетающее с пасмурных, дремотных небес. Но нет, это не я слушаю. Меня давным-давно нету на свете, я растворился в нём, стал влажным суглинком, шелестом верб, теченьем воды, вон той смешной козявкой, непроглядною мглой над холмами. Я стал долиной этой, и это над моими травами сейчас слева направо два аиста изумительно летят, а справа налево перепархивает удод, мерцая светлыми полукружьями крыльев. И дождик вот-вот пойдёт надо мной, даруя благое беспамятство.
Тут мне за шиворот падает с неба холодная капля , я подпрыгиваю, издаю хриплое рычанье, хватаю бутыль с водичкой и бегу домой. А вслед мне оглушительно ржут ехидные лягушки.